В отпуску Крис больше носил штатское, и это огорчало Джули, зато очень нравилось мистеру Бантингу. Летная форма каждый раз напоминала ему, что сын находится в распоряжении военных властей. А у них свои соображения, в которых жизнь Криса далеко не главное. Быть может, ценой его жизни придется заплатить за победу. Но все это забывалось, когда Крис надевал свитер и фланелевые брюки. Хотя он всего только на прошлой неделе гонял немцев по всему небу, на этой неделе он очень охотно вызвался сажать капустную рассаду. Ни один нацистский летчик-детоубийца не снизошел бы во время отпуска до такой работы, думал мистер Бантинг; тот и вообще не стал бы ничего делать, а щеголял бы в мундире и разыгрывал героя. У немцев все мундир да мундир — они просто жить без него не могут. Ни у одного из их правителей даже штатского костюма нет, если судить по фотографиям.
Волнение, пережитое им, и огорчение из-за нечуткости Криса скоро рассеялись и теперь казались ему даже глупыми; впрочем, не совсем. Мистер Бантинг не хотел верить, чтобы искреннее чувство, идущее из глубины души, могло быть глупым. Но все же между ним и Крисом установились прежние отношения, и Крис даже искал отцовского общества, когда не мог видеться с Моникой. Ничего особенного они не говорили, но оба оставались довольны беседой. Чувство радостного ожидания, с каким мистер Бантинг устремлялся домой после работы, омрачалось лишь мыслью, что семь дней не будут длиться вечно и что Крису очень скоро предстоит вернуться к своему страшному делу воздушного стрелка.
В последний вечер, после того как миссис Бантинг и Джули попрощалась с ними на ночь, отец с сыном долго сидели вместе.
— Мы недолго, мама, — сказал Крис; но как только дверь за нею закрылась, он вскочил, вытащил из-за радиоприемника бутылку портера и штопор и с видом завзятого заговорщика попросил отца достать стаканы.
— Когда-то я еще попаду домой. Посидим, потолкуем.
— Портер, а? — сказал мистер Бантинг. Он редко пил портер. Как-то не приходило в голову попросить, чтобы купили, а кроме того, портер гораздо дороже пива.
— Хорошая штука, Крис. Укрепляет организм.
— Помогает уснуть после встряски.
Это было первое упоминание Криса о встрясках, но распространяться на эту тему он не стал. Вместо этого он положил ноги на стул, уселся поудобнее и улыбнулся отцу.
— Я чудесно провел отпуск.
— Правда, Крис? — отозвался мистер Бантинг. Всю эту неделю его тревожила боязнь, как бы Крис не соскучился дома.
— Да, повеселился наславу.
— Вот будет радость, когда ты совсем вернешься домой, Крис. Все теперь как-то научились больше ценить друг друга.
— Сначала надо побить немцев.
— Да, Кристофер, непременно надо.
Мистер Бантинг задумчиво курил. Ему невольно пришло в голову, что Крис очень похож на него самого и что с годами это сходство еще усилится. Он продолжит род Бантингов, честных, обыкновенных людей, которые так нужны на свете. Но, разумеется, прежде всего надо побить Гитлера.
— Нелегкое будет дело, — раздумывал он вслух. В последнее время у него бывали минуты, когда он чувствовал, что дальше не в силах терпеть. Разрушение и гибель — вот что ему приходилось ежедневно видеть в Лондоне; в поездах и автобусах он переживал страшные минуты, и работать приходилось в постоянном напряжении, прислушиваясь к гулу моторов над головой. Кроме того, он не высыпался. Побить немцев будет гораздо труднее, чем прошлый раз, всем еще много придется пережить. Но об этих мыслях он никому не говорил. Да и думал он так не всегда, а только когда очень уставал. Летчики — жизнерадостный народ, а у мистера Бантинга было правило: никому не портить настроения.
— Летит какой-то, — сказал Крис, прислушиваясь к гулу мотора. — Будем надеяться, что плакса Минни не завоет, а то как бы мама не сошла вниз.
Ему как будто хотелось, чтобы это совместное курение и выпивка были чем-то вроде секрета между ним и отцом.
Гул затих. Они налили по второму стакану и, откинувшись на спинки стульев, посмотрели друг на друга.
— Я недавно подбил «Дорнье». Он вынырнул из облака и прямо мне на прицел. Я и дал по нему очередь.
— Сбил?
— Они выбросились на парашютах. Я потом видел пилота. У него гараж вроде нашего, где-то на Рейне. Звал в гости после войны.
Мистер Бантинг задумался. — Что ж, это может быть интересно. Поедешь?
— Еще чего! Не такой уж я охотник до немцев.
— Да, конечно. Какая все-таки наглость — звать тебя в гости. Самое лучшее — не иметь с ними никакого дела. А что он за человек, Крис?
— Да как, будто ничего. Сто лет не брит, весь зарос щетиной. А вот в стрижке не нуждается.
