Кривого Соловья, старика, держали при главной фабричной конторе для разных мелких работ… Один глаз у Кривого Соловья вытек в детстве от оспы. А теперь и вторым глазом Кривой стал плохо видеть, но очень строго это ото всех скрывал, чтобы не прогнали, — напротив, любил прихвастнуть, что одним глазом смотрит не хуже, чем иные в оба.
Кривой, ковыляя по узенькой тропинке, пробитой в свежем снеге, шел со двора на двор… Остановился у мотальной, ведро поставил на тропинку и, намазав на фонарном столбе аккуратно по формату объявления квадрат, стал раскатывать из трубки по намазанному месту листок.
Издали по той же тропке бежит во весь дух Шпрынка, за ним поодаль гонится Кудряш, крича:
— Постой, я тебя взырю!
Шпрынка налетел, толкнул Кривого в снег, ловко сшиб на бок ведерко с клейстером, ведерко пролилось; Шпрынка повернул за корпус в переулок. Кривой, бранясь, барахтался в снегу и кричал:
— Стой! Ты думаешь, я не признал тебя! знаю!
Кудряш подбежал к Кривому, поставил его на ноги, а ведерко вверх дном и спросил участливо:
— Что, дедушка, расшибся…
— А ты кто? — спросил старик.
— Как кто — разве не видишь? Кудряш…
— А! Митя! Как не видать, вижу. Какими судьбами? С хозяином приехал?.. А у нас сволочи — бунт подняли. Ну и озорь народ пошел — смотри, с ног людей сбивают…
Старик ткнул мазилкой в ведро, потому что клей на столбе уже замерз.
— Что за притчи! Неужто клей застыл?
— Дедушка! — захохотал Кудряш: ведро-то вверх дном! Он сшиб его, когда пробег…
— Ну, что ты мне говоришь, что я не вижу? Сам вижу, что вверх дном. Пропал клей — опять клей варить. Вот и работай с вами.
— Пойдем, дедушка, к нам в мальчью артель. Хоть печь у нас не топлена, мы живо там в подтопке клей заварим. Мука у нас найдется.
— Идем, парень. Вот бы все такие были, как ты!
Кудряш привел Кривого в кухню мальчьей артели. Там встретил их Шпрынка и, охая, говорил басом:
— Ну и дуралей — куда же убег-то он? Ты бы ему, Кудряш, наклал…
Шпрынка шепнул Кудряшу:
— Ты у него про соловьев спроси — он заведет волынку.
Кривой положил на лавочку сверток листков, мазилку, набил трубочку и сел перед подтопком, где стряпка разводила под чугунком из лучинок огонь, чтобы заварить Кривому клейстер. Стряпка щипала косарем лучину от полена.
— Скоро, дедушка, соловьи прилетят, к весне дело. Ловить соловьев-то будешь? — сказал Кудряш.
— Куда мне теперь!
— А что, плохо видишь что ли? — спросила стряпка.
— Не то, что плохо, а делов при конторе много. Да, половил я соловьев не мало. Соловья как ловить надо? Высмотрел, где он уселся в кусту петь. И гляди, пока распоется — тут к нему смело подходи: хочешь шапкой крой; хочешь голой рукою бери. Когда это было: в турецкую войну, пошел я в соловьиный день на Клязьму, где малина. Он, соловей-то, по малинникам гнезда вьет…
— Вон что? Ну?
Кудряш тихонько накрыл шапкой сверток листков на лавочке, выждал и ушел потихоньку в столовую артели, где его ждали Шпрынка и Мордан, на столе стоял пузырек с чернилами, при нем две ручки с перьями.
— Поет? — спросил Шпрынка, принимая из рук Кудряша сверток объявлений.
— Поет. Только скоро чугунок закипит.
— Ничего, — сколько успеем. Ну, писаря, пишите.
Шпрынка раскатал трубку объявлений, расправил и подал Мордану и Кудряшу по листику.
— Пишите на изнанке: объявляется Савве Морозову, — диктовал Шпрынка, а писаря писали, — что за эту сбавку ткачи и прядильщики никак не соглашаются работать. А если ты нам не прибавишь расценок, то дай нам расчет и разочти нас по пасху, а то если не разочтешь нас по пасху, то мы будем бунтоваться до самой Пасхи. Ну, будь согласен на эту табель, а то ежели не согласишься, то и фабрики вам не видать!!
— Теперь списывайте сами, а я на кухню пойду: поет ли соловей-то?
— Соловей как поет, — рассказывал Кривой стряпке — он, не то что, сам себя забывает — ничего ему не надо в свете. Шапкой накрыл — а он поет! В руку взял — поет!..
Шпрынка посмотрел: в чугунке закипает…
— Эх, вы! — закричал он. — Эдак у вас клей до завтра не поспеет. А у дедки экстренное дело.
Шпрынка сунулся к огню, схватил лучину и так ловко ткнул в чугун, что он опрокинулся, плеснул и залил огонь в подтопке…
— Ах, ты! Вот беда-то! Аяяй! Ну, наливай, Митревна, еще воды. Я буду разжигать…
Огонь в сырой золе плохо разгорался.