Улица перед слободским кабаком. Растоптанная, разъезженная грязь, лошади, телеги -- пустые (едущие с базара), у крыльца всякий народ. Толпятся, галдят, ругаются. Из кабака гам, дуденье, пьяные песни.

Появляются два чернеца с котомками за плечами, Григорий и Мисаил. Осторожно обходя большую лужу, где на боку лежит, блаженно хрюкая, большой черный боров, держат путь к крыльцу. Неподалеку стоит небольшая толпа нищих, не то юродивых. Гнусят какую-то песню.

Из кабака вываливается густая толпа, горланя песни. Кое-кто приплясывает. Тут и бубны, и дуды, у одного скрипка.

Шибалды -- шибалда,

Задуди, што ли, дуда,

Гряньте, бубны-бубенцы,

Разгулялись молодцы...

На погосте воз увяз,

А дьячок пустился в пляс.

Хлюп, хлюп, хлюп.

А как поп с погоста шел,

Забодал его козел

В пуп, в пуп, в пуп.

Мисаил: Эко веселье. Доброе, видно, пиво у хозяина. Идем, што ль, Григорий.

Пробираются в кабак. Внутренность шинкарни. Низкая, черная, просторная изба.

По стенам лавки, в углу -- стойка. Народу -- труба непротолченная. Песни и музыка здесь еще громче. За стойкой -- хозяин, толстый и красный мужик. Хозяйка тоже толстая, чернобровая, медлительная. В одном из углов сидят Григорий и Мисаил и пьют. Мисаил совсем пьян, да и Григорий, видно, навеселе. Народу всякого звания. Поют песни.

Хозяин выходит из-за стойки. Мисаил ловит его за полу.

Мисаил: Хозяин, а хозяин. Будь ласков, выставь еще косушечку. Что при нас было, все тебе выложили. А ты выстави косушечку, мы тебе отслужим.

Хозяин: Потчевать вас! Не надобна твоя служба.

Мисаил: Как это не надобна? Ну, хочешь, я спляшу? А то расскажу, чего мы перевидали. Такое перевидали, что и во сне никому не приснится...

Григорий: Тебе, может, коза рогатая снится, а вот я так сон видел трижды кряду, сон этот на духу рассказать -- и то страшно.

Один соседний гость неизвестного звания (подсаживаясь ближе): А ты расскажи.

Мисаил (все еще не отпуская хозяина, заплетаясь): Право, хозяин, хоть чарочку еще налей одну.

Григорий: Пойдем прочь, отец Мисаил. Что нам тут с ними растабарывать. (Хочет уйти).

Человек неизвестного звания (удерживая монахов): Стойте, отцы. Так и быть, я угощаю. Ставь, хозяин, в мою голову.

Хозяин удаляется за стойку. Приносят вино.

Мисаил в восторге: Вот люблю. Вот добрый человек. Благослови тебя Господь.

Человек неизвестного звания: К странникам Божьим сердце у меня лежит. А и монахи вы непростые. И во сне-то вам видится чего неведомо. (К Григорию): Скажи, отец, какой такой страшный сон тебе был?

Григорий (помолчав, как бы про себя): Мне виделась лестница, великая, крутая. Все круче шли высокие ступени, и я все выше шел. Внизу народ на площади кипел. Мне виделась Москва, что муравейник... На самой высоте -- престол царей московских, и я на нем. Вокруг -- стрельцы, бояре... А патриарх мне крест для целования подносит...

Человек неизвестного звания (прерывая): Вот как.

Григорий: ...и я тот крест целую с великой клятвой, что на моем на царстве невинной крови капли не прольется, холопей, нищих не будет вовсе. Отцом я буду моему народу...

Ближний народ сгрудился вокруг, жадно прислушиваясь. В дальнем углу другие наяривают плясовую:

Эй, жги, говори, подговаривай.

Ходи, изба, ходи, печь,

Хозяину негде лечь.

Человек неизвестного звания (громко): Ай да ловко. Стой. Значит, на Моске царем ты себя видел?

Григорий: Великим и державным. И трижды кряду, три ночи, все тот же сон.

Человек неизвестного звания (вскакивая): Эй, люди (хлопает в ладоши), сюда, ко мне. Хватайте чернеца этого. Негожие речи его, хула на государя Бориса Феодоровича. Измена. Крутите его крепче.

Подбежавшие стрельцы скручивают Григория. Общее смятение, отдельные возгласы, песни умолкают. Слышится:

"Ярыжка".

"Ах, он дьявол, подсуседился, и ништо ему."

"Покою от них ныне нету."

Ярыжка (указывая на Мисаила): И этого прихватите, толстопузого.

Мисаил: Батюшка. Отец милостивый. А меня-то за что? Я ни сном, ни духом. Я три ночи подряд не спал, а не то что сонные видения какие.

Мисаила вяжут и тащат обоих к дверям под глухой гул толпы. Какая-то баба причитывает: "Мучители окаянные. И старца-то Божьего не оставят. Пришли, знать, последние времена."

Другая: "Зачем, слышь, три ночи вряд проспали. Приказ новый, мол, вышел. Пропала наша головушка" -- и т.д. Связанных уводят среди движения и гула толпы.