Возстаніе подавлено. Заключеніе.
Между тѣмъ, Сальваторъ Роза съ величайшей поспѣшностью совершалъ свою поѣздку изъ Флоренціи черезъ Римъ въ Неаполь. Вся Италія напряженно слѣдила за неаполитанской революціей и повсюду распускались самые неправдоподобные слухи. Путешествіе моремъ было небезопасно, такъ какъ множество французскихъ военныхъ судовъ, по приказанію герцога Гиза, стало на якорѣ въ Піомбинскомъ заливѣ, противъ острова Эльбы, съ тѣмъ, чтобы при первомъ удобномъ случаѣ отплыть на югъ.
Съ крайнимъ изумленіемъ узналъ живописецъ, что его другъ, Мазаніелло, изъ Амальфи, сталъ во главѣ народнаго возстанія и, въ роли вожака революціонной массы, пріобрѣлъ въ Неаполѣ огромный авторитетъ.
Съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ спѣшилъ онъ поэтому въ Неаполь, но, пріѣхавъ туда, онъ увидѣлъ, что обстоятельства совершенно измѣнились.
Онъ узналъ о предательскомъ убійствѣ Мазаніелло, котораго всѣ обвиняли въ томъ, что онъ, ослѣпленный тщеславіемъ, съ опрометчивой торопливостью перешелъ на сторону герцога Аркоса и что главной причиной такой опрометчивости было его сумасшествіе.
Въ первые дни послѣ смерти Мазаніелло казалось, что водворились снова старые патріархальные порядки; но народные зачинщики вскорѣ опять подняли головы, держа Въ страхѣ испанскій гарнизонъ. Главные представители "лиги мертвыхъ" неустанно старались поджигать народное возбужденіе, не преслѣдуя собственно никакой опредѣленной цѣли въ своихъ идеалистическихъ намѣреніяхъ.
Нѣкоторое время преемникомъ Мазаніелло былъ Франческо ли Торальто, но его положеніе было не особенно прочно, Ибо испанскій флотъ, подъ начальствомъ Донъ-Жуана Австрійскаго, показался при Входѣ въ заливъ, около острова Искіи, и Торальто опасался вступать въ сношенія съ принцемъ. Подобно знаменитому Донъ-Жуану Австрійскому, сыну императора Карла V отъ красивой Варвары Бломбергъ, дочери регенсбургскаго гражданина, почти сто лѣтъ назадъ стяжавшаго славу испанскаго Морского "героя, И этотъ молодой Донъ-Жуанъ Австрійскій, сынъ короля Филиппа IV и очаровательной актриссы Маріи Кальдеронъ, долженъ былъ отличиться своей храбростью на морѣ, дабы король могъ съ теченіемъ времени дать ему высшую должность. Онъ былъ еще очень юнъ, но его красота, отважность и любезность были уже темой всеобщихъ разговоровъ.
Для Сальватора Розы было очень затруднительно найтись въ новомъ положеніи вещей. Его друзья по "лигѣ мертвыхъ" все еще надѣялись на побѣду республиканской партій, а народъ, между тѣмъ, пришелъ къ убѣжденію, что можно жить только подъ защитой испанскаго владычества; распространялось даже мнѣніе, что Мазаніелло имѣлъ сношенія съ герцогомъ Гизомъ. Такъ какъ первое возстаніе противъ тягостныхъ налоговъ было успѣшно, то возникали все новыя и новыя претензіи, угрожавшія новыми возстаніями,-- нельзя было и предвидѣть, когда все это кончится. Вдова Мазаніелло была помѣщена, по приказанію вице-короля, въ монастырь, гдѣ за ней строго наблюдали и вообще содержали словно въ тюрьмѣ, чтобы она при случаѣ не могла послужить народу средствомъ для возбужденія его неудовольствія.
Весьма выдающуюся роль игралъ Дженнаро Аннезе, который собственно и долженъ былъ, по народному къ нему расположенію, сдѣлаться преемникомъ Мазаніелло; но онъ уступилъ Торальто, ибо послѣдній былъ силенъ въ грамотѣ и, вообще, практичнѣе и опытнѣе его.
Сальваторъ съ горестію узналъ, что зять его Фраканцано умеръ, оставивъ жену съ дѣтьми и тещу безъ всякихъ средствъ; онѣ переселились на родину, живя тамъ подачками сыра, помогавшаго уже раньше, а теперь вынужденнаго еще увеличить свою помощь.
.Сальваторъ былъ очень утѣшенъ, убѣдившись, что дворецъ графа Мендоца остался цѣлъ и невредимъ. Изъ разспросовъ Сальваторъ узналъ, что какъ графъ, такъ и его дочь Корнелія покидали свой дворецъ въ опасные дни революціи только по обязанности находиться вблизи вице-королевской семьи. Снѣдаемый сердечнымъ нетерпѣніемъ, живописецъ просилъ доложить о своемъ желаніи видѣть графа и его дочь, не размысливъ, что такимъ шагомъ онъ необходимымъ образомъ долженъ пробудить мнѣніе о своихъ симпатіяхъ къ испанцамъ.
Онъ былъ принятъ графомъ съ теплыми рукопожатіями, а Корнеліей съ радостно-сіяющими взорами; его сердце сильно забилось, когда онъ замѣтилъ, какъ похорошѣла за время его отсутствія молодая дѣвушка. Нѣжное, хрупкое существо разцвѣло въ вполнѣ развившуюся женщину, ея станъ, казалось, пополнѣлъ, сама вся она выросла, черты лица сдѣлались энергичнѣе и было ясно, что эта внѣшняя перемѣна произошла послѣ счастливо-перенесенныхъ внутреннихъ бурь.
Разумѣется, графъ съ сердечнымъ дружелюбіемъ началъ съ Сальваторомъ бесѣду.
-- Вы возвратились,-- сказалъ онъ,-- какъ разъ и,ъ тотъ моментъ, когда кончился кровавый карнавалъ этой ужасной катастрофы и когда, наконецъ, опять водворились тишина и порядокъ. Вы должны благодарить Бога, что онъ не допустилъ васъ быть свидѣтелемъ этихъ кровавыхъ и жестокихъ сценъ. Дикость и безуміе сдѣлались повелителями, но Провидѣніе все устроило къ нашему благополучію и мы опять можемъ съ спокойной увѣренностью и отвагой смотрѣть на будущность.
