Страна Чудес была сказочно хороша — чересчур хороша для таких проказников как Буц. Что же касается Муца, то он уж совсем не подходил. Это обнаружилось очень скоро, неделю спустя после Праздника Мира. Раны обоих настолько зажили, что проказники могли ходить без повязок и совершить прогулку вниз, в Пятидубье. Вокруг уха Буца до самого затылка тянулся шрам, а у Муца на темени оставалась круглая, как большая монета, красная ссадина.
Внизу на равнине змейкой вилась река и серебристой лентой уходила в лес, на опушке которого сверкал заросший камышом пруд.
От подножия горы до самого пруда раскинулось Пятидубье. Его домики утопали в цветущих липах, испещренных красными крупинками рябинах, густых виноградных лозах и цветочных изгородях. Все селение походило на цветущий сад, из листвы которого выглядывало только несколько дымовых труб и башенок.
Слышалось радостное, громкое пение, потому что был ранний час, когда жители собирались на работу. Мужчины и женщины торопливо выскакивали из домиков и строились в ряды. Мужчины были в коротких штанишках и цветных рубашках, с синими, красными, зелеными и желтыми поясками. Женщины носили пестрые банты в волосах; их звонкие голоса заливались, как колокольчики.
Когда Муц и Буц спустились с горы и добрались до селения, жители уже были совсем готовы к уходу. Одна группа направлялась на фабрики, где ожидали пробуждения от сна машины; другие расходились по полям, на которых под знойными лучами солнца колосились хлеба, по пашням, заросшим сорной травой, по конюшням и пастбищам, где блеяли овцы, по лугам, на которых стоял спелый клевер, по садам, в листве которых наливались желтые и красные фрукты. Тишина царила в опустевших домах на безлюдных улицах. Только несколько деток кружились в воздухе и кричали:
— Великан выздоровел! Великан выздоровел! — и разглядывали Муца с высоты. На деревьях, со щебетаньем, порхали птицы.
Буц молча ущипнул Муца в икру и указал на одну липу.
Муц остановился, раскрыв рот.
На ветке сидел малыш, а на его коленях стояла птица с желтыми крапинками. Она повернула испещренную желтыми пятнышками головку, кивнула Муцу и зещебетала, обращаясь к малышу.
— Тиви-тиви? Фьить, фьить?
На это малыш ответил:
— Да, это великан, который убил больше тридцати наших солдат. Но он устроил после этого великое братание, поэтому мы ему все простили.
Птица в ответ на это чирикнула:
— Тиви, тиви? Фьить… чили-лили?
Малыш взглянул на Буца и ответил:
— Тот лилипутик? Он освободил свой народ от волшебной короны.
— Тиви-тиви? Фьить. Чили-чили… Фьить…
— Ты спрашиваешь, почему это не сделал великан? Да, это загадка. Быть может, у него здесь не совсем ладно, — и малыш постукал себя по лбу.
Муц озлился. Он наклонился, схватил два кома земли и швырнул ими в дерево, а Буц запустил туда камнем.
Птица, издав испуганное «фьить», вспорхнула и улетела. А малыш взвизгнул, как ужаленный, слетел как молния, с дерева, ткнул ошарашенного Муца кулаком в нос и так стремительно бросился на Буца, что тот упал навзничь. Затем маленький летун снова взвился в воздух и поднял тревогу:
— К председателю совета! Эти двое бросали в птицу! К председателю совета!
Улица сразу оживилась. Из всех домов и садов выбежали дети и столпились вокруг злоумышленников. Даже малыши, порхавшие в лучах солнца, вихрем опустились наземь и стали тузить Муца, ловко ускользая от его рук, подталкивали его и, не переставая, кричали:
— К председателю совета! Эти двое бросали в птицу!
Пожилые мужчины и женщины, которые по старости были освобождены от работы, стояли в обвитых виноградниками дверях домиков и также кричали:
— К председателю совета!
Толпа ребятишек гнала Муца и Буца по аллее, по направлению к площади.
По краям последней, в форме подковы, выстроились маленькие домики. Их плющевые и виноградные изгороди сходились к зданию совета, с высокой остроконечной башней. Широкая терраса совета выходила на площадь и на нее падали тени пяти исторических дубов.
Так красиво расположился совет Пятидубья. В одной из комнат нижнего этажа сидела за столом коренастая фигура, с багрово-красным шрамом на высоком лбу. То был председатель совета Суровый-Вождь. Он отложил в сторону перо, выглянул в окно и увидел занятное шествие — впереди Муц и Буц, а за ними толпа летающих, бегающих и кричащих детей. У террасы процессия остановилась, а дети продолжали кричать:
— Товарищ председатель! Товарищ председатель! Они бросали в птицу!
— Что? — спросил Суровый-Вождь. Он нахмурился, вскочил со стула, быстро выбежал из комнаты на террасу, посмотрел в лицо Муцу, устремил строгий взгляд на Буца и переспросил его: Не может быть! Как? Великан напал на маленькое слабое создание? Это невозможно!
— Правда! правда! — закричали дети, указывая пальцами на обоих виновников. — Правда!
