четверг, 9 час[ов] и 3 часа ночи.
Много правды в вашем письме, но более, чем когда-либо знаю и чувствую, что все зависит от вас. Да, я берегусь от вас -- и делаю это невольно, не думая -- потому что вы слишком часто заставляли меня страдать... О, я не говорю о тех явных случаях, о наших ссорах, когда мы, может быть, оба одинаково мучили друг друга, говорили все открыто и прямо... Нет, гораздо мучительнее те одинокие минуты, когда вы не знали (и не знаете), что без осторожности касались наболевших мест -- и когда я не могла сказать вам: тише! берегитесь! -- какой-то странный стыд удерживал, он -- причина того, что мы не один человек, и... он и следствие того, что мы не один человек. В самые хорошие минуты я думала, что это пройдет со временем, что нужно только время, время... Не знаю, так ли это, но вижу ясно, как вы сами бережетесь от полной, невозвратной близости ко мне, точно еще не доверяете, не знаете хорошенько, какова я -- и нужна ли вам, годится ли для вас такая, как я. А то после ошибки бы не вышло. Иногда мне кажется, что, несмотря на любовь, вы никогда не сможете и не сумеете относиться ко мне внутренно как к равной; никто в этом не виноват, хотя тут причина не во мне, а в вас. Я до сих пор никогда вашего равенства не чувствовала -- а может быть потому я и оберегала свое человеческое достоинство (какое есть) от вас, допускаю, сознаю возможность быть оскорбленной или униженной вами. Ах, что слова! Зачем они, чему они помогут! Говорю так, без надежды, просто потому, что слишком тяжело на сердце. Не мелочи и привычки разделяют нас, а... хотите, скажу что? Ваша безмерная, странная гордость, не имеющая достаточных причин и оправданий в отношении меня, потому что, право, я тоже человек, имеющий душу не меньше вашей, если и не совсем однородную. Дико, что я это говорю вам, я знаю хорошо, что этого вы и принять не захотите... Все равно. Так я думаю. Вы можете сердиться, даже негодовать теперь на меня, но ведь это не ломка. Но что же делать? Иначе нельзя, или будет... недостойное, как теперь часто бывает. Я упомянула о деньгах... они ужасны, но есть многое ужаснее, главнее... Не коснусь этого теперь. Достаточно и денег. Они ясно показывают, что я не считаю вас своим. Могу сколько угодно утверждать и убедить себя..., а чувство остается. Знаю все резоны, знаю, что не права..., а сердце говорит: осторожней, берегись, он не твой, он не хочет войти к тебе, он может оставить -- а если может, значит и уйдет... Моя рука не уйдет от меня, она не может жить без меня -- и я ее не боюсь, я ей доверяю... Если бы вы могли меня любить только... как себя -- больше ничего не нужно. Или вам достаточно себя -- и я просто лишняя? А мне кажется, все кажется, что человек один -- половина человека.
Просить, если не должна просить? Я точно хожу по осколкам стекла -- и теперь это все говорю через силу. Естественно ли это, подумайте? И вам, приятно ли? А между тем, я знаю, я способна быть, помимо всего, верным и честным другом, соединить себя с другим... Можно и ссориться, и быть самостоятельным -- но нельзя, непереносно мириться с внешними, чуждыми отношениями, со стыдом, с самосохранением, с подозрительностью, с мыcлями: а, ты вот как! я же тебе не поддамся! я сам за себя!.. Отношения какими должны быть наши -- тяжелы, трудны, я знаю. Для вас -- это...
[Приписка на первой странице в верхнем левом углу:]
Я ничего не купила у Rig и нигде.