-- Вы безъ сомнѣнія уже знаете обо всемъ, что здѣсь происходило,-- сказала съ своей стороны Корнелія,-- несчастный молодой человѣкъ, случайно ставшій во главѣ возмущенія, убитъ, а его бѣдная жена живетъ, по крайней мѣрѣ, въ безопасности. Я не потеряла ее изъ виду и буду дѣлать все возможное, чтобы смягчить ея жребій. Никто, конечно, больше не сомнѣвается, что вся эта ужасная катастрофа могла произойти вслѣдствіе печальныхъ заблужденій и злонамѣренныхъ подстрекательствъ; орудіями были бѣдные невѣжественные люди, но зачинщиковъ Богъ накажетъ. А вы, между тѣмъ, жили вашимъ искусствомъ, творили и, вѣроятно, многое можете поразсказать намъ о вашемъ путешествіи и о вашихъ новыхъ созданіяхъ. Теперь въ Неаполѣ опять водворенъ полный порядокъ, теперь уже осушены слезы, вызванныя утратой столькихъ дорогихъ людей, теперь подъ сѣнью благословеннаго мира мы опять можемъ наслаждаться дивными созданіями искусства.
Сальваторъ чувствовалъ, какъ судорожно сжималось его сердце.
-- Я очень радъ,-- сказалъ онъ,-- что вы, графъ, и ваша благородная дочь счастливо пережили это тяжелое бѣдственное время и весело смотрите въ будущее; я же, тѣмъ не менѣе, не могу раздѣлять вашихъ упованій. Меня привлекла сюда любовь къ родному городу: какъ мы спѣшимъ къ близкому и дорогому родному, когда его постигаетъ тяжкая болѣзнь или угрожаетъ опасность, такъ я не находилъ покоя, пока не пріѣхалъ въ Неаполь. Я вижу, что обстоятельства все еще очень запутаны, и если я не обманываюсь, надвигается продолжительная война изъ-за этого райскаго клочка земли. Вы безъ сомнѣнія знаете, что французскій флотъ по приказанію герцога Гиза приближается къ Неаполю?
-- Онъ не отважится,-- возразилъ графъ,-- подойти ближе: для него опасенъ испанскій флотъ, стоящій на якорѣ у Искіи; нашъ молодой морской герой Донъ-Жунъ отвадитъ французскаго герцога отъ покушеній на Неаполь.
Сальваторъ отлично понималъ, что на это можно было возразить, не оскорбляя испанскаго самолюбія и не отказываясь отъ собственнаго мнѣнія. Съ глубокимъ прискорбіемъ онъ увидѣлъ, какъ увеличилась бездна, раздѣлявшая его отъ Корнеліи, и онъ пожалѣлъ, что возвратился въ Неаполь.
Въ то время какъ онъ еще предавался своимъ размышленіямъ, на улицѣ послышались голоса, ясно доказывавшіе, что опять среди народа случилось нѣчто необыкновенное. Раздавались дикіе возгласы, все громче и пронзительнѣе слышался ревъ мимобѣгущей толпы и въ этотъ моментъ, конечно, нечего было и думать о спокойномъ продолженіи разговора. Графъ поспѣшилъ въ сосѣднюю комнату, чтобы узнать о причинѣ шума. Сальваторъ остался съ Корнеліей одинъ на одинъ, и такъ какъ онъ видѣлъ, что она нисколько не испугалась, хотя напряженно ожидала извѣстій о случившемся, онъ высказалъ свое удивленіе по поводу ея спокойствія.
Она посмотрѣла на него. Щеки ея горѣли и глаза блистали.
-- Въ опасностяхъ закаляется духъ,-- быстро сказала она,-- въ эти послѣднія недѣли я впервые узнала, какъ справедливы эти слова. Раньше вы не знали меня съ этой стороны, но вы, вѣроятно, не думаете, что женщинѣ не слѣдуетъ разсуждать о великихъ вопросахъ, которыми рѣшается судьба народовъ? Вѣдь мы можемъ и любить, и ненавидѣть. Я испанка и люблю тѣхъ, которые преданы нашимъ интересамъ, и страстно ненавижу нашихъ противниковъ. Идите, синьоръ Сальваторъ, и посмотрите, что происходитъ теперь въ Неаполѣ. Вы знаете мой характеръ и повѣрите мнѣ, что ужасныя событія послѣдняго времени еще больше закалили мой духъ. Вы отыскали, и мнѣ это кажется хорошимъ зникомъ. Теперь настало время быстрыхъ, рѣшительныхъ поступковъ. Отрекитесь отъ того общества, которое Неаполю принесло столько несчастія. Если вы опять придете въ этотъ домъ, то я приму ваше появленіе за знакъ, что вы принадлежите къ партіи моего отца.
Сальваторъ молча откланялся и хотѣлъ было удалиться, но въ это время вернулся графъ сильно взволнованный и сообщилъ, что народъ снова взбунтовался; около статуи Мадонны на базарной площади водрузили чудотворное распятіе изъ Кармелитской церкви, дабы скрываться подъ защитой этой святыни; Франческо Торальто убитъ и всѣ думаютъ, что народъ желаетъ побрататься съ французами. Въ заключеніе графъ высказалъ убѣжденіе, что опасность для испанцевъ не такъ велика, какъ въ первые дни революціи, ибо на улицахъ города не можетъ болѣе повториться битвы. Напротивъ, теперь политическія страсти раздражены гораздо больше, чѣмъ раньше. Поэтому, графъ велѣлъ затворить ворота дворца, но уже никакихъ особенныхъ мѣръ предосторожности не принималось.
Сальваторъ Роза, поблѣднѣвшій отъ внутренняго волненія какъ мертвецъ, быстро простился съ графомъ и его дочерью и поспѣшилъ на базарную площадь. Ему нечего было думать о своей безопасности: чѣмъ больше опасности, тѣмъ лучше. Здѣсь испанцы, тамъ французы, а для Неаполя и для него не было никакихъ надеждъ.
Придя на базарную площадь, онъ нашелъ тамъ то самое, о чемъ разсказывалъ графъ. Торальто былъ убитъ и голова его была воткнута на пику, народъ уже выбралъ ему преемника и это былъ никто иной, какъ Дженнаро Аннезе, рыбакъ, другъ Мазаніелло.