Муц пристыженно опустил голову, Буц уставился в землю. А Суровый-Вождь долго смотрел на Муца, словно не веря, чтобы такой великан мог напасть на слабое создание. Затем он еще раз взглянул на Буца, лицо которого было скрыто широкополой шляпой, поднял свой орлиный нос и промолвил:
— Вам хотелось летать еще тогда, когда вы лежали в постели. Теперь, хотя у вас головы и залечились, но крыльев вам, видно, нельзя доверить.
Муц перегнулся через перила террасы и, подпрыгнув, стал просить и умолять.
— Научите нас летать, господин Суровый Вождь, господин председатель совета, господин главнокомандующий! Пожалуйста, дайте нам крылья и все прочие принадлежности.
Но тот неумолимо покачал головой:
— Нет, этому не бывать! Кто хочет быть свободным, как птица, тот должен вести себя иначе.
— Я больше никогда не буду бросать в птиц, — с жаром твердил Муц, — я так люблю птиц, так люблю…
Он разгорячился так, что забыл, как часто гнался в Шмеркенштейне за воробьями.
Суровый-Вождь смерил пристальным взглядом умоляющего и раскаивающегося Муца и смотревшего в упор Буца, на мгновенье призадумался и, наконец, произнес:
— Хорошо! Вы должны в течение трех дней доказать, что заслуживаете крыльев. Если вы себя будете вести эти дни так, как принято в Стране Чудес, то на четвертый день вы будете летать наравне с нами.
У Муца сразу просветлело лицо, и он широко расставил руки, словно намереваясь схватить в объятья председателя совета. Но тот отступил на три шага и еще раз повторил:
— И так, через три дня!
Затем повернулся и ушел в совет, где снова уселся за письменный стол.
Муц также повернулся, поспешил оставить площадь и стал так быстро удирать, что Буц еле мог поспевать за ним, делая большие прыжки; ребятишки же остались далеко позади.
Бегство прекратилось только тогда, когда они примчались к себе в замок.
Муц, тяжело дыша, лег на свою постель, посадил вспотевшего Буца на колено и заявил:
— Знаешь, почему я так торопился? Я не был уверен, что не натворю там внизу новых глупостей. И тогда мне не дали бы крыльев. Крылья, Буц! Через три дня!
Буц стянул шляпу с головы, раскрыл рот, но так и не успел ничего сказать, так как откуда-то послышался голос:
— Золотая-Головка ушла! Золотая-Головка не придет больше к вам, потому что вы бросаете в птиц. Она велела вам это передать.
Голос исходил из открытого, залитого солнцем окна. В этом окне кто-то размахивал крыльями и, произнеся эти слова, улетел, оставив Муца и Буца в печали.
Кончились прекрасные истории, которые им всегда рассказывала Золотая-Головка!
Муц грустно повернулся на бок и решительно сказал:
— Лучше всего будет, если я эти три дня просижу в замке. Иначе я не получу крыльев.
Буц сквозь сон пробормотал:
— Да, ты прав!
— И оба крепко заснули: после шестидневного лежания они сегодня впервые встали на ноги, и сильно уморились за день.
* * *
Было уже далеко за полдень, когда Муц и Буц проснулись от звонкого пенья.
Розоватые стада облачков плыли на горизонте. Широкие, темные стаи птиц колыхались в последних лучах заходящего солнца. Длинные цепи летающих жителей Страны Чудес гонялись с птицами в воздухе, смело взлетали к облакам, затем снова опускались вниз, садились среди цветов на лугах и пели старые песни свободы; другие кружились вокруг башен Замка Пирушек, порхали у окон гостиной, подлетали к постели великана, который протирал заспанные глаза, и возбужденно старались перекричать друг друга:
— Радуйтесь, ликуйте! Лилипутия свободна! Всезнай получил известие от птиц! Лилипуты освободились от толстосумов! Радуйтесь!
Раздался шум вздымающихся крыльев, и маленькая стая выпорхнула из окон и понеслась над равниной, над прудом, над лесами и лугами.
Муц гордо посмотрел вдаль и величественно кивнул, точно то, что произошло в Лилипутии не было для него новостью. Напротив, в Буце это известие пробудило сильную тоску по дому, он взобрался на подоконник, уставился на юг и вздохнул:
— Ах, если бы я мог быть при этом! Если бы я имел крылья! Я тотчас же полетел быв столицу!
— Три дня! Один день, еще один и еще один! — утешал его Муц, вспомнил о Громовом-Слове и сверкающими глазами посмотрел на носившихся под розовыми облаками жителей Страны Чудес.
— Через три дня! Я полечу прямо к Громовому-Слову. А потом к маме! А затем опять в Страну Чудес. Ах, только бы мне не натворить глупостей в эти три дня… Самое лучшее было бы — проспать эти три дня, потому что во сне я самый хороший мальчик — так всегда говорил мне отец.
Затем он вспомнил пророчество Всезная. Является ли сегодняшняя история тем большим преступлением, которое предсказывал старец?
Муц не совсем был в этом уверен.