VII

Оставивъ Поэля, дронтгеймскій губернаторъ возвратился въ свой кабинетъ и опустился въ широкое кресло. Чтобы разсѣять свою озабоченность, онъ приказалъ одному изъ секретарей доложить ему о прошеніяхъ, поступившихъ на его имя.

Секретарь, поклонившись, началъ:

"1. Преподобный докторъ Англивіусъ проситъ опредѣлить его на мѣсто преподобнаго доктора Фокстиппа, директора епископальной библіотеки, за неспособностью послѣдняго. Просителю неизвѣстно, кто бы другой могъ замѣстить упомянутаго неспособнаго доктора; онъ же, докторъ Англивіусъ, надо замѣтить, уже съ давнихъ поръ исправлялъ должность библіотек..."

-- Направьте этого чудака къ епископу, -- перебилъ генералъ.

"2. Пасторъ Атанасъ Мундеръ, тюремный духовникъ, проситъ о помилованіи двѣнадцати раскаявшихся осужденныхъ, по случаю именитой свадьбы его высочества Орденера Гульденлью, барона Торвика, кавалера ордена Даннеброга, сына вице-короля, съ благородной Ульрикой Алефельдъ, дочерью его сіятельства великаго канцлера обоихъ королевствъ".

-- Отложите,-- замѣтилъ генералъ. -- Мнѣ жаль этихъ осужденныхъ.

"3. Фаустъ-Пруденсъ Дестромбидесъ, подданный норвежскій, поэтъ латинскій, проситъ соизволенія написать свадебную оду въ честь благородныхъ супруговъ".

-- А! а! Этотъ поэтъ должно быть очень старъ, потому что еще въ 1674 году готовилъ оду въ честь союза, предполагавшагося, но не состоявшагося между Шумахеромъ, тогда графомъ Грифенфельдомъ, и принцессой Луизой-Шарлотой Гольштейнъ-Аугустенбургской... Боюсь, -- пробормоталъ губернаторъ сквозь зубы: -- чтобы Фаустъ-Пруденсъ не оказался поэтомъ расторгнутыхъ браковъ... Отложите и продолжайте. Надо справиться, не найдется ли для этого поэта свободной кровати въ дронтгеймскомъ госпиталѣ.

"4. Рудокопы Гульдбрансгаля, острововъ Фа-Рöрскихъ, Сундъ-Мöра, Губфалло, Рёрааса и Конгсберга просятъ освободить ихъ отъ королевской опеки".

-- Эти рудокопы самый безспокойный народъ. Говорятъ, что они начинаютъ роптать, не получая скораго отвѣта на ихъ прошеніе. Надо подвергнуть его зрѣлому обсужденію.

"5. Брааль, рыбакъ, заявляетъ въ силу Одельсрехта {Оделъсрехтъ, странный законъ на подобіе маіората, установленный среди норвежскихъ крестьянъ. Всякій, не желающій отказаться отъ родоваго имѣнія, могъ воспрепятствовать пріобрѣтателю онаго передавать его въ другія руки, заявляя каждыя десять лѣтъ о своемъ намѣреніи выкупить его.} о непреклонномъ намѣреніи выкупить свое родовое имѣніе".

"6. Синдики Нöса, Лöвига, Индаля, Сконгена, Стода, Спарбо и другихъ городовъ и деревень Дронтгеймскаго сѣвернаго округа просятъ, чтобы назначена была премія за голову разбойника, убійцы и поджигателя Гана, родомъ, какъ говорятъ, изъ Клипстадуры въ Исландіи. -- Протестуетъ противъ этой просьбы Николь Оругиксъ, палачъ Дронтгеймскаго округа, предъявляя свои права на Гана. Поддерживаетъ эту просьбу Бенигнусъ Спіагудри, смотритель Спладгеста, который долженъ получить трупъ".

-- Этотъ разбойникъ очень опасенъ, -- замѣтилъ генералъ: -- особенно въ виду броженія среди рудокоповъ. Надо объявить за его голову премію въ тысячу королевскихъ экю.

"7. Бенигнусъ Спіагудри, медикъ, антикварій, скульпторъ, минералогъ, натуралистъ, ботаникъ, юристъ, химикъ, механикъ, физикъ, астрономъ, теологъ, грамматикъ..."

-- Но развѣ это не тотъ Спіагудри, который занимаетъ мѣсто смотрителя Спладгеста? -- перебилъ генералъ.