Увидѣвъ его, Сальваторъ поздоровался съ нимъ, какъ старый знакомый. Онъ былъ удивленъ перемѣной, происшедшей въ короткое время въ наружности этого человѣка. Черты Дженнаро обострились, глаза глубоко провалились, и онъ, вообще, казался старше своихъ лѣтъ. По своимъ познаніямъ онъ, конечно, уступалъ Мазаніелло, не доставало ему и той чарующей, притягательной силы, которая сказывалась во взорѣ и въ голосѣ перваго народнаго вожака, но зато трезвая разсудительность удерживала его и отъ опрометчивой торопливости, и отъ грубаго чванства. Онъ носилъ фантастическое одѣяніе, очень походившее на рыбачій костюмъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, далекое отъ испанской моды. За поясомъ у него было нѣсколько пистолетовъ, а испуганный взглядъ его, равно какъ и замѣтное внутреннее безпокойство, ясно показывали, что онъ постоянно безпокоится за свою жизнь.
Сальваторъ держался очень осторожно, ибо вовсе не желалъ играть въ руку планамъ герцога Гиза. Онъ хотѣлъ подождать, пока случай сведетъ его съ прежними друзьями: сердце его было слишкомъ встревожено, а умъ слишкомъ проницателенъ, чтобы легкомысленно увлечься всѣмъ происходившимъ. Такимъ образомъ, нѣсколько дней бродилъ онъ по родному городу, ограничиваясь лишъ наблюденіями за всѣми происшествіями.
Объ его пребываніи не Могли узнать, и въ скоромъ времени онъ встрѣтился на улицѣ съ Аніелло Фальконе. Привѣтствія со стороны этого фанатическаго приверженца лиги мертвыхъ были Не особенно сердечны, ибо знали, Что Сальваторъ Роза со времени своего принятія въ лигу удалился изъ Неаполя И преслѣдовалъ Лишь личныя цѣли. Но когда Фальконе узналъ, что любовь Сальватора къ Неаполю по прежнему осталась неизмѣнной, онъ пригласилъ его придти на собраніе членовъ лиги въ тотъ же вечеръ.
При крайней опасности, угрожавшей лигѣ въ самомъ городѣ, мѣстомъ собранія былъ Выбранъ монастырь Камальдолй, расположенный высоко надъ Фомеро. Тамъ находилась монастырская церковь и каждый изъ монаховъ, облаченный въ совершенно бѣлую рясу, имѣлъ свой отдѣльный маленькій домикъ съ уголкомъ землицы.
Сальваторъ въ собраній все время молчалъ. Его сердце болѣзненно сжималось, слушая эти вдохновенныя, сумазбродныя рѣчи. Тамъ внизу истекалъ кровью несчастный народъ,-- дальше, гдѣ островъ Искія сіялъ среди морскихъ волнъ, обагренныхъ закатомъ, испанскій флотъ выжидалъ удобнаго момента, чтобы овладѣлъ городомъ,-- а здѣсь убивали даромъ время на Широковѣщательныя фразы, которыя могли удовлетворять только самихъ ораторовъ.
Глубоковзволнованный живописецъ вошелъ на горный уступъ, съ котораго очарованному взору открывался прелестнѣйшій видъ на Неаполитанскій заливъ. Острова Каира, Низида, Процида и Искія утопали въ золотѣ солнечныхъ лучей среди уже потемнѣвшихъ волнъ, а надъ ними возвышался Везувій, у подошвы котораго раскинулись Нортичи и другія окрестныя мѣстности до самаго берега Сорренто. Дальше взорамъ открывалась Вайя, неоднократно воспѣтая Гораціемъ въ его одахъ, долина на мысѣ Мизена, гдѣ убійцы, подосланные Нерономъ, умертвили мать, по приказанію ея жестокаго сына, и берегъ, на который, около того же времени, высадился апостолъ Павелъ, съ тѣмъ, чтобы возвѣстить погрязшему въ развратѣ всемірному Риму евангеліе любви. Какія картины! Какія воспоминанія! И когда собраніе разошлось По домамъ по вьющейся горной тропинкѣ мимо могилы поэта Виргилія, сердце Сальватора, казалось, готово было разорваться на части отъ скорбной думы о своемъ прекрасномъ, несчастномъ отечествѣ.
Вскорѣ французы бросили якорь у острова Проциды и Переговоры между представителями герцога Гиза и генералъ-капитаномъ неаполитанскаго народа Дженнаро Аннезе приняли благопріятный оборотъ. Какъ потомокъ анжуайской династіи герцогъ надѣялся оправдать свой претензіи на Неаполь на правахъ наслѣдника, и его честолюбіе не могло успокоиться, пока онъ не достигнетъ цѣли. Кардиналъ Мазарини отговаривалъ его лично участвовать въ экспедиціи: государственному уму министра казались безсмысленными претензіи, которыя герцогъ хотѣлъ осуществить при помощи революціи.
Дѣло дошло до того, что герцогъ Гизъ самъ вступилъ въ тайные переговоры съ Дженнаро. Но свиданія избалованнаго французскаго принца съ необразованнымъ плебеемъ не имѣли никакого существеннаго результата. Какъ его предшественникъ Мазаніелло, такъ и Дженнаро, былъ круглымъ невѣждой, съ неотесанными манерами. Разстроенный принцъ возвратился на свой корабль. А Дженнаро, отлично понявшій своимъ трезвымъ умомъ, что французъ хотѣлъ оказать протекцію неаполитанскому народу только изъ личныхъ выгодъ, быстро порвалъ всякія сношенія съ герцогомъ Гизомъ. Послѣ того французскій флотъ ради вящшей безопасности отплылъ въ Салернскій заливъ. Дженнаро охотно навязалъ бы сношенія съ Донъ-Жуаномъ Австрійскимъ, если бы это не противорѣчило народнымъ интересамъ.
Въ этотъ критическій моментъ для генералъ-капитана была истиннымъ утѣшеніемъ встрѣча съ живописцемъ Сальваторомъ Розой. Его Дженнаро зналъ лучше, чѣмъ всѣхъ остальныхъ членовъ лиги мертвыхъ и ему одному безгранично вѣрилъ, Много они бесѣдовали по поводу текущихъ событій, и хотя при такомъ образѣ дѣйствія едва ли можно было разсчитывать на хорошій конецъ, все-таки онъ хотѣлъ договориться до какого-нибудь рѣшенія.
