После того как лорд Губерт, восьмой граф Сент-Остель, виконт Гальтон и барон де Мен -- год пожалования баронства 1299, с гордостью вспомнил мистер Леви -- сообщил ему по телефону о своем решении, банкир не только потер пальцами левой руки ладонь правой, как всегда делал, когда был чем-нибудь доволен, но прямо-таки подскочил в кресле. Впрочем, он быстро овладел собой.
Итак, это уже действительность, а не только мечта! Ванесса будет графиней и, он это знал, самой прекрасной графиней в Англии.
Около одиннадцати часов утра Губерт, вставший поздно, позвонил Леви из своей библиотеки. Он был краток -- не стоило тратить лишние слова. Губерт никогда не колебался, приняв нужное решение. И, обменявшись всего несколькими фразами, они решили, что сегодня вечером он будет обедать в Хэмпстеде у мистера Леви и там познакомится со своей невестой.
-- Как ее зовут? -- вспомнил он перед тем, как повесить трубку.
И услышав "Ванесса", насмешливо улыбнулся. Ванесса -- поэтическое имя возлюбленной Свифта! "Что за идея назвать так маленькую еврейку -- Ванесса! Это может заставить Свифта перевернуться в гробу".
Через десять минут дверь отворилась, и кузен Губерта Ральф Донгерфилд вошел на своих костылях. Губерт усадил его в удобное кресло. Кажется, он любил Ральфа, сына сестры своей матери, который был на 10 лет старше его самого, больше кого-либо другого в целом свете. И полковник Ральф Донгерфилд вполне заслуживал этой любви.
-- Знаешь, Ральф, я собираюсь жениться.
-- Боже мой!
Губерт рассказал ему всю правду.
-- Мой дорогой мальчик, -- вот все, что сказал полковник Донгерфилд по окончании рассказа, -- зверски беспокойно быть джентльменом, но нужно им оставаться.
Затем он отвернулся к окну, чтобы скрыть выражение сочувствия на своем лице.
-- Ты видел ее?
-- Нет еще.
-- Должен ли я прийти тебе на помощь, сообщив всем об этом событии.
-- Только то, что я собираюсь жениться. Что можно сказать еще?
-- Но когда тебя увидят с блистательной еврейкой, все поймут, что ты был загнан в угол.
Губерт поморщился.
-- Никто не должен так думать. Мне кажется, я смогу сыграть свою роль, а затем повезу ее за границу, пока мы сможем благопристойно устроиться на разных квартирах или развестись.
Затем заговорили об игре в поло, но обоим было неловко, ибо каждый чувствовал возбуждение и досаду другого.
Вениамин Леви в этот день, что было для него совершенно необычно, пошел завтракать домой. Он выглядел таким сияющим, что его дочь Ванесса осмелилась даже поцеловать его. Она так мало знала его, своего милого, умного отца, который при встречах всегда делал ей чудесные подарки и, как только мог оторваться от дел, навещал в Риме и в Париже. Все годы войны она провела во Флоренции со своей воспитательницей мадам де Жанон. Ванесса едва помнила Англию, где она родилась и прожила первые пять лет своей жизни. Она не помнила также своей матери, прекрасной итальянской синьоры, убежавшей из дому с отцом; о ней в ее гордой семье не говорили до самой ее смерти, последовавшей спустя три года. Отец был тогда очень красив, Ванесса много раз слышала об этом. Высокий, белокурый, он еще и теперь красив, и добр к ней, но что-то в складке у его губ предостерегало ее от того, чтобы поступать против его желаний. И Ванессе, конечно, и в голову не могло прийти нарушить волю отца.
Вениамин Леви всегда строил свои планы на несколько лет вперед, и, раз решив, что полное послушание дочери будет ему необходимо, когда настанет время выдать ее замуж, он на смену английской няне на пятом году жизни Ванессы выбрал мадам де Жанон в качестве ее сторожа, воспитательницы и ангела-хранителя.
Он приказал, чтобы подрастающая девочка пользовалась всем, что только можно получить за деньги, но она должна была быть ограждена от молодых приятелей и какой бы то ни было возможности столкнуться с современным духом непослушания, царящим повсюду. В особенности ей следовало привить убеждение, что выбор мужа всецело находится в руках отца. Вениамин Леви хорошо знал, какое значение имеет работа подсознания, и был уверен, что если это будет усвоено Ванессой достаточно рано и достаточно основательно, то в нужный момент ему не составит труда воспользоваться своим авторитетом.
Англия казалась банкиру слишком опасным местопребыванием для формирующегося ума. Поэтому Ванесса жила за границей, в Италии и во Франции, где она обучалась у лучших учителей, и приставленная к ней отцом непреклонная, но способная воспитательница никогда не оставляла ее одну. Результатом всех этих забот (даже слуги моментально менялись, если у мадам де Жанон являлось малейшее подозрение, что они могут внести в дом новый, мятежный дух) было то, что в девятнадцать лет Ванесса -- прекрасно образованная девушка -- оказалась практически незнакомой с жизнью и ее возможностями, насколько это было только мыслимо для разумного существа.
-- В свое время ваш отец покажет вам весь свет, -- говорила ей мадам де Жанон.
