Савонарола начинаетъ дѣйствовать

Великолѣпныя празднества, происходившія въ Римѣ послѣ избранія кардинала Родриго Борджіа на папскій престолъ, носили совершенно свѣтскій, а не церковный характеръ. Это были такія же торжества, какія обыкновенно устраиваются въ столицахъ по вступленіи на престолъ какого нибудь монарха. Но это никого не удивляло въ тѣ времена, когда папа былъ гораздо болѣе свѣтскимъ государемъ, нежели главою римско-католической церкви, духовенство которой давно уже отказалось отъ смиренной жизни первыхъ христіанъ.

Населеніе вѣчнаго города съ увлеченіемъ принимало участіе во всѣхъ этихъ торжествахъ и блестящихъ празднествахъ, не заботясь о томъ, что за человѣкъ занялъ папскій престолъ и кто будетъ отнынѣ называться главою римско-католической церкви. О новомъ папѣ Александрѣ VI, бывшемъ кардиналѣ Борджіа, шла очень дурная слава; но что за дѣло было до этого людямъ, которымъ хотѣлось веселиться на блестящихъ пирахъ? Римляне давно уже утратили свою прежнюю независимость. Всѣ папы старались внушать имъ покорность и послушаніе, принуждая къ этому и знатное итальянское дворянство и жестоко преслѣдуя непокорныхъ. Но не одни только итальянскіе владѣтели покорялись папѣ, ему безпрекословно повиновались и всѣ другіе европейскіе монархи. Папы, въ дѣйствительности, управляли тогда міромъ, такъ какъ никто изъ европейскихъ государей не рѣшался идти на перекоръ ихъ приказаніямъ, изъ опасенія быть отлученнымъ отъ церкви.

Все это зналъ и видѣлъ Савонарола, и душа его скорбѣла. Онъ хотѣлъ во чтобы то ни стало возстановить среди духовенства прежнюю чистоту нравовъ и христіанскую простоту образа жизни. Но какъ бороться съ укоренившимися привычками? Савонарола былъ, однако, не такой человѣкъ, чтобы препятствія могли смутить его. Сдѣлавшись настоятелемъ монастыря св. Марко во Флоренціи, онъ тотчасъ же рѣшилъ преобразовать его. Прежде всего онъ задумалъ перевести монастырскую общину въ другое мѣсто.

-- Не надо намъ роскошныхъ, богатыхъ зданій,-- говорилъ онъ.-- Жилища служителей Христа должны быть какъ можно проще.

Савонарола считалъ роскошью даже желѣзные замки и поэтому рѣшилъ устроить для своихъ монаховъ простыя деревянныя кельи безъ дверныхъ замковъ. Молодые монахи, восторженные и увлекавшіеся проповѣдями своего настоятеля, охотно послѣдовали за нимъ, но старики были недовольны. Многіе изъ монаховъ, подъ предлогомъ, что мѣстность, которую Савонарола выбралъ для новой общины, нездоровая, отказались слѣдовать за нимъ. Впрочемъ, вскорѣ и самъ Савонарола убѣдился, что сломить старые порядки сразу нельзя и поэтому рѣшилъ для начала удовольствоваться нѣкоторыми преобразованіями въ старомъ монастырѣ. Онъ находилъ, что монахи не должны имѣть собственности, и поэтому распродалъ всѣ монастырскія имущества. Въ нѣкоторыхъ католическихъ монастырскихъ общинахъ монахи жили подаяніемъ, но Савонарола рѣшилъ, что у него монахи будутъ жить своимъ собственнымъ трудомъ. Но такъ какъ главною цѣлью доминиканскаго монашескаго ордена, къ которому принадлежалъ Савонарола, было проповѣдываніе христіанскаго ученія, то онъ основалъ въ монастырѣ школы для подготовленія проповѣдниковъ и школу восточныхъ языковъ -- греческаго, арабскаго, еврейскаго, турецкаго, мавританскаго и халдейскаго, для того чтобы доминиканцы могли разносить слово Божіе по всѣмъ странамъ.