Въ одинъ прекрасный день въ разговорѣ случайно шли они на то мѣсто на морскомъ берегу, гдѣ впервые встрѣтились и познакомились- Обоихъ охватило грустное чувство при мысли о пережитомъ, при горькомъ сознаніи, что они далеко не достигли цѣли своихъ патріотическихъ мечтаній. Если сынъ простого народа думалъ нѣсколько иначе о положеніи вещей, чѣмъ Сальваторъ Роза, то, несомнѣнно, онъ чувствовалъ такъ же, какъ и послѣдній, что прямая дорога къ цѣли еще не найдена. Вся важность огромной задачи, выпавшей на его долю,-- задачи, въ выполненію которой онъ вовсе не былъ подготовленъ, хотя и не сводила его съ ума, какъ его предшественника Мазаніелло, а все-таки вселила въ него страхъ и лихорадочное безпокойство, похитившіе у него сонъ, лишившіе его всякаго аппетита, такъ что онъ ежеминутно боялся, чтобы его не отравили.
Они все еще предавались въ разговорѣ воспоминаніямъ объ утраченныхъ надеждахъ, какъ вдругъ Дженнаро, съ загорѣвшимся взоромъ промолвилъ:
-- Важныя общественныя дѣла, всякія текущія событія постепенно убиваютъ въ насъ личную жизнь, личные интересы. Какъ часто мнѣ хотѣлось повидаться съ вами, чтобы подѣлиться новостями, которыя, роковымъ образомъ, можетъ быть, дороги для васъ. Теперь я вижусь съ вами уже нѣсколько дней, и еслибы случайно нашъ разговоръ не коснулся первой встрѣчи, кто знаетъ, вспомнилъ ли я бы въ теперешнемъ тревожномъ настроеніи духа объ одномъ происшествіи. Вѣроятно, вы припомните, что говорили тогда объ одной пѣснѣ, которую вы и ваши братья выучили со словъ матери, и которая сдѣлалась для васъ какъ бы семейной святыней. Я не забылъ простой мелодіи этой пѣсни. И представьте себѣ, я нѣсколько времени тому назадъ опять услышалъ вашу пѣсню и тотчасъ же вспомнилъ, что это именно та самая пѣсня, которую вы мнѣ тогда пропѣли.
Сальваторъ смущенно посмотрѣлъ на Дженнаро.
-- Это нужно принять къ свѣдѣнію,-- сказалъ онъ,-- можетъ быть это случайное совпаденіе обстоятельствъ, а можетъ быть такимъ образомъ мнѣ удастся напасть на слѣдъ моего пропавшаго брата Тебальдо. Дай Богъ хоть на этотъ разъ не обмануться: одно время мнѣ удалось кое-что разузнать о немъ, а потомъ опять всѣ надежды рушились.
-- Не знаю, могу ли я чѣмъ-нибудь помочь вамъ,-- возразилъ Дженнаро,-- но во всякомъ случаѣ передаю только то, что самъ слышалъ, а дальше ужъ вы дѣйствуйте сами. Отправьтесь въ Нортичи, къ церкви Мадонны Константинопольской. Тамъ, у главнаго входа, уже совершенно исправленнаго послѣ разгрома при началѣ нашей революціи, я слышалъ пѣсню изъ устъ одного человѣка, котораго, пожалуй, и теперь можно будетъ встрѣтить тамъ если только послѣднія событія не прогнали его оттуда.
-- Нищаго?-- воскликнулъ Сальваторъ въ мучительномъ нетерпѣніи.
-- Приготовьтесь ко всему непріятному,-- возразилъ Дженнаро,-- повторяю вамъ, я не могу рѣшить, лучше ли будетъ, если вы его совсѣмъ не найдете.
-- Если онъ живъ, я вѣчно буду благодарить Бога, если Онъ поможетъ мнѣ найти его,-- сказалъ Сальваторъ, всецѣло отдавшійся мысли о своемъ потерянномъ братѣ.
Простившись съ Дженнаро, онъ тотчасъ отправился въ Портичи.
Съ изумленіемъ смотрѣли поселяне, шедшіе въ городъ пѣшкомъ и ѣхавшіе на мулахъ на быстро шагавшаго странника: онъ шелъ сосредоточенно, не обращая вниманія на живописныя окрестности, не глядя ни налѣво, гдѣ величественно высился Везувій съ своей дымящейся вершиной, ни направо, гдѣ разстилалось чарующе море. Онъ весь былъ поглощенъ однимъ желаніемъ; если онъ не надѣялся тотчасъ отыскать своего брата, то все-таки ему достаточно было напасть только на слѣдъ, чтобы вообразить уже возможность свиданія. Онъ хотѣлъ помочь Тебальдо, если тотъ былъ въ нищетѣ: онъ хотѣлъ утѣшить его и вылечить, если онъ былъ боленъ. Такіе люди, какъ Дженнаро, считаютъ позоромъ ходить въ рубищѣ и просить милостыню; но вѣдь все это быстро перемѣнится, и теперь во власти Сальватора дать своему бѣдному брату средства, въ которыхъ онъ нуждается.
Наконецъ, Сальваторъ подошелъ къ церкви, уже издали замѣтивъ, что по обѣимъ сторонамъ главнаго входа, какъ это было въ обычаѣ по всей странѣ, сидѣли калѣки и нищіе, частью удрученные старостью, частью одержимые болѣзнями въ надеждѣ на состраданіе благочестивыхъ прихожанъ.
Сальваторъ не могъ, ошибиться, у церкви дѣйствительно сидѣлъ молодой человѣкъ, который долженъ былъ быть его братомъ; онъ держалъ въ рукахъ лютню и пѣлъ, но живописецъ не могъ еще разобрать ни словъ, ни мелодій его пѣсенъ.
Около молодого человѣка сидѣлъ на корточкахъ ребенокъ, маленькая дѣвочка, очевидно скучавшая и со скуки сосавшая апельсинъ.
