Летом одного очень дальнего года, 1895, кажется {Заранее оговариваюсь, что возможны мелкие фактические неточности, особенно в датах. У меня нет под рукой никакого материала, ни моих записей, ни писем.}, в редакцию "Северного вестника" была прислана книжечка "Chefs d'оeuvre".
Подобных книжонок, маленьких, тоненьких, с заглавиями еще менее скромными, присылалось тогда в редакции тьма-тьмущая: годы "декадентства". Последние годы, правда, "декадентство" в чистом своем виде близилось к закату. Будущая ответвь, символизм,-- едва нарождалась. Сологуб только что начинал печатать свои странные и ясные рассказы, новые и такие свежие стихи.
"Шедевры" были несомненным декадентством. Все известное -- "нарочное". И вдруг одно стихотворение меня остановило. Называлось оно "Сумасшедший", содержания не помню, как будто этот сумасшедший сидел под мостом, или что-то вроде...
Уверяю скептических редакционных критиков, что стихотворение недурное, что автор "явно не без таланта".
-- Кто он? Какая странная фамилия. Неужели псевдоним? Напоминает календарь Гатцука: предсказания Брюса на такой-то год...
Вскоре мне сообщили, что "Брюсов" не псевдоним, а настоящая фамилия, что это -- очень молодой москвич из среднего купечества и, кажется, в Москве им интересуются. В Москве закат "декадентства" еще не чувствовался, стояло оно пока в зените.
Литературная Москва и литературный Петербург всегда рознились между собою. Не то чтобы по времени: Москва вовсе не "шла" за Петербургом, опаздывая; нет, разница более сложная, подчас неопределимая. Разница в общем темпе жизни, в мере размаха, в различии вкусов. Многое Москва захватывала глубже и переживала длительнее. Петербург был зато зрячее и сдержаннее.