Дѣятельность Савонаролы была изумительна. Онъ спалъ не болѣе четырехъ часовъ въ сутки и все остальное время употреблялъ на занятія дѣлами общины, поученія и переписку со множествомъ лицъ, обращавшихся къ нему за разными совѣтами, а также на молитву и на подготовленіе къ проповѣдямъ.

Онъ прежде всего хотѣлъ дѣйствовать собственнымъ примѣромъ, и поэтому жилъ въ такой же кельѣ, какъ и всѣ остальные, монахи, и исполнялъ въ монастырѣ самыя черныя работы. Въ рѣдкія минуты отдыха онъ любилъ бесѣдовать съ молодежью, которая съ восторгомъ слушала его. Онъ входилъ во всѣ ихъ интересы и затрудненія, и никто не уходилъ отъ него безъ слова утѣшенія, совѣта или помощи. Вмѣстѣ съ тѣмъ Савонарола понималъ, что люди, особенно молодые, нуждаются въ развлеченіяхъ, и поэтому устраивалъ для монаховъ прогулки и завелъ хоровое пѣніе. Дѣйствительно, жизнь въ монастырѣ скоро начала походить на ту, о которой мечталъ Савонарола. Онъ былъ душою своего монастыря, и монахи горячо привязались къ нему.

Новые порядки въ монастырѣ не замедлили обратить на себя вниманіе. Во Флоренціи всѣ заговорили объ этомъ, и скоро слава о монастырѣ Св. Марка разнеслась по всей Италіи.

Но вліяніе Савонаролы не ограничивалось стѣнами монастыря. Народъ со всѣхъ сторонъ стекался слушать его проповѣди, и онѣ не оставались безъ вліянія. Мало по малу нравы Флоренціи начали измѣняться къ лучшему, стремленіе къ блеску, къ роскоши, беззастѣнчивость въ выборахъ средствъ къ достиженію богатства стали проявляться не такъ рѣзко, какъ прежде. Мужчины и женщины стали одѣваться проще, держать себя скромнѣе и стыдиться дурныхъ поступковъ.

Громкая слава, которую заслужилъ Савонарола своими преобразованіями въ монастырѣ и своими проповѣдями, достигла скоро и до его матери, которая жила въ уединеніи, въ Феррарѣ, вдвоемъ со своею младшею дочерью, Беатрисой. Джироламо, поглощенный своими дѣлами, мало писалъ ей за послѣдніе годы, но слухи о немъ доходили до нея. Она узнала о томъ громадномъ вліяніи, которымъ онъ пользовался во Флоренціи. Ей было пріятно слышать, что люди стекаются со всѣхъ сторонъ, чтобы послушать его проповѣди, но въ тоже время душу ея охватилъ страхъ, когда она узнала, что проповѣди эти большею частью направлены противъ папы и римскаго духовенства, а также противъ разныхъ могущественныхъ властителей Италіи, поступки которыхъ Савонарола открыто осуждалъ.

Бѣдная старушка была воспитана въ безусловномъ подчиненіи папѣ и духовенству и считала величайшимъ грѣхомъ осужденіе такихъ высокихъ лицъ. Поэтому смѣлость ея сына не только пугала ее, но и казалась ей нарушеніемъ всѣхъ принятыхъ обычаевъ и правилъ. Ея дочь Беатриса раздѣляла въ этомъ отношеніи взглядъ матери. Кромѣ того она негодовала на брата за то, что онъ, выступая противъ высшаго духовенства и папы, никогда не можетъ надѣяться на то, чтобы добиться высокаго положенія среди духовенства. А между тѣмъ, если бы онъ занялъ такое положеніе, то и сестра его и мать были бы отъ этого въ выигрышѣ.

Такъ разсуждала дочь, и бѣдная мать, слушая ее, переживала тяжелую душевную борьбу. Къ сожалѣнію, она знала о его проповѣдяхъ и поступкахъ только по наслышкѣ и сама не имѣла возможности судить о нихъ, такъ что не могла ни осуждать, ни защищать его. Она боялась упоминать его имя въ присутствіи другихъ, чтобы не услышать какихъ либо тяжелыхъ обвиненій противъ него.