Сальваторъ поспѣшилъ было къ молодому человѣку, но вдругъ остановился: онъ услышалъ голосъ, потрясшій его до глубины души. Это дѣйствительно была пѣсня его матери; безъ сомнѣнія это были тѣ самые простые стихи, смыслъ и мелодія которыхъ на всякаго посторонняго слушателя, можетъ быть, не произвели бы особеннаго впечатлѣнія и которые, между тѣмъ, его потрясли до мозга костей.
Дитя съ любопытствомъ и съ надеждой на подачку посмотрѣло на подошедшаго чужестранца; другіе нищіе, замѣтивъ Сальватора, тоже по обыкновенію громко начали просить милостыню, какъ и всегда. Молодой человѣкъ поднялъ голову -- и страшная истина наконецъ открылась Сальватору. Это былъ тотъ самый молодой человѣкъ, котораго онъ впервые увидѣлъ на похоронахъ Корнеліи Кортези, который, затѣмъ, при вторичной встрѣчѣ у дворца графа Мендоца привелъ его въ ярость, котораго онъ оставилъ на произволъ разбойниковъ; внѣ всякихъ сомнѣній, это былъ его братъ и положеніе его было самое плачевное: несчастный былъ ослѣпленъ, для него наступила вѣчная ночь.
Много горя видѣлъ въ своей жизни живописецъ, новое свиданіе съ Корнеліей и событія послѣднихъ дней притупили его воспріимчивость къ человѣческимъ страданіямъ, но здѣсь несчастіе близкаго дорогого существа такъ сильно и глубоко подѣйствовало на него, что онъ потерялъ всякое самообладаніе. Съ болѣзненнымъ воплемъ: "мой братъ! мой несчастный братъ!" бросился Сальваторъ передъ нимъ на колѣни, обнялъ его, стараясь привлечь къ себѣ.
Испуганный, въ высшей степени смущенный, слѣпецъ не понималъ, что съ нимъ такое; дрожь пробѣжала по его тѣлу и мускулы лица перекосились отъ волненія. Онъ ощупывалъ волосы и лицо стоявшаго передъ нимъ на колѣняхъ человѣка и много нужно было времени, чтобы изъ вопросовъ и отвѣтовъ онъ понялъ хотя бы скудную часть истины.
Между тѣмъ, дѣвочка, сидѣвшая на землѣ рядомъ съ слѣпымъ, куда-то убѣжала и черезъ нѣкоторое время вернулась въ сопровожденіи женщины, начавшей причитывать и громко плакать, говори, что, вѣроятно, Тебальдо не отнимутъ у нея, ибо онъ ея единственное утѣшеніе и ея послѣдняя защита. Хотя Сальваторъ не могъ знать, въ какихъ отношеніяхъ былъ его братъ съ этой женщиной, онъ тотчасъ же вызвался вознаградить ее за ту матеріальную поддержку, которой она лишалась въ лицѣ Тебальдо; съ братомъ же своимъ онъ никоимъ образомъ не разлучится и ни минуты не оставитъ его въ этой жалостной обстановкѣ. При этихъ словахъ Тебальдо уцѣпился костлявыми руками за руку своего брата и немногими словами далъ понять, что онъ въ высшей степени счастливъ, имѣя возможность при его помощи выйти изъ своего плачевнаго положенія. У Сальватора съ собой было порядочно денегъ, съ помощью которыхъ можно было и заставить замолчать воющую женщину, и получить ея согласіе, показавъ ей, что противъ правъ брата ничего не подѣлаешь.
Живописецъ привелъ брата на свою квартиру и позаботился одѣть его въ свое платье, напоить и накормить. Главнымъ образомъ, Сальваторъ на первыхъ порахъ приложилъ всѣ старанія для возстановленія его физическихъ силъ.
Исподволь и какъ бы невзначай Сальваторъ рѣшился затѣмъ разспросить бѣднягу о его злосчастной судьбѣ. Дикіе бандиты подъ предводительствомъ чернаго Беппо изъ мести долгое время по дебрямъ таскали за собой несчастнаго Тебальдо; боясь, чтобы онъ какъ-нибудь не выдалъ ихъ, бандиты порѣшили убить его. Но черный Беппо напомнилъ о данномъ словѣ, что молодой человѣкъ не будетъ убитъ, а только никогда не увидитъ своего отца. Послѣ этого, бандиты жестоко ослѣпили Тебальдо; потаскали его еще нѣсколько дней съ собой, такъ что онъ не зналъ, гдѣ собственно находится, и, наконецъ, поручили его одной женщинѣ, мужъ которой, тоже бандитъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ былъ пойманъ и повѣшенъ. Беппо, знавшій дарованіе Тебальдо къ пѣнію и къ игрѣ на лютнѣ, желалъ такимъ образомъ обезпечить вдовѣ кусокъ хлѣба: отнынѣ слѣпецъ долженъ былъ вмѣстѣ съ другими нищими и калѣками просить милостыню у церкви Мадонны del Portici. Его игра на лютнѣ и его пѣніе избавляли его по крайней мѣрѣ отъ вѣчнаго кляньченья, подобно другимъ нищимъ; дѣвочка всегда находилась при немъ, собирала подаяніе отъ благочестивыхъ и сердобольныхъ прихожанъ, а по вечерамъ уводила его домой.
Сердце Сальватора обливалось кровью, когда онъ слушалъ повѣствованіе о томъ, что приходилось перенести деликатному, интеллигентному юношѣ, жившему въ домѣ графа Мендоца въ холѣ и довольствѣ, въ этой печальной средѣ, отчаявшись на возможность какого бы ни было исхода. Мало-по-малу Тебальдо примирился съ своей судьбою, думая, что это испытаніе, посланное Богомъ для спасенія его души. Первое время онъ дни и ночи только и думалъ о томъ, какъ бы дать знать о своемъ существованіи графу Мендоца; но въ концѣ концовъ онъ пришелъ къ убѣжденію, что теперешнее положеніе есть возмездіе за его долгое, беззаконное пребываніе въ домѣ испанскаго аристократа и за житье на счетъ неаполитанскаго народа вмѣстѣ съ врагами своей родины. Въ воображеніи онъ часто возвращался къ тому времени, вспоминая часы, прожитые въ обществѣ Корнеліи и ея отца, въ полномъ блаженномъ довольствѣ; но эти мысли казались ему искушеніемъ, и онъ искалъ помощи и защиты въ пламенной молитвѣ. Послѣднимъ, единственнымъ утѣшеніемъ въ его горькой долѣ осталась ему пѣсенка матери, которую онъ ежечасно пѣвалъ въ робкой надеждѣ, что небо поможетъ ему быть услышеннымъ кѣмъ-нибудь изъ близкихъ родственниковъ. И вдругъ исполнилось его пламенное желаніе, его молитва была услышана.
