В Немецком придворном театре (Hoftheater), кроме старца Коха и девицы Вебер, я не видал ни одного актёра. В исторической драме Г. Коцебу Глухонемый, -- Кох играл Аббата де Л'Эпе с благородною и трогательною простотою; голос его тих, но выразителен. Девица Вебер в роле глухонемого показала большое искусство в пантомимах. Добродушие, простосердечие и нежность её трогали зрителей до глубины сердца; и я очень жалею, что не имел случая слышать её декламации. Кеттель, играющий обыкновенно любовников, имеет хороший рост, привлекательную наружность и чистый орган; но в выражении страстей он холоден. Там, где надобно быть нежным, видно в нём много принужденности и мало природы. Этот театр беден также и комическими актёрами.
В театре an der Wien (на реке Вене) я видел пиесу, красное и чёрное перо; Zauber pantomime; и не мог понять, к какому роду она принадлежит. Это не балет, не трагедия и не опера; то говорят, то играют пантомимами; то сражаются конные и пешие. Это не театр, а карусель и манеж. Только одно расстроенное воображение может творить подобные химеры.
Я много слышал о конных сражениях этого театра; и думаю, что не всему слышанному должно верить. Шесть или восемь берейторов выскакивают из-за кулис на лошадях, которые обыкновенно не слушают их и мешаются. После нескольких весьма скромных ударов скрываются опять за кулисы в таком же беспорядке. О! да сохранит Мельпомеиа наши театры от четвероногих Немецких актёров!
Но я был бы очень несправедлив, если б не захотел заплатить дани признательности Италиянской опере. Музыка, хоры и солисты превосходны. Синьора Фодор, Русская певица, бывшая предмемом удивления в Неаполе и Париже, восхищает теперь Венскую публику. Нежность и выразительность, чистый и высокий голос, искусство и непринуждённость в пении вознаграждаются всякий раз общим рукоплесканием. Синьор Давид есть Орфей здешней оперы и доселе первый певец в Европе. Голос его высокий и сильный; метода превосходная. Синьор Дончелли имеет густой, но нечистый орган; Синьора Комелли Рубини, при слабом голосе, поёт очень приятно. Вся эта труппа находится в Вене с прошлого года, то есть со времени последнего конгресса. Это сейм любимцев и министров Аполлона. Вкус, искусство и природа здесь торжествуют. Только подобные певцы и певицы в состояниии играть болышие героические оперы со всею приличною им пышностию. Самые речитативы, которые на других театрах терзают слух и вытягивают душу, имеют здесь свою цену, достоинство и важность. Это разговор царей, героев и полубогов, отличный от языка обыкновеиных людей.
Внутренность города. Причины уменьшения народонаселения. Сады в предместиях: Князя Шварценберга, Аугартен и Пратер.
Только двадцать минут нужно, чтобы пробежать столицу Австрии от одного конца до другого; но это малое пространство задавлено все громадами зданий. Каждый дом есть Вавилонская башня в четыре или пять ярусов. Крыши теряются как бы в облаках, если смотришь на них снизу; основания касаются преисподней, когда бросаешь взгляд сверху. Улицы извитые и узкие; по главным с трудом могут разехаться две кареты, а по другим и одна едва тащится. В нижней половине домов обыкновенно живут князья, графы, бароны и дворянство; в верхней по большой части художники и учёные. А потому можно сказать в собственном смысле, что Феб в Вене освещает одних только последних, как детей своих; и никогда почти не восходит для первых.
Жители Вены осуждены глотать вечную пыль и притом пыль известковую, которая, по замечанию докторов, причиняет боль в лёгком и убивает по крайней мере одного из шести умирающих. Вообще теснота улиц и домов, высокие лестницы, спёртый воздух и невоздержание, обыкновенный порок больших городов, сокращают здесь жизнь прежде времени. Прибавьте к этому беспрерывные войны в прошедшем веке с Турками и в начале текущего столетия с Французами; -- войны, похитившие лучший цвет Венского юношества; и вы не будете удивляться, что народонаселение этой столицы, простиравшееся в 1788 году до 272.000, уменьшилось в 1815 тридцатью тысячами*. Император Иосиф II, не в состоянии будучи остановить зла нравственного и политического, старался по крайней мере уменьшить физические причины смерти. Он приказал перевести кладбища в поле, очистил вокруг городской стены пустыри, провёл земляные укрепления и бульвары, которые в виде полукружия отделяют теперь город с трёх сторон от предместий и примыкают к правому рукаву Дуная. Против Императорского дворца, на месте срытых укреплений, строится для гулянья новый сад с зелёными холмиками, с извитыми дорожками, с зеркальными павильонами и с статуями.