Однажды ея духовникъ, которому она уже много лѣтъ повѣряла всѣ свои мысли, высказалъ ей удивленіе, что она никогда ни однимъ словомъ не обмолвилась ему о своемъ сынѣ, Джироламо. Бѣдная старушка вся затрепетала. Священникъ заговорилъ объ ея сынѣ, объ его необыкновенныхъ способностяхъ и дарѣ краснорѣчія, и сказалъ, что такой человѣкъ можетъ оказать громадныя услуги церкви, если онъ не позабудетъ смиренія и не нарушитъ послушанія святой церкви, которой онъ призванъ служить. Если же онъ вообразитъ, въ своемъ высокомѣріи, что призванъ преобразовать церковь, то горе ему!-- онъ вступитъ тогда на ложный путь, гдѣ его ждетъ погибель.

Мать Савонаролы съ трепетомъ слушала слова духовника, казавшіяся ей пророческими.

Она ясно поняла, что священникъ осуждаетъ поведеніе Савонаролы. Когда же онъ сказалъ, что душа Савонаролы находится въ опасности, бѣдная женщина залилась слезами. Священникъ, увидѣвъ, что его слова такъ сильно на нее подѣйствовали, началъ убѣждать ее, что она, какъ мать, должна спасти душу своего сына отъ вѣчной гибели и обратить его на путь истины.

Наконецъ, онъ удалился, оставивъ старуху въ сильнѣйшей тревогѣ. Она не знала, конечно, что священникъ говорилъ съ нею такимъ образомъ по приказанію своего высшаго начальства, которое было обезпокоено проповѣдями Савонаролы и желало бы заставить его замолчать. Простой доминиканскій монахъ становился опаснымъ для папы. Онъ, не стѣсняясь, громко говорилъ правду и порицалъ поведеніе папы и всего духовенства. Но этого мало! Савонарола предсказывалъ, что Италію постигнетъ наказаніе за ея грѣхи, и скоро придутъ люди изъ-за горъ, которыхъ Богъ избралъ орудіями своей мести. Неудивительно, что когда разнеслась вѣсть, что французскій король, Карлъ VIII, перешелъ Альпы и идетъ со своимъ войскомъ на Италію, то всѣ затрепетали отъ ужаса и увидѣли въ этомъ исполненіе пророчества Савонаролы.

Особенно сильно тревожились поведеніемъ Савонаролы въ Римѣ, и папа созвалъ своихъ кардиналовъ, чтобы посовѣтоваться съ ними насчетъ того, какъ поступить съ безстрашнымъ монахомъ, рѣчи котораго волновали Италію. Сначала было рѣшено попытаться соблазнить Савонаролу предложеніемъ занять важный постъ архіепископа Флоренціи и сдѣлать его кардиналомъ. Но когда Савонарола узналъ, что папа хочетъ предложить ему кардинальскую шапку, то въ слѣдующей же проповѣди онъ съ еще большею силой повторилъ всѣ свои обвиненія и громко крикнулъ, какъ бы въ отвѣтъ на предложеніе папы:

-- Не надо мнѣ никакой шапки, кромѣ мученическаго вѣнца!

Послѣ такихъ словъ нечего было и думать подкупить Савонаролу. Тогда рѣшено было подѣйствовать на упрямаго монаха черезъ его мать, которая и должна была обратиться къ нему съ увѣщаніемъ. Старуха послѣ своего разговора со священникомъ не имѣла покоя ни днемъ, ни ночью и рѣшила отправиться къ сыну, чтобы постараться спасти его душу отъ гибели.