Сальваторъ былъ глубоко потрясенъ. Хотя онъ еще не зналъ, что будетъ дѣлать съ своимъ братомъ, но для него ясно было, что онъ никогда не оставитъ его, употребляя всѣ мѣры для облегченія печальной участи слѣпого. Вскорѣ онъ замѣтилъ, что Тебальдо одаренъ не только прекраснымъ голосомъ, но выдающимися музыкальными способностями. Въ пѣніи слѣпого страстно звучали всѣ перенесенныя имъ страданія; поэтому пѣсня его была невыразимо трогательна и несравнимо задушевна. У Сальватора созрѣлъ было уже планъ, который осуществить ему однако помѣшали наступившія событія.
Послѣ того какъ французская эскадра съ герцогомъ Гизомъ уплыла въ Салерно, испанскій адмиралъ Донъ-Жуанъ Австрійскій все свое вниманіе устремилъ на неаполитанцевъ, начавъ дѣйствовать весьма рѣшительно. Въ Испаніи были убѣждены, что великодушіе и слабохарактерность герцога Аркоса были главной причиной распространенія революціи, ибо, по мнѣнію испанскихъ грандовъ, Мазаніелло слѣдовало пытать и колесовать, а весь Неаполь наказать огнемъ и мечемъ. Теперь, по ихъ мнѣнію, слѣдовало какъ можно скорѣе исправить ошибки герцога и энергичной рукой подавить возстаніе.
Дженнаро Аннезе находился въ очень тяжеломъ положеніи. Онъ самъ и люди благоразумные изъ среды народа согласились бы сдать городъ юному герою, подъ условіемъ признанія привиллегій, дарованныхъ въ первые дни революціи. Но большая частъ народа, вмѣстѣ съ членами лиги мертвыхъ, не хотѣла и слышать объ уступкахъ, и, такимъ образомъ, не оставалось ничего иного, какъ дѣйствовать силой противъ силы.
Донъ-Жуанъ Австрійскій скомандовалъ сдѣлать на городъ нападеніе и такъ какъ та часть залива, гдѣ причалили корабли, была защищена крѣпостью св. Эльма, испанскій гарнизонъ, которой владѣлъ пушками, то высадка войскъ произошла безъ серьезной опасности.
Затѣмъ завязалось уличное сраженіе, ужаснѣе котораго никто ничего не могъ себѣ представить. Общая опасность сплотила всѣхъ неаполитанцевъ въ одну дружную армію, и въ виду близкой смерти умолкнули страсти народныхъ партій. На одной сторонѣ стояли только неаполитанцы, а на другой -- испанцы, среди которыхъ были вспомогательныя нѣмецкія войска, которыя Донъ-Жуанъ привезъ съ собой. Каждый шагъ, сдѣланный испанцами, стоилъ потоковъ неаполитанской крови. Все бывшее въ городѣ оружіе народъ разхваталъ по рукамъ, и если испанскіе солдаты были лучше обучены, то неаполитанцы превосходили ихъ своимъ презрѣніемъ къ смерти и своей отчаянной храбростью. Въ рядахъ неаполитанцевъ сражались даже женщины. Народъ укрѣпился въ церквахъ, пренебрегая святостью мѣста.
Самая жестокая битва свирѣпствовала, разумѣется, вблизи залива, а именно въ густонаселенной части города Santa Lucia.
Для поддержанія въ массахъ народа порядка, предводители въ пылу битвы гарцовали на коняхъ и вмѣстѣ съ Дженнаро Аннезе и Анніелло Фальконе храбро сражался верхомъ и Сальваторъ Роза. Народъ зналъ знаменитаго живописца и его взоръ повсюду пробуждалъ новую отвагу, новое воодушевленіе.
Но все было тщетно. Все больше врагъ тѣснилъ сражающихся внутрь города, и такъ какъ укрѣпленныя высоты въ тылу Неаполя были въ рукахъ испанцевъ, поставившихъ тамъ свою артиллерію, то несчастный народъ очутился въ безвыходномъ положеніи. Разрушались дома и дворцы, чтобы за грудами развалинъ можно было устроить укрѣпленіе.
Такимъ образомъ, уже многіе дворцы лежали въ развалинахъ, а испанцы между тѣмъ напирали все сильнѣй и сильнѣй. Одно мгновеніе казалось, что битва зайдетъ въ улицу, гдѣ находился дворецъ графа Мендоца, но Сальватору удалось напирающую массу оттѣснить назадъ.
Послѣ нѣсколькихъ часовъ храбраго и отчаяннаго сопротивленія, наконецъ, всѣми почувствовалось, что все потеряно. Самые храбрые были убиты, многіе ранены, другіе попались въ плѣнъ и вотъ сражающихся охватила паника. Они разбѣжались по церквамъ и монастырямъ, заперлись тамъ и въ своихъ домахъ, оставивъ поле сраженія за побѣдившими испанцами.
Испанцы тотчасъ же разставили сторожевые посты, послѣ чего Донъ-Жуанъ Австрійскій торжественно съ барабаннымъ боемъ объявилъ, что ужасная катастрофа кончилась.
Между убитыми лежали живописцы Ланфранко и Аніелло Фальконе, между взятыми въ плѣнъ былъ Дженнаро Аннезе и между ранеными Сальваторъ Роза.
