На другой день над Пятидубьем нависла тяжелая тишина. Молчали птицы, не слышно было пения жителей, уходящих на работу. Все население высыпало на площадь. Толпа волновалась и гневно сверкала глазами. Слышались возгласы:
— Вон великана! Мы хотим снова услышать пение птиц. Он опозорил нашу страну! Судить его! Вон его!
«Позор страны», вызвавший такое всеобщее негодование, только что поднялся с кровати в Замке Пирушек, сладко потянулся и потирал расцарапанные птичьими когтями щеки.
Вдруг дверь распахнулась, и какой-то запыхавшийся юноша предстал перед Муцом:
— Слушай, великан! Тебе нужно немедленно явиться на площадь. Сейчас начнется народный суд. — Повернулся и исчез.
А Муц почесал за ухом и пробормотал:
— Народный суд? Ага, значит, мне сегодня выдадут крылья.
И в нем неожиданно проснулась энергия. Он растолкал Буца, который еще похрапывал.
— Эй, Буц, вставай! Три дня кончились!
Но тот не пошевельнулся. Он дремал, словно желая проспать неприятности минувшего праздника. Муцу пришлось пуститься в путь одному.
— Сейчас мне выдадут крылья, — мечтал он, спускаясь с горы, залитой утренним солнцем. Но, когда через несколько минут он добрался до площади и увидел, с какими лицами его встретил народ, ему вспомнился вчерашний концерт — испорченный птичий концерт — и в нем сразу зашевелилось сомнение; как будет с крыльями? А когда он очутился перед террасой совета, душа у него совсем ушла в пятки. Народ сомкнулся вокруг, а Суровый-Вождь вскочил с места и вплотную приблизился к нему. Шрам на его лбу густо побагровел, орлиный нос походил на искривленную саблю, светлые глаза смотрели на непричесанного преступника с гневом и сожалением. Он начал:
— Великан! Вчера ты совершил тяжкое преступление. Наш прекрасный Праздник Свободы с незапамятных времен протекал в тишине и спокойствии. Ты первый его омрачил! Ты испортил птичий концерт! Выслушай же, что постановили птицы! — голос его звучал глуше: — Птицы отказываются петь, пока ты находишься в нашей стране. — Я спрашиваю вас, граждане Пятидубья, как поступить с великаном?
— Выгнать его! Ничего другого не остается! — отозвалась, как один, вся толпа. — Что за жизнь без птичьего пения?
— Слышишь, великан? — спросил Суровый-Вождь.
Муц потупил глаза, печально кивнул головой и робко спросил:
— А крылья? Их я все-таки получу?
— Это мудреный вопрос. Чтобы быть свободным, как птица, нужно вести себя иначе, — заметил Суровый-Вождь. — Ты, ведь, не только осквернил наш Праздник Свободы, ты на каждом шагу нарушал наши законы. Кто топтал своими ножищами цветы на лугах? — Ты. Кто давил пчел и майских жуков? Кто гнался за мотыльками? — Ты. Воображаю, что у вас там дома за дикий народ!
— Воображаем, что у них там за дикий народ! — повторили многие.
А другие прибавили:
— Пусть отправляется к себе! Для нашей страны он чересчур невоспитан. Пусть идет туда, откуда явился!
— Итти?.. Куда итти?.. Не могу я итти домой! Меня от дома отделяет огромное море! — воскликнул Муц. — Я не знаю дороги. Мой самолет сломался, — голос его задрожал: — Если вы не дадите мне крыльев, я никогда не смогу вернуться к своим родителям…
С этими словами он опустился на землю у среднего дуба и закрыл лицо руками.
Все смолкли, всех охватила глубокая жалость.
— Он не может найти своей родины! Не знает ли кто, как добраться до родины великана? Подумайте только, — существо без родины! — зашептались на площади.
Все женщины столпились вокруг Муца. Они гладили его непричесанную белокурую голову, ласкали его щеки и повторяли:
— Подумайте, — существо без родины!
Среди долгого грустного молчания прозвенел нежный голосок какой-то девочки:
— Давайте, быть может, спросим у Всезная. Вы не помните, вы не помните, что он еще предсказал?
И девочка вскочила, поднялась в воздух и полетела так быстро, что ее светлые косички рассыпались по плечам.
То была Золотая-Головка, дочь Сурового-Вождя. Она летела прямо к Всезнаю.
Хижина Всезная лежала посреди молодой березовой рощицы. Зеленая листва заслоняла ее низенькую крышу. Разноцветные птицы качались на ветках, а пчелы и бабочки, которые ежеминутно залетали к старику с вестями со всего широкого мира, жужжали и копошились в цветочной изгороди.