— Голова, как биллиардный шар, да? Я вот все думаю, Крис, как это будет, когда ты вернешься домой после войны. Отложил для тебя немного денег. Не бог знает сколько, а так, кое-что, сколько мог. Я думаю, нельзя ли получше оборудовать гараж, помочь тебе немножко. Чтобы у тебя, когда вернешься, было свое солидное дело. А не эти полеты, вот что.
— Спасибо, отец, только я не хочу брать у тебя.
Мистер Бантинг взволнованно подался к нему. — Почему же, Крис? Мне хочется помочь тебе. Ведь война когда-нибудь кончится.
— Да. Опять будет «послевоенное время», верно?
— Конечно, будет, Крис, — сказал мистер Бантинг ободряющим тоном. — А войну надо пережить, только и всего.
Крис улыбнулся ему задумчивой, даже грустной улыбкой. Слова мистера Бантинга повисли между ними в воздухе, точно напечатанные. Крис снял ноги со стула и вскочил.
— Твоя правда, отец. А теперь пойдем-ка спать.
По совершенно возмутительному недосмотру со стороны начальства, как считал мистер Бантинг, — потому что это испортило ему уик-энд, — Крис должен был вернуться в свою часть в субботу утром. Воскресный день мистер Бантинг заполнил разными пустяковыми делами, но все время думал о сыне. Он перебирал в уме все сказанное и сделанное Крисом, повторял про себя его слова, как повторяют любимую песню, и все казалось ему одинаково важным и значительным. Каждый окурок в пепельнице будил воспоминание о каком-нибудь невзначай сказанном слове. И когда, после долгих розысков, мистер Бантинг нашел свою лопату на грядке только что высаженной капустной рассады, он очистил с нее ржавчину, думая: «Как это похоже на Криса», точно привычка забывать повсюду вещи была очень привлекательной чертой характера.
Прощались наспех, кое-как — Крис еще не кончил завтракать, мистер Бантинг и Джули торопились на поезд. Моника должна была отвезти его в машине на станцию Карберри и там пробыть с ним до поезда, чтобы отдалить минуту расставания. Жизнь в коттедже «Золотой дождь» опять вошла в свою колею.
В воскресенье утром, стоя посреди гаража, мистер Бантинг задумался о том, почему он не перевел машину на имя Криса. Крис даже спрашивал об этом. А прежде мистеру Бантингу это не приходило в голову — как-то не догадывался. Надо непременно сделать это до следующего приезда Криса.
Оттого, должно быть, что «конвэй» был уж очень старый и потрепанный, мистер Бантинг подумал, глядя на него: «Хорошая была машина, сослужила службу». Он включил зажигание и нажал стартер. Но ничего за этим не последовало, кроме едва слышного шума под капотом; мистер Бантинг приподнял его и заглянул внутрь. Затем он прочистил карбюратор, покрутил ручку; сначала терпеливо, потом со злостью, ибо операция с карбюратором была пределом технических познаний мистера Бантинга. И все же «конвэй» не сдвинулся с места, что было уже совсем непонятно. Мистер Бантинг всегда хвастал тем, как легко его машина берет с места, и нередко наблюдая, как другие в поте лица стараются пустить в ход машину более дорогой марки, думал про себя, что как-никак иметь «конвэй» большое преимущество.
Он остановился и присел отдохнуть, мужественно борясь с искушением бросить машину и уйти. Он ведь собирался заняться совсем другим делом и, собственно говоря, в гараж пришел за удобрением. Но бросать что бы то ни было на полдороге было не в характере мистера Бантинга: всякие затруднения он принимал как вызов и боролся с ними. Кроме того, инстинкт подсказывал ему, что тут все дело в карбюраторе, а разобрать карбюратор «конвэя» — детская игра, нет ничего проще. Так, по крайней мере, говорилось в инструкции.
И потому, вооружившись инструкцией и набором отверток, мистер Бантинг принялся за карбюратор. В гараже стало тихо. Так тихо, что вскоре туда заглянула миссис Бантинг и спросила, здоров ли он. В ответ ее довольно невежливо попросили уйти. Окончательно запутавшись и теряя доверие к инструкции, мистер Бантинг все-таки выполнял все указания, хотя в тоне автора он все яснее улавливал намеки на то, что книжку эту он написал, собственно говоря, так, на всякий случай, ибо с «конвэем» до такой крайности дело дойти не может. Автор объяснял, как разобрать карбюратор, но о том, что делать дальше умалчивал. Повидимому, снова собрать и поставить на место. Мистер Бантинг знал, что такие, как будто бы бесцельные, операции иногда неизвестно почему помогали исправить повреждение. Но он рассердился на автора и, оставив в покое карбюратор, принялся с пристальным вниманием изучать последующие страницы.