Путь изъ Феррары во Флоренцію былъ сопряженъ въ тѣ времена съ чрезвычайными затрудненіями, и со стороны матери Савонаролы было большимъ подвигомъ рѣшиться на такое путешествіе. Дорога была трудная и небезопасная -- разбойники часто нападали на проѣзжихъ и грабили ихъ. Но мать Савонаролы пренебрегла всѣми этими опасностями: долгъ повелѣвалъ ей идти и спасти сына, указавъ ему на его заблужденіе. Она знала, что онъ всегда относился къ ней съ величайшимъ уваженіемъ и была увѣрена, что ея слова произведутъ на него впечатлѣніе. Дорогою она останавливалась въ монастыряхъ, настоятели которыхъ, получившіе соотвѣтствующія приказанія изъ Рима, говорили ей о томъ, что ея сынъ переступилъ велѣнія церкви и что ему грозитъ вѣчное проклятіе, какъ отверженнику. Только одинъ разъ, встрѣтившись съ доминиканскими монахами, она услышала другія рѣчи и увидала, что ея сынъ пользуется величайшимъ уваженіемъ среди нихъ и что они смотрятъ на него, какъ на носителя слова Божія.

Наконецъ, послѣ долгаго и утомительнаго путешествія, мать Савонаролы вмѣстѣ со своею дочерью Беатрисой добрались до Флоренціи. Было уже поздно вечеромъ, когда онѣ пріѣхали туда. Имъ бросилось въ глаза необычайное въ такую позднюю пору оживленіе въ городѣ. На площадяхъ и улицахъ толпились люди въ сильномъ волненіи. У обѣихъ путешественницъ явилось подозрѣніе, что въ городѣ произошли какія-то важныя событія, нарушившія обычное теченіе жизни. Но какъ мать, такъ и дочь были такъ утомлены, что не стали ничего разспрашивать. Онѣ рѣшили ночь провести на постояломъ дворѣ и на другой день рано утромъ отправиться въ монастырь св. Марка.

На постояломъ дворѣ онѣ узнали, что во Флоренціи произошли, дѣйствительно, очень важныя событія. Французскій король Карлъ VIII, во главѣ огромнаго войска, двинулся на Италію. Онъ не имѣлъ намѣренія воевать со всѣми итальянскими государствами, а только хотѣлъ завоевать Неаполь, такъ какъ находилъ, что у него есть права на неаполитанскій престолъ. Путь Карла VIII лежалъ черезъ Флоренцію, а такъ какъ до этого времени она жила въ дружбѣ съ Франціей, то онъ не думалъ, что ему будетъ оказано какое нибудь сопротивленіе. Отдѣльныя итальянскія государства такъ привыкли враждовать между собой, что имъ и въ голову не приходило поддерживать другъ друга. Флорентинцы, опасаясь огромнаго войска Карла VIII, дѣйствительно, не имѣли желанія вступаться за неаполитанскаго короля. Но не такъ думалъ ихъ правитель Петръ Медичи. Онъ объявилъ себя сторонникомъ неаполитанскаго короля, и флорентинцы, узнавъ объ этомъ, страшно заволновались. Петръ Медичи далеко не былъ такъ любимъ народомъ, какъ его отецъ и дѣдъ, и городскія власти стали не на шутку опасаться, какъ бы народъ не расправился съ нимъ по своему. Не имѣя другихъ средствъ усмирить волненіе народа, они обратились къ Савонаролѣ, который пользовался громаднымъ вліяніемъ.

Савонарола согласился обратиться къ народу съ увѣщаніемъ, и слова его дѣйствительно оказали свое дѣйствіе. Толпа, вмѣсто того чтобы нападать на Медичи, начала молиться и каяться во грѣхахъ. Но и самъ Савонарола не въ силахъ былъ остановить дальнѣйшій ходъ событій. Нужны были деньги, чтобы нанять войско и принять другія мѣры для защиты отъ непріятеля, но флорентинцы, недовольные тѣмъ, что Петръ Медичи втягиваетъ ихъ въ войну съ могущественнымъ французскимъ королемъ, не захотѣли дать денегъ. Прежде Медичи могли распоряжаться какъ хотѣли деньгами государства, но теперь настали другія времена, народъ началъ заявлять свою волю и наотрѣзъ отказалъ Петру Медичи въ поддержкѣ. Очутившись въ такомъ безвыходномъ положеніи, Медичи не нашелъ ничего лучшаго, какъ отправиться съ повинной къ французскому королю и заключить съ нимъ миръ. Но, когда во Флоренціи узнали, на какихъ тяжкихъ условіяхъ былъ заключенъ этотъ миръ, народъ пришелъ въ страшную ярость. Въ городѣ стали говорить, что Петръ Медичи предалъ Флоренцію въ руки короля Карла VIII, и все населеніе возстало противъ Медичи. Въ городѣ поднялось невообразимое волненіе, народъ бушевалъ и готовился все разнести. Вдругъ передъ этой разъяренной толпой появился Савонарола, волей неволей вынужденный опять вмѣшаться въ мірскія дѣла, чтобы предупредить кровопролитія и рѣзню.

