10 Августа 1922
91 rue de Tours
Ambroise (Indre et Loire)
Как супруги Позднышевы в "Крейц<еровой>. Сонате" "дрались детьми", так Гессен7 вчера подрался -- в некотором роде мною -- с вами, Павел Николаевич. Говорю "в некотором роде", ибо не мною, а лишь букетом мною собранных писем. Но вы опять оказываетесь правы: не оценили ли вы сразу эти письма, как обывательские, узко-горизонтные, не поместили ли вы их только от беспристрастия? "Руль" этого не знал и не узнает, увы; но ничего, узнает потомство, для которого я, конечно, сохраню ваши письма. И, конечно, для этого самого потомства на рукописи моей не будет предлагаемой вами надписи: отнюдь я подобных вещей не думаю. Я считаю вас действительно "либералом", во всех смыслах (самых прекрасных), и это для вас не секрет. Кроме того, вы правы (ну что делать, если приходится повторяться?) -- и я бы никогда не издавала "Свободной трибуны". Позвольте мне только сказать, что тут, как и везде, впрочем, дело в мере. Глядя на русскую нашу безмерность и неограниченность, нередко восклицаю я: оттого, вот, и сидят у нас большевики! Мера великая вещь. Между прочим она, давая границы, ведет и к необходимой определенности. Вы, как будто, уверены, что ваш "приход" и его границы в совершенстве определены, и что вы с безошибочной точностью можете сказать, принадлежит ли данный человек к вашему приходу, или к чужому. Будь я вами, в вашем положении, с вашими возможностями высказываться, -- я бы искала большего совершенства. Не одни, ведь, на свете злостно-непонимающие и глупо-несогласные. Не для них, конечно, а для других -- я бы и постаралась довести свою позицию до той совершенной степени определенности, когда чужие сами, автоматически, исключаются, и о "приходах" споры падают.
Впрочем, что мы все о "приходах"! Иной раз, думается, дело лежит чуть-чуть поглубже. Например, единение ваше с Е.Д.Кусковой8 я, помимо прочего, прозреваю как единение в некоторой "вере", если говорить фигурально. А не фигурально -- в одинаковом вашем, полном (сознательном и чувственном, -- извините мое не публицистическое, философское выражение) отношении к тому, что называется, определяется и ощущается как революция. Я очень извиняюсь, что позволяю себе коснуться этого обстоятельства и последнего вопроса, не имея возможности сопроводить все это надлежащими объяснениями: было бы длинно, благодаря моей страсти к определенности, в письме неуместно, да и вам неинтересно, тут уж начинаются мои приходские, если хотите, дела. Кстати, вы не правы (наконец-то!), указывая мне, как на противоречие, на то, что я называю себя "безприходским литератором" и затем упоминаю о "соборном" приходе. Я несомненно "безприходский литератор" для всех; что я иное, пока мой приход, если он есть, -- в катакомбах? Ну а кто же, скажите, может не считать, или не верить, что его-то приход и будет главным? Зачем бы он к нему тогда принадлежал? Доказательство на лицо: вы говорите, в конце письма, то же и о своем собственном "приходе".
Разъяснив это кажущееся противоречие мое, я попрошу и у вас одного разъяснения. Вне полемики в данный момент, я интересуюсь совершенно объективно: если в уставе вашего прихода значится пункт, предлагающий, в вопросе выбора государственной формы, считаться с волей народа, то как может быть форма эта предопределена, когда воля народа еще не выражена? Естественно является следующее: вы говорите: я предугадываю волю народа. Может быть, бессознательную, т.к. народ еще далеко не сознателен, но непременно эту. Только эта -- в его собственных интересах. Я это знаю, в этом убежден.
Иначе ответить нельзя, сохраняя первое положение., И, может быть, даже следует так ответить. Только... не следует закрывать глаза на то, что этим лишь формально сохраняется первое положение (да попутно в большой мере уничтожается уверенность, что народ достаточно окреп и возродился). И на то еще, что беря на себя... как бы сказать? ну миссию, что ли, блюстителя народных интересов (предугадывая его такую-то волю) мы, -- т.е. вы, -- нисколько, в сущности, не разнитесь с монархистами, искренними, конечно. И они тоже "блюстители народного интереса", только интерес видят в другом.
Савинков9, например, совершенно все это, en toutes lettres, и говорит. Его -- противоречия не смущают, потому что он все врет, с самого начала, и все это видят, и ему нечего терять. Ему ничего вместе: и "по воле народа", и обязательно "советы на местах", не иначе, "а то всех разражу". Он думает, что это "политика". Но "политика", может быть, всегда сводится лишь к борьбе между "блюстителями интересов народа", различно эти интересы понимающими. А "народная воля" -- конфетка, тактика, -- демагогия.
Минский когда-то сказал: "еще не было примера, чтобы писатель не писал". Вижу, что он прав. Нет статей -- писатель болтает в письмах. Бесполезные рассуждения отвлекли меня от некоторых, на этот раз, конкретностей. Одна из них: Штерна вы именно запугали, т.к. он забоялся моего "куста", его даже не увидев: я же не посылала ему моих "вопросов", а лишь запрос о них (притом обещала быть почтительной). Вторая: вы мне не ответили, кто же судит общ<ественного> деятеля, когда он пишет о литературе? Третья: что сталось с моей заметкой о Ремизове?10 Четвертая откладывается за недостатком места. Еще раз приношу вам мои извинения за неумеренную болтовню.
З.Гиппиус