В сущности, жизнь Ванессы была такой приятной, что ей почти никогда и не хотелось бунтовать. Вспышки возникали обычно только из-за туалетов. Она вполне обладала врожденным умением одеваться, тем, что называют понятием шика, а ей никогда не позволяли самой выбирать себе платья. Отец совершенно запретил ей хождение по магазинам, и самые уважаемые, но вышедшие из моды старинные фирмы присылали мадемуазель на дом своих отсталых представителей, которые ее обслуживали.
-- Успеет элегантно одеваться, когда выйдет замуж, -- думал ее отец, просматривая счет от Шанель, который Нанет, его маленькая подруга, только что прислала ему.
Сегодня, входя в свой особняк в Хэмпстеде, -- прекрасный старинный дом с двумя акрами сада, окруженного высокой кирпичной стеной, -- Леви весь сиял. Он не предвидел никаких препятствий к осуществлению своего плана, и все представлялось ему в розовом свете.
Отозвав в сторону мадам де Жанон, он сообщил ей свое решение. Мадам с нетерпением ждала минуты, когда ее воспитанница выйдет замуж: ведь ее ожидала тогда хорошая пенсия и полная свобода. Услышав имя Сент-Остеля, она, казалось, пыталась припомнить что-то.
-- Что такое? -- спросил Вениамин Леви.
-- Ах, вспомнила! Вчера вечером, в опере, позади нас было произнесено это имя, и я поняла, что оно относилось к господину, сидевшему в одной из лож. Я даже обратила внимание на него, полагаю, что Ванесса тоже должна была его заметить.
-- Прекрасно, прекрасно, -- и банкир, как всегда, от удовольствия потер руку. Он знал, что девушка вся во власти романтических понятий, и мог, если понадобится, воспользоваться этим.
Они завтракали в столовой, обставленной во вкусе первых лет царствования королевы Виктории. Дом со всей обстановкой был куплен у опекунов одного несовершеннолетнего богача и служил ему уже в течение 20 лет. В душе Вениамин Леви восхищался этим стилем. У Ванессы никогда не было по-настоящему красивого дома -- этот казался ей некрасивым и скучным, но она посещала дворцы Флоренции и Венеции, множество музеев, и ее прирожденный вкус развился, стал изысканным.
-- Красавица, настоящая красавица, -- думал отец, глядя на нее. Каждая линия ее тела была совершенна, голова посажена, как у юной Дианы, прелестная женственность, а не современная мальчишеская угловатость, сквозила в каждом движении стройной фигуры. Вениамин Леви сам был утонченной натурой, а мать Ванессы в свое время считали самой красивой и очаровательной девушкой в Риме. Когда они кончили завтрак, поданный чопорными служанками, отец предложил Ванессе следовать за ним в его личную гостиную. Здесь он совершенно просто сообщил дочери, что выбрал ей мужа, -- сегодня вечером она его увидит.
Прекрасные глаза Ванессы широко раскрылись, и лицо побледнело, но она не сказала ни слова. Леви почти всегда понимал мысли человека, с которым говорил, -- и теперь знал, что в воображение девушки вошел новый фактор и его нужно связать с впечатлениями прошлого вечера.
-- Кажется, он видел тебя вчера в опере, дитя мое, -- сказал он, -- и сегодня просил у меня твоей руки.
Кровь прилила к ее бледным щекам.
-- Как его имя, папа?
-- Лорд Сент-Остель.
Краска на ее лице стала ярче, дыхание участилось.
-- И он просил, чтобы я вышла за него замуж? -- ее глаза сияли как звезды. -- И вы действительно хотите этого, папа? Но ведь он должен был видеть меня часто и прежде, хотя я и не знала об этом? Я читала, что англичане женятся только по любви.
Теперь ее щеки пылали, как розы в полном цвету, -- ведь она осмелилась говорить отцу о любви, о такой запрещенной вещи!
-- Все это глупости, дорогая, среди аристократии браки здесь устраиваются так же, как и в других странах, твой брак тоже устроен, но, вероятно, вчерашняя опера повлияла на быстроту решения.
Леви говорил, не глядя на дочь, -- он чувствовал, что не мог бы встретить взгляд ее доверчивых глаз, похожих на куски темного ночного неба с расплавленной внутри звездой. Трудно было сказать, темно-синие они или черные, но они бездонны и прекрасны.
-- Лорд Сент-Остель обедает у нас, а твоя свадьба назначена на пятое июня.
-- Сегодня пятнадцатое мая -- так скоро, папа?
-- Долгое обручение -- это глупость, дорогая моя.
-- Хорошо, папа.
Вениамин Леви поцеловал прелестную пылающую щечку своей дочери и разрешил ей уйти. Когда дверь за ней закрылась и он услышал, как удаляются по коридору ее легкие шаги, две слезы показались в его голубых глазах.
"Любовь... -- подумал он. -- Ни один мужчина не смог бы не полюбить ее, а Сент-Остель к тому же джентльмен -- и никаким другим способом мы не могли бы его заполучить".
А Ванесса, придя в свою комнату, стала у окна, глядя с вершины холма, сквозь верхушки деревьев, на водоворот Лондона, окутанный на расстоянии голубоватой дымкой, но ничего не различала. Она видела только утомленное мужское лицо, полунасмешливое, полупечальное; она думала о судьбе. Снова Теннисон вспомнился ей: "И она полюбила его любовью, которая была послана ей судьбой".
Нет! Это будет ее счастьем, а не только судьбой! А внизу в кустах сирени певчий дрозд залился веселой трелью.