Однако, дойдя до самого существенного, то есть до сборки карбюратора, автор руководства досадливо от нее отмахивался: было просто сказано, что вышеописанный процесс повторяется в обратном порядке. Говорилось также, что не специалисту лучше не трогать карбюратор, а поручить это дело агенту фирмы Конвэй.
Тут мистер Бантинг обозвал автора нехорошим словом; его возмущало такое легкомыслие и такой нескрываемо высокомерный тон. Какой-нибудь директорский сынок из Итона, решил про себя мистер Бантинг, выкормыш привилегированной школы, по всему видно.
Тем не менее он опять опустился на колени, упрямо выпятил нижнюю губу и с решимостью подавленного гнева принялся собирать карбюратор. Все это грязное и кропотливое дело было им затеяно из самых лучших побуждений, и он, вполне естественно, ожидал, что оно принесет ему радость и ясность духа, а не доведет до потери равновесия и ругани, граничащей с богохульством.
«Конвэй» и теперь не двигался с места, и мистер Бантинг обиженно покосился на него. А «конвэй», казалось, принял то упрямое выражение, которое свойственно неодушевленным предметам и может довести человека до полного бешенства, а отвечать на это решительно нечем. Мистер Бантинг проклинал его яростным шопотом.
И тут он увидел Монику. Она входила в зеленую с белым калитку, грустная, задумчивая; завидев мистера Бантинга, она просияла и остановилась; потом свернула от дому к гаражу. Мистер Бантинг знал, что она не сделала бы этого, если бы не была удручена мыслями о Крисе.
Вера мистера Бантинга в утешительное действие житейских мелочей была непоколебима, и он приветствовал Монику сообщением, что у него «маленькое затруднение» с машиной. Он назвал это «маленьким затруднением», так как верил в «конвэй» и в то, что больших затруднений с ним быть не может, особенно для члена семьи Ролло.
— Должно быть, Крис снял ротор, — и, быстро стянув перчатки, Моника заглянула внутрь мотора. В эту минуту она была похожа на миссис Бантинг, исследующую швейную машинку, только Моника руководилась меньше женским чутьем и больше техническими познаниями. — Без ротора машина не пойдет, — улыбнулась она.
— Ну, конечно! — согласился мистер Бантинг, чувствуя себя довольно глупо, так как он понятия не имел, что такое ротор. Он знал, что это нужно вынуть из машины, чтобы ею не воспользовались парашютисты, но сам он намеревался в случае десанта немцев принять иные, более энергичные, меры.
— Крис положил его в коробку из-под табаку, — сказала Моника, оглядываясь по сторонам. — Вот он, а вставляют его вот так.
Показав на мгновение полоску розового шелка над круглым коленом, она уселась на место водителя. «Конвэй» довольно замурлыкал, точно котенок, которому дали молока. Оказывается, мистер Бантинг не окончательно погубил карбюратор — и то уже облегчение.
Почему-то всегда выходило так, что Моника видела его с самой невыгодной стороны; наверно, она считает его скучным, тупоголовым, отжившим.
Она повернулась к нему, блистая всей прелестью своей улыбки.
— В машинах я ни черта не смыслю, — сознался мистер Бантинг.
— Ну, что вы! — воскликнула Моника, словно поняв, что ее улыбка неверно истолкована; и они довольно долго беседовали о машинах; у обоих было чувство, что разговор вот-вот коснется Криса. Внезапно перейдя на конфиденциальный тон, мистер Бантинг спросил:
— Провожали его вчера вечером?
— Я доехала с ним до Сэррея.
— Вот, как!
— Да.
Последовала пауза, которую мистер Бантинг машинально заполнил подсчетом расстояния от Килворта до Сэррея. У него мелькнуло смутное подозрение.
— О! — сказал он, не зная, что и думать.
— Мы расстались только сегодня утром. Его сразу же назначили в патруль... — Подавленное рыдание оборвало ее речь.
Сердце мистера Бантинга больно сжалось, недвусмысленный вопрос стоял в его широко раскрытых серых глазах. Ему ответили твердым взглядом: не бесстыдным, но и не стыдящимся.
— Бедная моя девочка, — пробормотал он хрипло и обнял ее за плечи. Он не знал, что сказать, но мужественно откашлялся. — В жизни всякое бывает. Вам с Крисом придется потерпеть.
Он запнулся, и все слова, которые он хотел бы ей сказать, развеялись, как дым. Моника посмотрела на него из-за платочка, которым вытирала посветлевшие глаза. Потом вдруг протянула руки и крепко обняла мистера Бантинга. Он услышал ее топот: — Вы такой хороший, мистер Бантинг. Вас нельзя не любить. — На мгновение она прильнула теплыми губами к его щеке, потом убежала.
Мистер Бантинг стоял посреди гаража, слегка касаясь пальцами горевшей щеки. Ох, уж эти влюбленные! Трудно им приходится в военное время, жизнь к ним сурова; а он не будет суров с ними. И все же он был расстроен, испуган, потрясен свыше меры.