Дружескія руки успѣли спасти послѣдняго въ одномъ домѣ, гдѣ ему была сдѣлана первая перевязка. Рана была неопасна и только въ первое мгновеніе ошеломила его, выбивъ изъ строя. Его горе за несчастный исходъ сраженія было сильнѣе его страданій, причиняемыхъ раной. Обезсиливъ отъ потери крови, онъ долженъ былъ противъ своего желанія до ночи лежать въ своемъ убѣжищѣ; ночью ему удалось переодѣтому пробраться домой, гдѣ Тебальдо съ лихорадочнымъ страхомъ ожидалъ исхода сраженія и уже терялъ всякую надежду снова прижать его къ своей груди. Радость бѣднаго слѣпца, услышавшаго о возвращеніи своего брата изъ ужасной опасности, доставила Сальватору въ это мгновеніе величайшее утѣшеніе. Прославленный живописецъ, всѣ идеалы котораго были разбиты, можетъ быть съ трудомъ удержался бы теперь отъ самоубійства, если бы его къ жизни не привязывала обязанность заботиться о своемъ безпомощномъ братѣ.
Однако, медлить нельзя было ни минуты. Рана болѣла, но повязка еще держалась и силъ было достаточно. Оставаться въ городѣ было бы безуміемъ, ибо его имя значилось въ спискѣ преступниковъ. Слѣдовало поспѣшно собираться, не обременяя себя излишнимъ багажемъ и бѣжать въ Резину и Нортичи, куда бѣглецы устремлялись цѣлыми толпами.
О преслѣдованіи ихъ нечего было думать: испанцамъ нужно было позаботиться о приведеніи въ порядокъ самаго города. Всѣ лодки и ладьи были захвачены бѣглецами. Вопли и стенанія раздавались повсюду. Тамъ жены искали своихъ мужей, здѣсь дѣти своихъ родителей. Слѣпой братъ уцѣпился за Сальватора и послѣднему за большія деньги удалось нанять для своей лодки гребца, который уговорился доставить ихъ на островъ Капри.
Какая буря чувствъ клокотала въ груди Сальватора, когда въ звѣздную темную ночь лодка скользила по спокойнымъ водамъ залива, въ виду Неаполя, освѣщеннаго безчисленными факелами,-- Неаполя, съ замкомъ на верху и съ испанской эскадрой на водахъ. Красный столбъ дыму вылеталъ изъ вѣчно бунтующаго Везувія, изъ кратера котораго вытекала огненная лава. Это была величественная картина, которую своимъ покровомъ ночь осѣняла только наполовину, и между тѣмъ какъ Сальваторъ, глубоко растроганный, любовался этой картиной, его слѣпой братъ началъ тихонько въ тишинѣ ночи напѣвать за сердце хватающимъ голосомъ ту самую пѣсню, которой его выучила мать.
Дни, проведенные Сальваторомъ вмѣстѣ съ братомъ на Капри, оставили болѣзненное впечатлѣніе, ибо судьба слѣпого нигдѣ не внушаетъ большаго сожалѣнія какъ тамъ, гдѣ природа щедро разсыпала свои красоты. Живописцу стоило большого труда громко не высказывать своего сожалѣнія, когда онъ наслаждался на скалистомъ островѣ созерцаніемъ моря въ неописуемо-прелестныя лунныя ночи, или съ развалинъ виллы императора Тиберія любовался заливомъ. Чувство глубокаго унынія охватывало Сальватора при мысли о судьбѣ Тебальдо, осужденнаго на жизнь въ вѣчной ночи. Но онъ не зналъ еще той могучей силы истинной религіозности, которая брату подавала утѣшеніе въ самые тяжелые часы его страдальческаго существованія. Только позднѣе пришлось ему убѣдиться, что даже горчайшія испытанія въ душѣ истинно-хорошаго человѣка приносятъ благороднѣйшіе плоды.
-----
Къ членамъ лиги мертвыхъ принадлежало, кромѣ Сальватора Розы, Ланфранко и Аніелло Фальконе, еще множество другихъ неаполитанскихъ живописцевъ, ибо всѣ они въ послѣдніе годы были жестоко оскорблены постыдными интригами Джузеппе Рибера. Всемогущее вліяніе Рибера въ вопросахъ искусства происходило вслѣдствіе слабохарактерности герцога Аркоса, о которомъ говорили, что онъ въ дѣлахъ управленія Неаполемъ смотритъ красивыми глазами жены Рибера.
При началѣ революціи испанскій живописецъ, по примѣру многихъ другихъ знатныхъ испанцевъ, убѣжалъ съ своимъ семействомъ изъ города, скрывшись въ одной сосѣдней деревнѣ. Едва только городъ былъ занятъ Донъ-Жуаномъ Австрійскимъ, всѣ бѣглецы-аристократы вернулись. Для высшаго испанскаго общества теперь настало время большихъ празднествъ, центромъ которыхъ, разумѣется былъ красивый и храбрый королевскій сынъ Донъ-Жуанъ.
Прежній вице-король былъ тотчасъ смѣненъ, а на его мѣсто по королевскому соизволенію былъ назначенъ графъ Вилламедина.
Въ то время какъ смѣненный вице-король былъ встрѣченъ въ Испаніи строгимъ судомъ съ предварительнымъ тщремнымъ заточеніемъ, его преемникъ былъ привѣтствованъ на мѣстѣ своего новаго назначенія съ большими почестями, и, такимъ образомъ, за празднествами въ честь юнаго побѣдителя слѣдовали торжества въ честь новаго повелителя.
Чтобы показать неаполитанцамъ, какою онъ пользовался благосклонностью новаго испанскаго владыки, Рибера устроилъ въ своемъ дворцѣ блестящій балъ, на который ібылъ приглашенъ и принцъ Донъ-Жуанъ-Австрійскій. Красивый молодой герой появился въ назначенный часъ и былъ встрѣченъ на лѣстницѣ у пріемной залы супругой и обѣими прелестными дочерьми живописца, которыя сочли за честь поцѣловать ему руку. Донъ-Жуанъ былъ восхищенъ любезностью дамъ и удивлялся поразительной красотѣ обѣихъ молодыхъ дѣвушекъ, изъ которыхъ младшая, Роза Марія, любимица отца, плѣнила его сердце. Въ продолженіе всего бала онъ держался по близости отъ нея, и польщенный отецъ гордился такимъ предпочтеніемъ.
Уже на слѣдующее утро юный герой опять посѣтилъ Рибера, подъ предлогомъ полюбоваться картинами маэстро. При этомъ случаѣ онъ очаровалъ внимательностью и изысканной галантностью хозяина дома и дамъ и умѣлъ при прощаніи оставить въ рукѣ Розы Маріи записочку. Никто не замѣтилъ ни начала, ни продолженія этихъ тайныхъ объясненій, пока нѣсколько дней спустя Рибера, велѣвъ позвать къ себѣ дочь, получилъ поразительный отвѣтъ, что ея дома нигдѣ не могутъ найти.