Савонарола поднялъ руки, и толпа моментально стихла, повинуясь своему любимому проповѣднику. Спокойствіе и на этотъ разъ было возстановлено, но, къ сожалѣнію, оно продолжалось недолго; его нарушилъ самъ Петръ Медичи, попытавшійся силой занять прежнее положеніе въ городѣ. Народъ и уличные мальчишки встрѣтили его появленіе криками и свистками. Полиція попробовала защитить его, но трусливый Петръ Медичи какъ безумный бѣжалъ изъ Флоренціи, бросивъ на произволъ судьбы своихъ родныхъ и свои сокровища.

Послѣ бѣгства Петра Медичи изъ Флоренціи главнымъ лицомъ въ этомъ городѣ оказался Савонарола. Къ нему обратились теперь всѣ, отъ него ждали помощи и совѣта. Флорентинцы знали, что Карлъ VIII станетъ требовать исполненія договора, подписаннаго Петромъ Медичи, но они не хотѣли этого и придумывали разные способы, какъ бы подѣйствовать на короля и заставить его пощадить Флоренцію. Всѣ были въ уныніи, но какъ разъ въ это время въ лагерь французскаго короля явился Савонарола. Онъ пришелъ къ нему пѣшкомъ, безоружный и безъ всякой свиты. Савонарола прошелъ черезъ густую толпу солдатъ, окружавшую короля, и обратился къ нему съ рѣчью. Король невольно проникся уваженіемъ къ этому смѣлому монаху и согласился оказать покровительство Флоренціи, сохранивъ ея свободу и независимость. Ноелѣ этого онъ въѣхалъ во Флоренцію уже какъ союзникъ, а не какъ побѣдитель.

По отъѣздѣ французскаго короля Савонаролѣ пришлось волей неволей взять въ руки управленіе городомъ. Такимъ образомъ скромный доминиканскій монахъ сдѣлался правителемъ государства. Но Савонарола вовсе не былъ ни властолюбивъ, ни честолюбивъ. Онъ хотѣлъ лишь вернуть флорентинскому народу свободу, которой тотъ лишился во время управленія Медичей, и сдѣлалъ это. Онъ объявилъ, что народъ долженъ управлять городомъ, и учредилъ "великій совѣтъ", выбираемый изъ гражданъ города. Благодаря новымъ порядкамъ, введеннымъ Савонаролой, прекратились всѣ тѣ злоупотребленія, отъ которыхъ такъ долго страдалъ народъ.

Мать Савонаролы пріѣхала во Флоренцію какъ разъ въ то время, когда тамъ произошли всѣ эти перемѣны. Изъ разговоровъ на постояломъ дворѣ она узнала кое что, но все-таки не уяснила себѣ, какую роль игралъ Савонарола въ этихъ событіяхъ. Въ ея ушахъ все еще звучали слова духовника, указывавшаго ей на то, что сынъ ея вступилъ на ложный путь, что гордость обуяла- его и онъ легко можетъ сдѣлаться врагомъ церкви, еретикомъ, который будетъ преданъ вѣчному проклятію. Она съ ужасомъ думала объ этомъ и рѣшила во чтобы то ни стало добиться свиданія съ сыномъ и спасти его душу, если еще не поздно.