-- Онъ самъ, ваше превосходительство, -- отвѣтилъ секретарь и продолжалъ: -- "...смотритель, по волѣ Его Величества, учрежденія, именуемаго Спладгестъ, въ королевскомъ городѣ Дронтгеймѣ, считаетъ долгомъ поставить на видъ, что именно онъ, Бенигнусъ Спіагудри, открылъ, что такъ называемыя неподвижныя звѣзды не освѣщаются звѣздою, именуемою солнцемъ; itеm {Далѣе.}, что настоящее имя Одина Фригге, сынъ Фридульфа; іtеm, что морская змѣя питается пескомъ; іtеm, шумъ народонаселенія отгоняетъ рыбу отъ береговъ Норвегіи, такъ что средства къ пропитанію уменьшаются пропорціонально возрастанію числа жителей; іtеm, что заливъ, называемый Отте-Сундъ, прежде извѣстенъ былъ подъ именемъ Лимфіорда и получилъ названіе Отте-Сунда, послѣ того какъ Отонъ Рыжій бросилъ въ него свое копье; іtеm, что по его указаніямъ и подъ его надзоромъ старая статуя Фрейя передѣлана въ статую Правосудія, украшающую главную площадь Дронтгейма, а Левъ, находившійся у ногъ статуи, въ дьявола -- олицетвореніе преступленія; іtеm..."

-- Ну, довольно объ его важныхъ заслугахъ. Что ему нужно?

Секретарь перелисталъ много страницъ и продолжалъ:

"...Принимая во вниманіе свои столь полезные труды въ наукахъ и искусствахъ, проситель рѣшается всеуниженно умолять его превосходительство увеличить таксу за каждый мужской и женскій трупъ на десять аскалоновъ, что не можетъ быть непріятно мертвецамъ, доказывая имъ..."

Въ эту минуту дверь кабинета отворилась и лакей доложилъ громкимъ голосомъ:

-- Ея сіятельство, графиня Алефельдъ.

Въ кабинетъ вошла знатная дама, съ маленькой графской короной на головѣ, роскошно разодѣтая, въ платьѣ изъ краснаго атласа, обшитомъ горностаемъ и золотой бахромой. Пожавъ руку генерала, она опустилась возлѣ него въ кресло.

Графиня была женщина лѣтъ пятидесяти, но возрастъ не прибавилъ ей морщинъ, уже давно проведенныхъ на ея лицѣ заботами гордости и честолюбія. Она обратилась къ старому губернатору съ гордымъ взоромъ и принужденной улыбкой.

-- Однако, генералъ, вашъ воспитанникъ заставляетъ себя ждать. Онъ долженъ былъ прибыть сюда еще до восхода солнца.

-- Онъ и прибылъ, графиня, но тотчасъ же отправился въ Мункгольмъ.

-- Въ Мункгольмъ! Надѣюсь не къ Шумахеру?

-- Весьма возможно.

-- Первый визитъ барона Торвика будетъ сдѣланъ Шумахеру!

-- Отчего же нѣтъ, графиня? Шумахеръ несчастливъ.

-- Какъ! генералъ, сынъ вице-короля имѣетъ сношенія съ государственнымъ преступникомъ!

-- Фредерикъ Гульденлью, поручая мнѣ своего сына, просилъ меня, графиня, воспитать его какъ своего роднаго. Я полагалъ, что знакомство съ Шумахеромъ принесетъ пользу Орденеру, который современемъ достигнетъ такого же могущества. Въ виду этого, съ соизволенія вице-короля, я получилъ отъ моего брата Груммонда Кнуда пропускъ во всѣ тюрьмы и вручилъ его Орденеру. Онъ имъ воспользовался.

-- А давно ли, генералъ, баронъ Орденеръ завелъ это полезное знакомство?

-- Не болѣе года, графиня. Кажется, общество Шумахера пришлось ему по душѣ, такъ какъ онъ часто посѣщалъ его, живя въ Дронтгеймѣ, и лишь съ большимъ сожалѣніемъ, вслѣдствіе моихъ настояній, предпринялъ годъ тому назадъ поѣздку по Норвегіи.

-- А Шумахеръ, знаетъ онъ, что утѣшитель его сынъ одного изъ заклятыхъ его враговъ?

-- Онъ знаетъ, что это его искренній другъ, и этого для него достаточно, какъ и для насъ.