Розыскивали Розу Марію повсюду, у всѣхъ знакомыхъ и, наконецъ, узнали, что ночью она убѣжала съ королевскимъ сыномъ въ Монреаль около Палермо.
Тщетно убитый горемъ отецъ просилъ ее воротиться. Онъ не могъ даже осмѣлиться прибѣгнуть къ помощи суда, ибо, со времени отозванія герцога Аркоса, его вліяніе прекратилось.
Юный герой наслаждался нѣкоторое время съ красивой дочерью живописца счастьемъ любви въ Сициліи, въ укромномъ Монреалѣ; когда же по своей обязанности начальника флота, который посылался Испаніей противъ Франціи, онъ былъ вытребованъ оттуда,-- несчастная дѣвушка была отправлена въ монастырь въ Палермо.
Рибера до такой степени былъ подавленъ позоромъ своей семьи,-- позоромъ, проучившимъ его гордость и лишившимъ возможности отомстить и искать своихъ правъ, что покинулъ Неаполь, вернувшись опять въ то уединенное на берегу убѣжище, въ которомъ онъ искалъ спасеніе во время революціи. Онъ совершенно забросилъ свое искусство и прожилъ немного лѣтъ въ мрачномъ, нелюдимомъ настроеніи, пока тоска не довела его до самоубійства. Въ одинъ прекрасный вечеръ онъ вдругъ исчезъ, чтобы никогда болѣе не возвращаться; предполагаютъ, что онъ нашелъ смерть въ волнахъ моря.
-----
Сальваторъ Роза, пробывъ недолгое время съ своимъ братомъ на островѣ Капри, при первомъ удобномъ случаѣ отправился моремъ въ Чивиту-Векхію, а оттуда въ Римъ. Онъ намѣревался оставаться здѣсь недолго и отправиться дальше во Флоренцію, гдѣ хотѣлъ окончательно поселиться. Между тѣмъ, обстоятельства въ Римѣ совершенно измѣнились. Новый папа, человѣкъ серьезный, принесъ съ собой и новые вкусы. Главную роль играла музыка, о которой его святѣйшество особенно заботился; поэтому онъ приглашалъ въ панскую капеллу лучшихъ пѣвцовъ.
Антоніо Сваччіати, лучшій другъ Сальватора Розы, опять пріѣхалъ въ Римъ съ своей молодой женой и поселился тамъ въ одномъ домѣ вмѣстѣ съ старикомъ Капуцци, который совсѣмъ измѣнился.
Бѣдная, совершенно осиротѣвшая Серпа жила у Маріанны, и добрая дѣвушка чувствовала себя счастливой въ тихой семьѣ послѣ всѣхъ передрягъ и приключеній въ домѣ своего отца.
Такъ какъ Скаччіати страстно желалъ, чтобы Сальваторъ тоже поселился въ Римѣ, то онъ постарался доставить ему съ разныхъ сторонъ какъ можно больше почетныхъ заказовъ.
Впрочемъ, слава неаполитанскаго живописца гремѣла уже по всему міру и повсюду желали имѣть его картины.
Такимъ образомъ, онъ поддерживалъ съ друзьями во Флоренціи дѣятельную переписку, но самъ туда не ѣхалъ. Онъ работалъ, кромѣ кисти, и перомъ, изъ-подъ котораго у него вылилось нѣсколько остроумныхъ стихотвореній.
Вскорѣ послѣ пріѣзда въ Римъ, друзья Сальватора познакомились съ несравненнымъ голосомъ и съ замѣчательными музыкальными способностями слѣпого Тебальдр, устроили, что папскій капельмейстеръ обратилъ на молодого человѣка вниманіе и принялъ его въ ватиканскую капеллу. Композиторами было принято поручать главную партію въ ихъ новыхъ мессахъ и въ другихъ церковныхъ произведеніяхъ удивительному слѣпому пѣвцу-художнику. Вскорѣ онъ женился на блѣдной Серпѣ, къ которой съ давнихъ поръ чувствовало склонность его сердце.
Теперь Сальватору опять пришлось бы жить въ одиночествѣ, если бы онъ не рѣшился отплатить благодарностью одному преданному сердцу, которое любило его безотвѣтно и никогда не осмѣлилось бы заикнуться о замужествѣ съ такимъ знаменитымъ человѣкомъ. Когда онъ порѣшилъ остаться въ Римѣ, то построилъ по собственному вкусу уютный домикъ на прекрасномъ мѣстѣ и устроилъ здѣсь свою мастерскую. Чтобы поручить свое хозяйство въ надежныя руки, онъ взялъ къ себѣ въ домъ ту самую простую старушку, у которой раньше часто живалъ и дочь которой, Лукреція, послужила моделью для многихъ его прекрасныхъ картинъ. Онъ давно зналъ, что красивая дѣвушка неравнодушна къ нему, и такъ какъ онъ удалился отъ свѣта, желая жить только искусствомъ въ тихомъ семейномъ кругу, то и женился на Лукреціи, когда она осиротѣла. Къ ихъ общей радости у нихъ родился сынъ, воспитаніемъ котораго Сальваторъ занимался съ удивительной любовью.
Ни его душевное спокойствіе, ни его семейное счастье не были возмущены, когда онъ случайно узналъ, что графъ Мендоца переѣхалъ изъ Неаполя въ Мадридъ, не перенося разлуки съ своей дочерью, которая вышла замужъ за графа Огнатта, племянника новаго вице-короля, бывшаго при взятіи города въ свитѣ Донѣжуана Австрійскаго и возобновившаго знакомство съ юной графиней во время празднествъ. Графъ Огнаттъ послѣ похода возвратился на родину и получилъ мѣсто открывавшее для его способностей блестящую будущность.
Молодая графиня Огнаттъ считалась впослѣдствіи большимъ знатокомъ искусства, и ей Испанія особенно должна быть благодарна тѣмъ, что лучшія произведенія Сальватора Розы до сихъ поръ въ мадридскихъ галлереяхъ удивляютъ всѣхъ знатоковъ живописи.
КОНЕЦЪ.