Когда сварили клейстер, Кудряш взялся помогать Кривому. Всех листков переписать не успели. Одно новое объявление Шпрынка оставил себе, чтоб показать Анисимычу.
Кудряш с Кривым до сумерок ходили по фабричным дворам. Кривой намазывал, а Кудряш из свертка по намазанному раскатывал листок, и Кривой еще раз обводил мазилкой по краям наклеенного листка для крепости (чтобы мальчишкам труднее было сорвать).
— Вот у нас дело-то и идет, — приговаривал Кривой. — Ум хорошо, а два лучше…
Впотьмах, когда в артели Кривой всполошился и заспешил — мальчишки скатали трубку кой-как. И Кудряш, раскатывая, видел, что листки приходились на лицо его новым объявлением Савве Морозову от ткачей с обещанием бунтоваться по пасху, то объявлением конторы кверх ногами с угрозами ткачам Саввы Морозова сына, то пустой, неисписанной изнанкой. Когда осталось листков немного, Кудряш сказал:
— Ну, это, дедушка, ты уж один доклеешь. Мне некогда.
— Спасибо, сынок. Иди с богом.
Народ сбегался к объявлениям и расходился от столбов и заборов с наклеенными листками, недоумевая. Под конец за стариком бегать стали мальчишки и девчонки и весело пели звонким голосом:
Клей, клей,
не жалей,
пой, пой,
соловей!
Кривой
дуралей!
Кривой, ворча, норовил ткнуть кого-нибудь в лицо мазилкой, но певцы, как пташки, разлетались от его угрозы…
Кудряш вернулся в мальчью артель. Там было опять полно и шумно, как при налете скворцов на вишенник. Стало известно, что пришел поезд с казаками и разгружается у товарной станции. Заглянул на минутку в артель Анисимыч, прочел сочиненную Шпрынкой прокламацию, покачал головой и похвалил.
— Здорово составлено. — И отдал листок Шпрынке. Кудряша Анисимыч спросил: «верно ли, что едет Муравьев». И когда подтвердил Кудряш, Анисимыч сказал всем:
— Мальчики! Знайте, это тот самый Муравьев, который тех, что царя убили, судил.
— А за что они царя убили?
— А вот за что, ребята: «Что за лютый злодей, за лихой чародеи наши деньги берет, кровь мужицкую пьет. Эх, не лютый злодей, не лихой чародей наши деньги берет, кровь мужицкую пьет. Толстопузый купец, да царь белый — отец, разорили вконец». Царь-то и есть главный виновник нашей жизни. За то его и убили.
— А что с ними сделали?
— Муравьев потребовал, чтобы их повесили. Это, ребята, человек лютой. Держись дружней!..
Анисимыч позвал с собой Шпрынку с друзьями и пошел впятером в казарму к Викуле Морозову. Там в корридоре собралось много ткачей и от Саввы и от Викулы. Тут был и Лука. Анисимыча встретили криками вперебой:
— Казаков нас пороть пригнали. Что делать? Все утешал, щербатый чорт, чтоб миром держались. Вот тебе и мир. Теперь разбор начнут. По миру сбирать итти придется, как волчий билет дадут… Кто нам теперь поможет…
— А вот давайте Луку спросим, — предложил Анисимыч — он нам расскажет… Говори, Лука, кто нам поможет? А? Неужто мы — в поле обсевок.
Лука достал из кармана замасленный листок к московским рабочим от Северного Рабочего Союза с призывом объединяться и стоять один за всех и все за одного.
— Вот слыхали, — говорил Лука, — что тут написано. Не мы одни страдаем под гнетом капитала, а все рабочие страдают. «Северный Рабочий Союз» — это питерские рабочие соединились. У них договор и с английскими рабочими, и с немецкими — чтобы бороться вместе за освобождение труда. Каждый рабочий вносит деньги, на случай помощи во время стачки. Если мы обратимся к Союзу за помощью, они и нам помогут в случае нужды.
— Вот это дело десятое. Надо непременно денег спросить… Не у него дадут?
— Дадут. Но надо помнить, друзья, что эти деньги тоже рабочих, как и мы.
— Ну, что ж — мы отдадим потом когда-нибудь.
— Правильно.
— Анисимыч! Бери мешок. Валяй за деньгами. Где — в Москве, что ли, деньги дают?!