(Сцена на мельнице)
1.
Ночь. Небо. Быстро летящие грозовые тучи. Сквозь них бледный лунный свет. Ветер. Молнии. Гром.
Аппарат опускается. Бушующее море леса.
Глухая лесная тропа. Огромный медведь вылезает из чащи и перебегает тропу.
Яснеющее небо. Гроза пронеслась. Гром все дальше, глуше, и наконец затихает совсем. Луна пробивается сквозь прозрачные после грозы облака.
Та же лесная дорога. Яркий лунный свет. Два всадника, Борис и Семен Годуновы, едут на аппарат, проскакивают по бокам экрана. Видна уходящая дорога. Показывается мельница, старый мшистый сруб с шумящим в запруде колесом.
Всадники подъезжают к мельнице.
Семен спешивается, стучит в окно долго, сперва кулаком, потом кнутовищем.
Семен: Мельник, мельник, а мельник! Оглох, старый пес, что ли?
Мельник (приотворяя оконце): Нет на вас погибели, чортовы дети. Кто такие? Откудова? Коли вор, берегись, свистну по башке кистенем, с места не сойдешь.
Семен: Что ты, пьяная твоя харя, протри глаза, аль не видишь, бояре.
Мельник: Что за бояре? Знаем мы вас, шатунов. (Вглядываясь): Что за диво? А я то, старый дурак, сослепа... Ох, не взыщите, кормильцы, сейчас, сейчас. (Скрываясь в окне).
Семен помогает Борису спешиться.
Борис: Это он и есть, колдун?
Семен: Он самый.
Мельник отворяет дверь и выходит на крыльцо, старый-старый, весь как лунь, огромный, косматый, как тот медведь, что перебежал тропу.
Мельник (кланяясь низко): Ах, гости дорогие. Сбились, чай, с дороги, заплутались? Место наше глухое, долго ли до греха? Переночуйте, родные.
Семен: Бери коней. Конюшня-то есть?
Мельник: Нет, батюшка. Да мы тут, сейчас, за тыном привяжем.
(Привязав коней): В избу, кормильцы, в избу пожалуйте.
Большая курная изба, закоптелая, тускло освещенная воткнутой в светец лучиной. Гости входят, ищут глазами иконы в углу.
Семен: Боги-то где ж у тебя?
Мельник (ухмыляясь): Боги тю-тю, воры намедни украли. (Усаживая гостей на лавку): Чем потчивать, батюшки?
Семен: Ничего не надо. Мы к тебе за делом, старик. Будем гадать.
Мельник: Кому же, тебе, ему, аль обоим?
Семен: Нет, не нам, -- царю Борису Феодоровичу.
Мельник: Да разве он царь?
Семен: Днесь наречен, а невдолге будет и венчанье.
Мельник: Ахти, а я и не знал, вот в какой берлоге живу.
(Подумав): Да как же царю-то без царя гадать?
Семен: Этот боярин -- ближайший друг царев. Все, что скажешь ему, царю скажешь.
Мельник (Пристально вглядываясь в Бориса и падая вдруг на колени): Батюшки, родимые, не погубите, помилуйте. Мне ли, смерду, о царе гадать? Коли что ему не по нраву скажу, -- ведь прямо под топор, на плаху...
Семен: Полно, не бойся, старик, никто тебя не тронет. Вот тебе царев гостинец. Кидает ему мошну. Тот прижимает ее к груди, жадно щупает.
Мельник: Ух, сколько.
Семен: Ну, живей.
Мельник: Здесь, бояре, нельзя -- надо вниз, к колесу. Да и вдвоем негоже. Ты здесь оставайся, а он пойдет со мной.
Семен: Ладно, живей.
Мельник: Мигом, только огонек запалю, да петушка зарежу черного...
Борис (Тихо, как будто про себя): Резать не надо.
Мельник (Вглядываясь в него еще пристальнее): Как же, батюшка? Без крови нельзя.