Всезнай склонился над письменным столом, заваленным книгами, и ломал себе голову над вопросом, которому посвятил много бессонных ночей. Что сделать, чтобы его сограждане могли лететь над морем, не боясь обморока и крушений? Треск сучьев вывел его из глубокого раздумья. Он привстал и увидел Золотую-Головку, которая пробиралась сквозь березовую рощицу к его хижине.
Не успел старый ученый выйти из-за стола, как она уже очутилась в комнате, обняла его и, с трудом переводя дыхание, торопливо задавала вопросы:
— Всезнай, Всезнай! Скажи, как великану добраться домой! Помнишь, помнишь, ты говорил — с птицей! С какой птицей? Скорее, скорее, — иначе он останется без родины! Он сидит пригорюнившись на…
— На площади, — знаю, знаю, — прервал девочку Всезнай.
Еще задолго до того, как прилетела Золотая-Головка, у него под окнами побывал большой шмель и рассказал про все, что видел и слышал на площади в Пятидубьи. Всезнай, с лукавым видом, поглядел на Золотую-Головку сквозь очки, потрепал ее по плечу, высоко поднял густые брови и молвил низким басом:
— Ты знаешь пруд у Пятидубья? Там в камышах стоят аисты. Большие длинноногие птицы, которые за последние годы навещают нас ранней осенью. Они прилетают к нам из страны дикарей-великанов, где еще до сих пор охотятся на животных и птиц. Поэтому аисты очень недоверчивы; они еще не привыкли к нашей дружбе. Подойди к ним осторожно и скажи: «Всезнай просил кланяться Черному Фраку и забрать поскорее великана, как было условлено».
Золотой-Головке не удалось порасспросить его подробно. Он легонько вытолкнул ее из хижины; она успела лишь поцеловать его на прощание в дверях и затем стрелой полетела к пруду. А старик снова уселся за письменный стол и обратился к шмелю, который с головкой забрался в чашечку цветка на окне:
— Отправляйся-ка туда и узнай, чем кончится дело с великаном.
Шмель, с громким жужжанием, вылетел за окно и полетел на площадь Пятидубья, но не застал там никаких перемен: мужчины столпились в кучки и обсуждали, что делать с великаном. А тот попрежнему сидел на корточках под дубом, закрыв лицо руками. Вокруг него, как и раньше, стояли женщины, гладили его по голове, ласкали и утешали:.
— Быть может, Всезнай поможет. Он все устроит.
Но Муц не отнимал рук от лица. Чем нежнее гладили его маленькие, мягкие ручки женщин, тем ужаснее казалась ему невозможность вернуться на родину. Ужасные мысли роились в его белокурой голове. Он должен убраться из этой прекрасной страны, уйти отсюда без крыльев, и, стало-быть, никогда больше не увидится с отцом, с матерью и сестрицей…
Он все ниже и ниже опускал голову. Говорить он уже давно не мог. Кто знает, не хлынули ли бы у него из глаз ручьи слез, если бы в этот момент не произошло нечто удивительное.
Это удивительное явилось через крышу городского Совета, с громким криком и шуршанием крыльев, и спустилось около Муца. А когда он с любопытством поднял голову, то увидел в нескольких шагах от себя улыбающуюся Золотую-Головку, знакомого черного аиста, которого Муц видел у пруда, и толпу, напиравшую с вопросами:
— Что говорит Всезнай? Это та птица, что отвезет великана на родину?
— Да, — отвечала Золотая-Головка и радостно рассмеялась. — Аист Черный Фрак отвезет великана на родину, если вы дадите ему крылья.
— Дать ему крылья! — приказал из толпы Суровый-Вождь.
— Дать ему крылья! Пусть он вернется на родину, — присоединились другие.
И вся площадь повторила за ними:
— Пусть он вернется на родину! Пусть он снова увидит своих! Мы согласны дать ему крылья!
«Бумм! — загудело в голове у Муца. — Как? Он получит крылья? Он полетит с аистом домой? Возможно ли?»
Он вскочил с места, как молния, от радости и волнения не зная куда девать руки, и, с сияющим видом, посмотрел на большую птицу. А та спрятала клюв под черное крыло, неподвижно застыв на одной ноге, точь в точь как молодой профессор перед экзаменом.
Аист испуганно отпрянул назад, когда Муц склонился над ним и дрожащим голосом спросил:
— Ты поможешь мне добраться домой? Разве ты знаешь, куда нам лететь?
Черный Фрак задрал клюв и что-то прокричал в ответ Муцу.