Сад Князя Шварценберга, открытый во всякое время для публики, поднимается тремя большими уступами, имеет водоёмы, тенистые аллеи, плодовитые деревья. Отсюда видна вся столица и цепь гор, простирающаяся на западе.
В предместии Леопольдштадте, над воротами Аугартена находится следующая надпись: "место увеселений, посвящённое людям всякого звания, истинным их ценителем". На большом круглом дворе стоит длинный павильон с тремя залами и с кофейным домом. За павильоном круглая площадь, и скромный домик Иосифа Второго с узорчатым цветником. Здесь нет ни водомётов, ни статуй, ни гротов; но есть аллеи с высокими деревьями, есть зелень, свежий воздух и память доброго Императора, оставленная народу.
Самое лучшее гулянье в Вене есть Пратер, -- сад, самою природою насажденный и украшенный искуством, состоящим из полян и осенённый липами, дубами и дикими каштанами. До времён Иосифа II он открыт был для одного дворянства; Иосиф посвятил его и рассеянию праздных богачей и отдыху деятельных граждан и забавам трудолюбивых ремесленников. Пратер имет болотистую почву; потому что он находится на том месте, где протекал прежде один из рукавов Дуная. Но если Пратер не дышет свежестию и теми ароматами, какие благоухают в Марьиной роще; то по крайней мере он лежит только в нескольких шагах от предместий Егерзейля и Леопольдштадта.
В воскресные и праздничные дни, в четыре часа по полудни, город движется, предместия трясутся, Пратер шумит. Четыре дороги, начинающиеся при воротах его, расходятся в разные стороны и к разным предметам. -- Хотите ли видеть Европу? Идите по бульвару, ведущему вправо. Тысяча богатых карет тянется стройно вперед и назад с тою же пышностию, великолепием и уборами, какие встретите в Париже и в Москве. Разность состоит только в том, что Русская геральдика ездит на четырёх конях, а Немецкая на двух. Посреди поляны, которою оканчивается бульвар, стоит красивый павильон, называемый увеселительным домиком; с галлерей его видна столица; сквозь аллеи мелькают горы, холмы и долины, покрытые деревнями.
Наконец вы вступаете в рощу, и перед вами открывается новое явление. Посреди деревьев рассеяны красивые домики; под тенью лип и дубов расставлены столы и стулья. Здесь важные Немцы стучат огромными стаканами, пьют за здоровье друг друга, угощают ласково один другого; и каждый платит за самого себя.
Под этим круглым павильоном и малые, и старые, и мущины, и женщины забавляются каруселем. На деревянной лошади скачет рыцарь печального образа, бьет со всего размаха в деревянное чучело, не попадает и сердится; между тем пригожая Немка, вооружённая копьём, как Минерва или Клоринда, ударяет в цель и гордится своею ловкостию. За этими размалёванными стенами скачут неугомонные скоморохи; вокруг нас ревут звери, поют птицы, показываются панорамы и Китайские тени; раздаются Тирольские песни, гремят арфы, разливаются флейты. Солнце садится за горы; ночь опускает своё тёмное покрывало; и в одно мгновение зажглись перед вами волшебные огни; взошли три солнца и потухли, явились огненные змии и исчезли; запылали яхонты и рубины; начали переливаться алмазные; деревья ожили; Пратер превратился в очаровательную рощу. Я не поэт -- и кладу перо моё.
* В 1815 считалось в Вене 7.150 домов и 239.373 жителей; в 1833 году было уже 8.000 домов и 320.000 жителей; но вероятно в этот счёт внесены 15.000 гарнизона и до 40.000 иностранцев и других временно пребывающих; за исключением их останется только 265.000.