Борис (Так же тихо): Ну, ладно, режь, только подальше, чтобы я не слышал.
Мельник: Небось не услышишь, чик по горлу и не пикнет.
Мельник уходит. Молчание. Ветер опять поднялся. Слышно, как лес шумит. Борис, упершись локтями в колени, опустил голову и сжал ее ладонями.
Во время разговора Бориса с Семеном черный кот, спрыгнув с печи, ластится к ногам Семена, тот отталкивает его ногою: "Брысь". Кот, выгнув спину горбом и ощетинившись, жалобно мяучит.
Выйдя из-под лавки, вороненок ковыляет по полу, волоча больное крыло. Семен хлопает на него ладонями. Вороненок хочет взлететь на одном крыле и не может, падает, опять ковыляет, косит на гостей одним глазом, разевает кроваво-красный клюв и каркает.
Семен: Государь, а государь.
Борис (не подымая головы): Ну?
Семен: Старый плут, кажись, что-то пронюхал. Ох, берегись, государь... Что как не мельник тут главный колдун, а князь Шуйский? Он тебе наколдует... Я бы этого мельника на первый сук вздернул да всю его чортову мельницу огнем спалил.
Борис: Может, и спалю, но раньше судьбу узнаю.
Семен: Эх, государь, что узанавать? От судьбы не уйдешь, человек в судьбе не волен.
Борис (подымая голову): Нет, волен, только бы знать, только бы знать. (Прислушивается): Что это? Слышишь? Режет?
Семен: Что ты, батюшка, полно. Ветер воет в трубе, аль ржавая петля в дверях визжит. Ох, государь, лучше уйдем от греха. Сколько молились, постились, да прямо из святой обители в гнездо бесовское. Грех.
Борис (глядя ему в глаза с усмешкой): Вон чего испугался. Нет, брат, нам с тобой греха бояться, что старой шлюхе краснеть.
Входит мельник.
Мельник: Готово, боярин, пожалуй.
Борис выходит с ним через низкую дверцу на лестницу, ведущую вниз, где слышен шум воды, гул жерновов и стук колеса.
2.
Два чернеца, Мисаил и Григорий, с посохами в руках, с тяжелыми за плечами котомками, в облепленных грязью лаптях, насквозь промокшие, пробираются берегом реки к мельнице с той стороны, куда ушли гадать Борис и мельник. Мисаил лет пятидесяти, низенький, жирный, красный, с веселым, добрым и хитрым лицом. Григорий лет двадцати, высокий, стройный, ловкий, с некрасивым, но умным лицом, рыжий, голубоглазый.
Мисаил чуть ноги волочит, кряхтит и охает. Григорий идет бодро.
Ясное небо, яркий месяц, сильный ветер. Лес шумит, как море.
Григорий: Вот она, мельница.
Мисаил: Ох, Гришенька, боязно. Мельник-то, слышь, колдун, с чертями водится. Лучше в лесу переночуем.
Слышно, как у плотины стучит колесо. Слабый свет костра мерцает сквозь ветки деревьев.
Григорий: Видишь, огонь?
Мисаил (крестясь): Матерь Пресвятая Богородица. Да ведь это они -- с рогами, с хвостами, черные, у -- у. Скачут, пляшут, свадьбу справляют бесовскую...
Григорий: Дурак. Чего испугался. Видишь, люди. Двое. Что они делают? Колдуют, что ли? Пойдем-ка, посмотрим.
Мисаил: Что ты, братик миленький. Прямо им в когти...
Григорий: Ладно, спрячься в кусты, коли трусишь, а я пойду.
Мисаил: Ой, не ходи, Гришенька, они тебя задерут.
Григорий: Ладно, кто кого задерет, еще посмотрим.
Мисаил прячется в кусты. Григорий, цепляясь за ползучие корни и травы, слезает по круче к реке, раздвигает камыши и жадно смотрит.
3.