-- А вы, генералъ, -- спросила графиня, бросая на губернатора испытующій взглядъ: --покровительствуя и укрѣпляя это знакомство, знали вы, что у Шумахера есть дочь?

-- Я это зналъ, графиня.

-- И это обстоятельство казалось вамъ малозначущимъ въ отношеніи вашего воспитанника?

-- Воспитанникъ Левина Кнуда, сынъ Фредерика Гульденлью человѣкъ честный. Орденеру извѣстна преграда, отдѣляющая его отъ дочери Шумахера. Онъ не способенъ увлечь, безъ серьезнаго намѣренія, дѣвушку и притомъ дочь несчастнаго человѣка.

Графиня Алефельдь вспыхнула и поблѣднела. Она отвернулась, какъ-бы желая избѣгнуть спокойнаго взора стараго генерала, какъ-бы чуя въ немъ обвинителя.

-- Все таки, генералъ, -- проговорила она: -- это знакомство кажется мнѣ, извините за выраженіе, страннымъ и неблагоразумнымъ. Носится слухъ о мятежѣ рудокоповъ и сѣверныхъ поселенцевъ. Имя Шумахера замѣшено въ этомъ дѣлѣ.

-- Графиня, вы удивляете меня! -- вскричалъ губернаторъ: -- Шумахеръ до сихъ поръ спокойно переносилъ свое несчастіе. Этотъ слухъ, безъ сомнѣнія, неоснователенъ.

Въ эту минуту дверь отворилась и слуга доложилъ, что посланный отъ его сіятельства великаго канцлера проситъ дозволенія говорить съ графиней.

Графиня поспѣшно поднялась, простилась съ губернаторомъ, который снова занялся разсмотрѣніемъ прошеній, и торопливо удалилась въ аппартаменты, занимаемые ею въ одномъ изъ флигелей губернаторскаго дома, приказавъ прислать туда посланца.

Уже нѣсколько минутъ сидѣла она на роскошной софѣ, среди приближенныхъ къ ней дамъ, когда вошелъ посланецъ. Графиня при видѣ его не могла сдержать жеста отвращенія, который тотчасъ же скрыла подъ благосклонной улыбкой. Внѣшность посланца, однако, на первый взглядъ не представляла ничего отталкивающаго: это былъ скорѣе низенькій чѣмъ высокій человѣкъ, дородство котораго мало гармонировало съ его должностью. Но при болѣе внимательномъ осмотрѣ на открытомъ лицѣ его можно было примѣтить выраженіе наглости, а въ веселыхъ взорахъ что-то дьявольское, коварное.

Отдавъ графинѣ глубокій поклонъ, онъ вручилъ ей пакетъ съ печатью и шелковымъ шнуркомъ.

-- Ваше сіятельство, -- сказалъ онъ: -- дозвольте мнѣ осмѣлиться положить къ вашимъ стопамъ драгоцѣнное посланіе вашего именитаго супруга, моего высокочтимаго господина.

-- Развѣ онъ не прибудетъ сюда самъ? И зачѣмъ послалъ онъ съ письмомъ васъ? -- спросила графиня.

-- Важныя дѣла, о которыхъ сообщитъ вамъ письмо, воспрепятствовали прибытію его сіятельства. Что же касается меня, графиня, то по приказанію моего благороднаго господина я удостоенъ величайшей чести имѣть съ вами конфиденціальный разговоръ. Графиня поблѣднѣла и вскричала дрожащимъ голосомъ:

-- Со мной! Конфиденціальный разговоръ съ вами, Мусдемонъ?

-- Если это хоть на мигъ огорчаетъ васъ, высокородная графиня, вашъ недостойный слуга прійдетъ въ отчаяніе.

-- Огорчаетъ меня! Вовсе нѣтъ, -- возразила графиня, пытаясь улыбнуться: -- но развѣ этотъ разговоръ такъ необходимъ?

Посланецъ поклонился до земли.

-- Рѣшительно необходимъ! Письмо, которое сіятельная графиня удостоила принять изъ моихъ рукъ, должно содержать точныя указанія на этотъ счетъ.

Странно было видѣть какъ дрожала и блѣднѣла гордая графиня Алефельдъ передъ служителемъ, который такъ раболѣпствовалъ передъ ней. Она медленно распечатала конвертъ и прочла письмо.