На другой день рано утромъ въ ея комнату донеслись съ улицы веселые звуки. Солнце ярко свѣтило, и въ воздухѣ пахло весной. Оживленіе на улицахъ, поразившее ее еще вчера вечеромъ, теперь какъ будто еще усилилось; всѣ куда то спѣшили; слышался смѣхъ, говоръ и временами даже звуки музыки.

-- Похоже на праздникъ,-- подумала старуха и тутъ же вспомнила, что начинается карнавалъ (масляница), который въ итальянскихъ городахъ справляется всегда очень шумно и весело.

Выйдя вмѣстѣ съ дочерью изъ постоялаго двора, мать Савонаролы пошла вслѣдъ за толпой на площадь, гдѣ находилось зданіе Синьоріи (верховнаго совѣта). Но прежде чѣмъ онѣ достигли этой площади, имъ на встрѣчу попалась довольно странная процессія. Это былъ длинный рядъ дѣтей, которыхъ сопровождала конная стража тѣлохранителей. Каждый изъ этихъ дѣтей несъ въ рукахъ какую нибудь вещь, имѣющую отношеніе къ масляницѣ, напримѣръ, маски, маскарадные костюмы, парики, украшенія и т. п. или же какой нибудь предметъ роскоши. За дѣтьми тянулась такая же процессія молодыхъ дѣвушекъ, одѣтыхъ въ бѣлое, съ простыми деревянными чашечками въ рукахъ; эти чашечки онѣ протягивали прохожимъ и собирали въ нихъ милостыню. Позади всѣхъ шли музыканты, а за ними отрядъ вооруженныхъ солдатъ.

Толпа народа, распѣвавшая священные гимны и состоявшая изъ лицъ всякаго возраста и званія, устремлялась вслѣдъ за этою странною процессіей и увлекла за собою мать Савонаролы. На площади, противъ дворца синьоріи, процессія остановилась. Тутъ было устроено возвышеніе, очевидно, для проповѣдника, который долженъ былъ говорить рѣчь толпѣ, а внизу возлѣ этого возвышенія или трибуны выстроились въ рядъ доминиканскіе монахи.

Сердце старухи сильно забилось, когда она увидѣла впереди этихъ монаховъ своего сына Джироламо, который съ привѣтливою улыбкой смотрѣлъ на приближающихся дѣтей. Онъ, повидимому, отдалъ какія то приказанія близъ стоящимъ монахамъ, и тѣ тотчасъ же удалились, а въ это время процессія вступила на площадь и расположилась на ней полукругомъ. Площадь была полна народа, и на крышахъ домовъ, въ окнахъ, на балконахъ вездѣ виднѣлись люди.

Дѣти сложили всѣ вещи, которыя они несли въ рукахъ, на середину площади и при помощи монаховъ устроили изъ нихъ пирамиду довольно страннаго вида. Пустые футляры изъ-подъ драгоцѣнныхъ вещей, вуали, маски, маскарадная одежда и т. п., а сверху книги и картины -- все это было свалено въ кучу при восторженныхъ крикахъ толпы. Пирамида все увеличивалась по мѣрѣ того, какъ приносились новые предметы, которые сваливались въ общую кучу. Между тѣмъ молодыя дѣвушки въ бѣлыхъ платьяхъ расхаживали по площади и раздавали нищимъ ту милостыню, которую онѣ собрали во время шествія.

Вдругъ въ толпѣ раздались громкіе восторженные возгласы -- на трибуну взошелъ Савонарола. Мать его, стоявшая въ толпѣ, почувствовала, что у нея подкашиваются ноги. Ей было страшно и въ то же время она испытывала радостное чувство, что видитъ своего сына и, наконецъ, услышитъ его. Отъ нея не ускользнуло, что народъ относится къ нему съ величайшимъ уваженіемъ. Его привѣтствовали восторженными криками, но какъ только онъ взошелъ на трибуну, наступило гробовое молчаніе; толпа притихла, боясь проронить хоть одно слово своего учителя.