Тот, разумеется, состроил глупейшую, недоумевающую гримасу, но Золотая-Головка ему объяснила:
— Черный Фрак прилетел из городка, именуемого Шмеркенштейн. Разве ты этого не понял? Он тебя уже видел там, у пруда…
«Бумм!» — Загудело еще сильнее у него в голове. — «Аист из… Шмер-кен-штей-на…» — и ему вспомнились черные аисты, которых он часто встречал дома у пруда. Он пристально посмотрел на Черного Фрака и, с жаром, заговорил:
— Ты из Шмеркенштейна? Неужели из Шмеркенштейна? Неужели из…
Черный Фрак снова стал что-то кричать и все, с изумлением, вслушивались в его речь. Один только Муц ничего не понимал, — ничего. У него был самый беспомощный вид, пока к нему не подскочила Золотая-Головка и не перевела ему речь аиста на человечий язык. После этого между Муцом и Черным Фраком завязался следующий разговор:
Муц. Аист, аист! Ты из Шмеркенштейна? Ты меня видел в Шмеркенштейне? Шмеркенштейн еще стоит на своем месте?
Черный Фрак. — Я уже две недели в Стране Чудес, кляп-кляп. Часто видел, как ты в большом пруде ловил маленьких лягушат, кляп-кляп. Тоскливо теперь на пруде у Шмеркенштейна. Каждый вечер туда приходит маленькая девочка, плачет, зовет своего брата и плачет, каждый вечер… кляп-кляп.
Муц. (взволнованно). Она на полголовы ниже моего?
Черный Фрак. — На полголовы, кляп-кляп.
Муц (сильно нагнувшись вперед). — У нее белокурые волосы и две косички с бантом?
Черный Фрак. — Белокурые волосы и две косички с бантом, кляп-кляп.
Муц (вне себя от волнения). — Это моя сестра! (Сильное волнение в толпе). Моя сестра!.. Аист, Черный Фрак, дорогой Черный Фрак, милый Черный Фрак, полети со мной домой! Покажи мне дорогу, и я буду тебя баловать, буду кормить самыми лучшими жирными лягушками, никому не позволю тебя обижать! Покажи мне дорогу!
Черный Фрак (кивая). Через три дня, кляп. Нужно сперва починить гнездо. Не могу же я оставить на произвол судьбы жену и детей. Через три дня, кляп-кляп!
Тут Муц бросился на шею Черному Фраку и так крепко прижал его к своей груди, что тот насилу вырвался, испуганно отскочил от Муца и лишь издали поцеловал его прямо в кончик носа своим клювом…
* * *
Настал полдень. Солнце стояло уже высоко, а Буц все еще спал за подушкой в гостиной Замка Пирушек. Ему снились радужные сны: у него были крылья и он прилетел в Лилипутию. И у всех лилипутов тоже были крылья; они жили с жителями Страны Чудес, как братья, и знали птичий язык. Затем Буц перенесся на птичий концерт в Беличий бор, все лилипуты сидели внимательно под концертным дубом, бело-красная птица заливалась звонкой трелью — и… Буц внезапно проснулся от толчка в бок.
Перед ним стоял Муц. Он радостно смеялся, прыгнул на кровать, соскочил вниз и затрещал, как из пулемета, с такой быстротой, что Буц еле успел вылезть из-за подушки.
— Буц, подумай! Подумай только, Буц! Мы получаем крылья! Завтра я улетаю. В Лилипутию! Я только что обещал на площади… Потому что птицы не желают петь, пока я здесь… Подумай, все из-за меня! И аист Черный Фрак летит со мной домой. Через три дня он будет в Лилипутии. Через три дня! Завтра мы уже будем в Лилипутии, завтра.
Буц молча, с удивлением, наблюдал за своим другом. Тот размахивал руками, тряс головой и плел непонятные вещи. Буц решил, что радостный и сияющий великан сошел с ума, покачал головой и печально промолвил:
— Бедняга, он тронулся.
— Нет! — послышался низкий бас из какого-то угла. — Нет, великан вовсе не тронулся! Все это верно.
Испуганные Муц и Буц стали шарить глазами по комнате и заметили в дверях седого старика, который, видимо, только что пришел, так как пропеллер на его спине еще продолжал медленно вращаться.
— Всезнай! — воскликнул Муц и сделал почти тельное лицо. — Сбылось все, что ты предсказал! Ах, скажи мне, откуда ты все это знал?
— Для того я сюда и явился, — ответил Всезнай, — чтобы объяснить тебе, почему умным людям известно иногда то, что глупым кажется непостижимым. Итак, слушай! О том, что ты происходишь из страны великанов, мне рассказали аисты, когда ты впервые появился в Пятидубье. О том, что ты испортишь Праздник Свободы, было написано у тебя на лбу. А с Черным Фраком и с отъездом домой дело еще проще. Ведь, я сам договорился с ним об этом.
— Да, но…
Но Всезнай продолжал, не обращая внимания на раздираемого любопытством Муца:
— Итак, завтра у вас будут крылья. Завтра днем вы будете в Лилипутии. Там вы выкинете еще одну шалость. Знайте: в одном из лилипутских замков скрывается восемь дерзких призраков. Их нужно переловить! Их нужно переловить!
«Фррр!» — и старик уже был за дверьми, поднялся над оградой замка и полетел к лесу.