-- Оставьте насъ однихъ, -- сказала она слабымъ голосомъ, обрашаясь къ окружающимъ ее дамамъ.

-- Да соблаговолитъ сіятельная графиня, -- сказалъ посланецъ, преклоняя колѣно: --извинить мою смѣлость за неудовольствіе, которое я, кажется, причинилъ ей.

-- Напротивъ, будьте увѣрены, что ваше присутствіе доставляетъ мнѣ величайшее удовольствіе, -- возразила графиня съ принужденной улыбкой.

Дамы удалились изъ комнаты.

-- Эльфегія, ты забыла то время, когда наши свиданія не внушали тебѣ отврашенія.

Съ этими словами обратился посланецъ къ благородной графинѣ, сопровождая ихъ смѣхомъ подобнымъ тому, какимъ смѣется дьяволъ, завладѣвая душой, продавшейся ему по договору.

Знатная женщина униженно поникла головой.

-- О, зачѣмъ я дѣйствительно не забыла его! -- пробормотала она.

-- Глупая! Къ чему краснѣть изъ-за того, чего не видитъ ни одинъ человѣческій глазъ?

-- Чего не видятъ люди, то видитъ Богъ.

-- Богъ, слабая женшина! Ты не достойна была чести обманывать своего мужа, такъ какъ онъ менѣе легковѣренъ, чѣмъ ты.

-- Вы низко издѣваетесь надъ угрызеніями моей совѣсти, Мусдемонъ.

-- Прекрасно! Но, Эльфегія, если ты чувствуешь угрызенія совѣсти, зачѣмъ же ты сама издѣваешься надъ ними ежедневно, совершая новыя преступленія?

Графиня Алефедьдъ закрыла лицо руками.

-- Эльфегія, -- продолжалъ Мусдемонъ: -- надо выбрать что нибудь одно: или угрызенія, отказавшись отъ преступленій, или преступленія, отказавшись отъ угрызеній. Бери примѣръ съ меня и выбери послѣднее; такъ будетъ лучше, по крайней мѣрѣ веселѣе.

-- Дай Богъ, -- прошептала графиня, -- чтобы эти слова не припомнились вамъ на томъ свѣтѣ.

-- Ну, милая моя, теперь шутки въ сторону, -- сказалъ Мусдемонъ, садясь возлѣ графини и обвивая руками ея шею.

-- Эльфегія, -- продолжалъ онъ: -- постарайся по крайней мѣрѣ духовно остаться такою, какой была двадцать лѣтъ тому назадъ.

Несчастная графиня, раба своего сообщника, пыталась отвѣтить на его отвратительныя ласки. Въ позорныхъ объятіяхъ этихъ двухъ существъ, которыя взаимно презирали и проклинали другъ друга, было нѣчто черезчуръ возмутительное даже для ихъ развращенныхъ душъ. Преступныя ласки, въ былое время составлявшія для нихъ наслажденіе, и которыя неизвѣстно какое ужасающее приличiе заставляло ихъ расточать и теперь, превратились въ ихъ пытку. Странное и справедливое превращеніе преступныхъ страстей! Ихъ преступленіе стало для нихъ наказаніемъ.

Чтобы положить конецъ этой мучительной пыткѣ, графиня, вырвавшись изъ объятій своего ненавистнаго любовника, спросила его, съ какимъ словеснымъ порученіемъ прислалъ его ея мужъ.

-- Алефельдъ, -- отвѣчалъ Мусдемонъ: -- предвидя, какъ усилится его могущество черезъ бракъ Орденера Гульденлью съ нашей дочерью...

-- Нашей дочерью! -- высокомѣрно вскричала графиня, бросая на Мусдемона взоръ, полный гордости и презрѣнія.