Старушка съ трепетомъ прислушивалась къ его словамъ. Савонарола говорилъ о необходимости измѣнить образъ жизни, вернуться къ прежней христіанской простотѣ и требовалъ, чтобы народъ отказался отъ обычныхъ масляничныхъ развлеченій. Флоренція, славившаяся роскошью своихъ пировъ, безумной расточительностью своихъ гражданъ, должна теперь измѣниться и сдѣлаться образцомъ для всѣхъ другихъ итальянскихъ городовъ. Далѣе Савонарола началъ говорить о дѣтяхъ, которые составляютъ будущность человѣчества, и о необходимости уже въ раннемъ возрастѣ воспитывать въ нихъ духъ справедливости, стремленіе къ добру и уничтожать въ нихъ сѣмена тщеславія и гордости.

Какъ только Савонарола кончилъ свою проповѣдь, раздались трубные звуки и звонъ колоколовъ. Настоятель сдѣлалъ знакъ рукой, и тотчасъ же одинъ изъ монаховъ приблизился къ пирамидѣ съ факеломъ въ рукахъ и поджегъ ее. Дѣти и народъ начали пѣть хоромъ священные гимны, и пирамида запылала. Скоро отъ всей этой груды вещей остался только пепелъ, и толпа громкими радостными криками привѣтствовала это зрѣлище.

Савонарола сошелъ съ трибуны и, въ сопровожденіи доминиканскихъ монаховъ, отправился въ монастырь. Дѣло было сдѣлано, и ему незачѣмъ было оставаться дольше на площади. Впрочемъ, народъ тоже началъ расходиться по домамъ, и площадь быстро опустѣла. Только мать Савонаролы не могла опомниться послѣ всего видѣннаго и слышаннаго и машинально пошла вслѣдъ за толпой.

-- Развѣ возможно, чтобы всѣ эти люди такъ поклонялись еретику, ослушнику святой церкви?-- думала она, вспоминая, съ какимъ уваженіемъ народъ встрѣтилъ Савонаролу. Она чувствовала, что все видѣнное ею идетъ совершенно въ разрѣзъ съ тѣмъ, что ей говорилъ священникъ про ея сына.

Между тѣмъ Савонарола подошелъ къ калиткѣ монастыря и остановился. Онъ подождалъ, пока мимо него прошли всѣ дѣти, участвовавшія въ процессіи, и ласково простился съ ними, а затѣмъ еще разъ благословилъ толпу, которая провожала его. Вдругъ его взглядъ упалъ на фигуру старушки, стоявшей въ толпѣ и съ любовью смотрѣвшей на него. Онъ узналъ свою мать, которую не видѣлъ столько лѣтъ.

И въ душѣ этого монаха, казалось, отрѣшившагося отъ всѣхъ земныхъ привязанностей, вдругъ шевельнулось прежнее чувство дѣтской любви къ матери. Это чувство настолько сильно овладѣло имъ, что онъ забылъ обо всѣхъ окружающихъ и бросился къ ней.

Толпа съ удивленіемъ смотрѣла на проповѣдника, который быстрыми шагами направился къ какой то старухѣ и, нѣжно обнявъ ее поцѣловалъ въ лобъ.

-- Дорогая мать!-- воскликнулъ онъ и затѣмъ, обернувшись и увидѣвъ сестру, также протянулъ ей руку.

Эта сцена длилась нѣсколько мгновеній,-- Савонарола тотчасъ же удалился въ монастырь, куда входъ женщинамъ былъ воспрещенъ. Въ толпѣ произошло сильное волненіе.-- "Мать и сестра Савонаролы здѣсь"!-- воссклицали флорентинцы. Обѣихъ женщинъ тотчасъ же окружили. Богатые и наиболѣе почетные граждане обратились къ нимъ, прося ихъ сдѣлать имъ честь своимъ посѣщеніемъ и предлагая свои дома къ ихъ услугамъ. Скромная старуха была поражена тѣмъ почетомъ, который ей оказывали вездѣ, и это окончательно разсѣяло ея сомнѣнія и убѣдило ее, что сынъ ея пользуется величайшимъ уваженіемъ во Флоренціи, а этого не могло бы быть, если бъ онъ дѣйствительно былъ еретикомъ и грѣшникомъ, какимъ его представилъ ей духовникъ.