Шпрынка схватил ком снега и вытер им саднящее лицо и руки. К конторе прискакали с факелом пожарные, блистая медью касок…
— Где горит?
Шпрынка крикнул:
— Идём!.
Пожарный с факелом и брандмейстер с топором побежали вслед за Шпрынкой в контору. Пламени в той комнате не было видно, она была полна едким дымом. Брандмейстер выбил топором звено окна, другое, третье, распахнул окно, и по стенам снова поползли красные огни. «Давай брансбой сюда!», — крикнул из окон брандмейстер..
С улицы — женский крик, от которого у Шпрынки подкатило к горлу комом. Он забыл про пожарных в блистающих касках и перекинулся из распахнутого брандмейстером окна прямо на улицу. По улице казаки гнали нагайками толпу. Из двери напротив выбегали с ружьями солдаты… Шпрынка метнулся туда, откуда кричала женщина, но его сбили с ног, и, вскочив, он попал в неудержимый поток бегущих…
Их загнали в угол между прядильной и новым ткацким корпусом… Бежать было некуда… Многие подпрыгивали, ударясь о каменную стену, подобно мыши, которую, играя, выпустил кот…
Пожарные кони позвякивали колокольцами… Огня не было видно. К окруженной тесным кольцом казаков толпе подбежал пожарный и крикнул:
— Ребята! Человек десять к трубе: качать!
Шпрынка пронырнул меж лошадей и вместе с другими побежал к пожарному насосу… Начали качать. — «Не части! — учил пожарный — до отказа вниз — раз-два! раз-два!..» Заборная труба, всхлипывая, хлебала воду из бочки; шланг налился, из брансбоя с треском ударила вода… Из окон конторы валил дым…
Пожарные быстро сбили огонь; из окон выкидывали что-то опаленное… К насосу подъехал казак:
— Эй, вы, качальщики! Пожалуйте!..
Загнанных в угол, стали разделять на кучки и выводить под охраной солдат на улицу. Шпрынка перекликнулся и очутился рядом с Морданом и Приклеем. Потом отозвались и Батан и Вальян и остальные из шайки разбойников…
— Дяденька! Нас вместе! Вместе нас бери! — требовали они у ефрейтора…
Солдат их загребал в круг конвойных кучей… и оттолкнул какую-то женщину.
— Ты, тетка, откуда взялась?
Тетка сердито ворчала:
— Я что ж! Я, как все. Всех берут — ну, и меня пусть берут…
— Тетка Воплина! Давай её сюда к нам! — позвал Приклей…
Тетка Воплина шла рядом со Шпрынкой и его разбойниками; тут было и еще несколько прядильщиц и ткачих — они молчали, а тетка Воплина ворчала:
— Ну, что ж: все работали, и, я работала. Все взбунтовались — ну и я. Все в острог — и я в острог…
По улице проскакал казак и мимоходом крикнул:
— Веди прямо на товарную, там арестантский поезд подали…
Арестованных переписывали в конторе станции и сажали в поезд из красных вагонов с надписью: «40 человек — 8 лошадей».
Шпрынка с товарищами прошли вереницей в «затылок» мимо барьера в конторе, за которым сидели писаря, спрашивая имена и звания арестованных и род работы на фабрике.
— Старший мальчик, — ответил Шпрынка.
— Вижу, что мальчик и болван порядочный.
— Ну?
— А кем ты на фабрике был?
— Старшим мальчиком…
— Проходи! Ты? — спросил писарь Приклея.
— Семен Воробьев. Младший мальчик в банкобросной.
Писарь писал, качая головой, а мимо него, останавливаясь на минуту, проходили, именуя себя, мальчики…
— Средний мальчик. Старший мальчик. Задний мальчик. Младший мальчик. Присучальщик. Подручной мальчик. Шпоруточный. Подавальщик. Приготовительный мальчик.
— Каких только мальчиков нет! — сказал изумленный писарь, испещряя словом «мальчик» уж не первую страницу, — ну, а ты, тетка, кто, девочка что ли?
— У нас такой должности нет, — обиженно ответила тетка Воплина — я ткачиха, — на гроденаплевых станках стою… Основа номер двадцать четвертый, уток номер десятый. Пиши, пиши: всё пиши. Уж писать, так всё писать: в берде зубьев тысячу двести… да… ну: закрайных ниток сорок восемь. Чего воззрился — пиши: в основе ниток две тысячи, триста пятьдесят две. Кусок шестьдесят пять аршин…
— Проходи!
— А раньше я демикотон работала — основа: тридцатый, уток тридцать восьмой…
— Ладно, проходи — в тюрьме Владимирской доскажешь…