Вскоре Евграф с Василием выехали в Марамыш. Просилась и Устинья, но отговорил Лупан.
— На ходке не проехать — бездорожье, к седлу непривычна, вот обсохнет маленько земля, и съездишь.
Устинья проводила мужа до моста и крикнула ему вслед: — Поскорей приезжай! — и повернула обратно к дому.
Устинья работала в огороде, помогая свекру укладывать навоз для огуречных гряд.
Бросив на гряду несколько навильников, молодая женщина задумалась.
На миг промелькнуло исхудавшее лицо мужа, и точно из далекого тумана выплыл облик Сергея. Зимними ночами, которым, казалось, не было конца, он неотступно стоял перед ней. Она его ненавидела и вместе с тем рвалась к нему. Ждала мужа, думала, все пройдет, забудется, а выходит нет.
Прошлым летом, когда она гостила у родителей, к Настеньке Черновой забежала фирсовская стряпка Мария, которая приходилась Настеньке дальней родственницей. В это время Устинья была у своей подруги. За чаем женщина рассказала про семейные дела своих хозяев.
— Сам стал шибко лютовать и часто скандалил с Сергеем, который требовал раздела. Василиса Терентьевна все по монастырям разъезжает. Похудела она сильно и часто плачет. — Наклонившись к уху Настенькиной матери, Мария зашептала: — Примечаю, что Дарья вино начала хлестать, в монопольку тайком от Сергея не раз меня посылала. С мужем-то у ней нелады. Как бы не свихнулась совсем умом-то.
— Не ходи сорок за двадцать. Когда шла за молодого, что думала? — покачав головой, хозяйка налила гостье чашку чая.
— А тот, стратилат-то, — заговорила Мария про расстригу, — Сергея-то шибко жалеет, ходит за ним, точно нянька. Когда и на куфню ко мне заглядывает, — кончики ушей Марии порозовели. Выболтав свою тайну, стряпка тут же поправилась: — Все больше насчет еды.
В воскресенье Устинья увидела Дарью Видинееву в церкви. Одетая все так же пышно, с накинутой на голову черной косынкой, из-под которой выбивался серебристый локон, жена Сергея тихо молилась, устремив неестественно блестевшие глаза на икону. Когда-то властное, красивое лицо поблекло, и вся ее фигура казалась расслабленной, вялой и безжизненной.
«Неладно живут они с Сергеем», — выходя из церкви, подумала Устинья, направляясь к дому родителей.
Перед отъездом она сходила на базар, чтобы купить свекрови на платье. Еще издали увидела Сергея.
Молодой Фирсов шел по улице, играя шелковыми кистями пояса. Шагал он легко и свободно, небрежно кивая головой на почтительные поклоны знакомых торговцев. Его гибкая, стройная фигура, резкие черты лица, мрачные глаза, блестевшие из-под густых черных бровей, — говорили о необузданном и диком нраве хозяина.
Устинья зашла за угол магазина и проводила Сергея взглядом до тех пор, пока он не скрылся в толпе. Какое-то тревожное чувство овладело ею и, даже приехав в Зверинскую, она долго не могла найти покоя.