Мельник под навесом, усаживая Бориса лицом к вертящемуся колесу на сваленные кули с мукой и хлебом. Льет на огонь кровь из чашки, капля за каплей. Вдруг, обернувшись к Борису и низко наклонившись, уставив на него неподвижный взор, медленно идет на него. Мельник: В очи мне, в очи смотри, прямо в очи -- вот так.
Взор у Бориса становится таким же неподвижным, как у мельника. Тот машет руками, однообразно проводит по воздуху, как будто ласкает, гладит -- не его самого, а кого-то над ним.
Мельник: Что видишь?
Борис: Церковь, набат, люди сбегаются... мертвый младенец лежит, горло перерезано...
Мельник: Спи, мой батюшка, усни,
Спи, родимый, отдохни.
Что видишь?
Борис: Царский престол, я на нем... Нет, младенец зарезанный...
Мельник: Что слышишь?
Борис: Слаб, но могуч, убит, но жив, сам и не сам. (С тихим стоном): Что это, что это?
Мельник (взяв его за плечи, тряся и дуя в лицо): Чур, чур, чур. Встань, проснись.
Борис (открывая глаза): Что это, что это, Господи? Что это было, колдун?
Мельник: А ты забыл?
Борис: Забыл. Мельник:
Я за тебя помню. Скажи царю Борису Феодоровичу: будешь во славе царствовать, осчастливишь Русь, как никто из царей. Но светел восход, темен закат. Мертвого бойся. Убит, но жив, слаб, но могуч, сам и не сам. Бойся мертвого. Мертвого бойся.
Борис: Что это значит?
Мельник: Не знаю. Может, царь знает.
Борис встает, шатаясь. Мельник ведет его к лестнице.
Борис (тихо, про себя): Слаб, но могуч, убит, но жив, сам и не сам. Мертвого бойся. Что это значит? Что это значит?
Григорий возвращается к Мисаилу и вместе с ним уходит в лес.
4.
Та же лесная тропа. Борис и Семен едут обратно. Чуть светает. Птицы еще не проснулись. Ветер затих, и такая же тишина в лесу, как будто все умерло. Кони ступают неслышно по мшистым колеям тропы. Борис едет впереди, понурив голову и опустив поводья. Лицо его задумчиво, он все еще как во сне.
Вдруг на перекрестке двух тропинок выходят из кустов, точно из земли вырастают в серой тени рассвета, две черные тени, Ми-саил и Григорий. Конь Бориса шарахается в сторону, встает на дыбы. Всадник едва удерживается на седле.
Семен (обнажив саблю и замахиваясь): Чтоб вас, окаянные. Прямо к коням под ноги лезете.
Мисаил шмыгнул в кусты, как заяц. Григорий стоит и, не двигаясь, смотрит в лицо Бориса так же пристально и жадно, как давеча во время гаданья, когда смотрел из камышей.
Борис (справившись с конем): Полно, Семен, видишь, и сами перепугались. Кто вы такие?
Мисаил сначала робко выгладывает, потом выходит из кустов.
Григорий: Чудовской обители братья.
Борис: Как звать?
Григорий: Это брат Мисаил, а я Григорий.
Борис: Откуда идете, куда?
Григорий: В Москву, в наш монастырь. О<тец> Игумен благословил нас старых книг да хартий добывать старцу нашему, отцу Пимену.
Борис: А ему на что?
Григорий: Летопись пишет.
Борис (вглядываясь в лицо Григория): Где я тебя видел?
Григорий: Меня? Нет, боярин, ты меня нигде не видел.
Борис (вглядываясь пристальней): Чудно, все кажется, будто где-то видел. Ну, ступайте с Богом. (Вынув из мошны и кинув им два золотых): Свечку поставьте Владычице и помолитесь за меня грешного.
Григорий и Мисаил, низко поклонившись, уходят.
Борис остается сидеть в задумчивости на коне. Лицо Бориса.
Издали доносится колокольный звон.