-- Да, -- холодно продолжалъ Мусдемонъ: -- мнѣ кажется, Ульрика съ полнымъ правомъ можетъ считаться и моей дочерью. Я хотѣлъ сказать, что этотъ бракъ не вполнѣ удовлетворитъ твоего мужа, если въ то же время не будетъ окончательно уничтоженъ Шумахеръ. Этотъ старый временщикъ въ глубинѣ своей тюрьмы почти столь же опасенъ, какъ и въ своемъ дворцѣ. Онъ имѣетъ при дворѣ друзей не знатныхъ, но могущественныхъ, быть можетъ, именно потому, что они незнатны. Мѣсяцъ тому назадъ, узнавъ, что переговоры великаго канцлера съ герцогомъ Голштейнъ-Плёнскимъ не двигаются впередъ, король нетерпѣливо вскричалъ: Гриффенфельдъ одинъ зналъ больше, чѣмъ всѣ они вмѣстѣ взятые. Какой-то проныра Диспольсенъ пріѣзжалъ изъ Мункгольма въ Копенгагенъ, съумѣлъ добиться нѣсколькихъ секретныхъ аудіенцій, послѣ чего король потребовалъ хранившіеся у канцлера документы и дипломы Шумахера. Неизвѣстно, чего добивается Шумахеръ; по всей вѣроятности -- свободы, что для государственнаго преступника равнозначуще съ стремленіемъ къ могуществу. Необходимо, чтобы онъ умеръ, умеръ, такъ сказать, судебнымъ порядкомъ, и мы стараемся теперь взвалить на него какое-нибудь преступленіе.

"Твой мужъ, Эльфегія, подъ предлогомъ обревизовать инкогнито сѣверные округа, отправится лично убѣдиться въ результатахъ, которыми увѣнчались наши происки среди рудокоповъ. Мы хотимъ именемъ Шумахера поднять мятежъ въ ихъ средѣ, мятежъ, который потомъ не трудно будетъ подавить. Въ настоящее время насъ озабочиваетъ только пропажа нѣсколькихъ весьма важныхъ бумагъ, относящихся къ этому дѣлу, тѣмъ болѣе, что есть полное основаніе подозрѣвать, что онѣ попали въ руки Диспольсена. Зная, что онъ уѣхалъ изъ Копенгагена въ Мункгольмъ, везя Шумахеру его бумаги, дипломы и, быть можетъ, тѣ документы, которые могутъ погубить или, по меньшей мѣрѣ, скомпрометировать насъ, мы размѣстили въ Кольскихъ ушельяхъ нѣсколько надежныхъ клевретовъ, поручивъ имъ убить Диспольсена и захватить его бумаги. Однако, если Диспольсенъ, какъ увѣряютъ, возвратился изъ Бергена моремъ, всѣ наши старанія пойдутъ прахомъ... Теперь одна надежда, что оправдается слухъ, ходящій по городу, объ убійствѣ какого-то капитана по имени Диспольсена... Увидимъ, что-то будетъ... а пока надо розыскать знаменитаго разбойника Гана Исландца, котораго намъ бы хотѣлось поставить во главѣ взбунтовавшихся рудокоповъ. А ты, моя милая, какія добрыя вѣсти можешь ты сообщить мнѣ? Поймана ли въ клѣткѣ красивая мункгольмская птичка? Попала ли, наконецъ, дочь стараго министра въ лапки нашего сына Фредерика?..

Гордость графини снова возмутилась.

-- Нашего сына! -- вскричала она презрительно.

-- Конечно, который ему теперь годъ? Двадцать четвертый. А мы знакомы съ тобой, Эльфегія, вотъ ужъ двадцать шесть лѣтъ.

-- Богу извѣстно, -- продолжала графиня, -- что мой Фредерикъ законный наслѣдникъ великаго канцлера.

-- Что Богу извѣстно, -- отвѣчалъ Мусдемонъ, смѣясь: -- то діаволъ можетъ не знать. Впрочемъ, твой Фредерикъ вертопрахъ недостойный меня и изъ за такого вздора не стоитъ намъ пререкаться. Онъ годенъ лишь для обольшенія простушекъ. Успѣлъ ли онъ въ этомъ по крайней мѣрѣ?

-- Нѣтъ еще, сколько мнѣ извѣстно.

-- Однако, Эльфегія, постарайся принять болѣе дѣятельное участіе въ нашихъ дѣлахъ. До сихъ поръ мы трудимся только вдвоемъ съ графомъ. Завтра я возврашусь къ твоему мужу, ты же, пожалуйста, не ограничивайся только молитвами за наши грѣхи, подобно мадоннѣ, къ которой взываютъ итальянцы, убивая кого-нибудь... Необходимо также постараться, чтобы Алефельдъ пощедрѣе вознаграждалъ мои труды, чѣмъ до сихъ поръ. Хотя моя судьба связана съ вашей, мнѣ надоѣло быть слугой супруговъ, когда я любовникъ жены, быть гувернеромъ, наставникомъ, педагогомъ, когда я, почти, отецъ...

Въ эту минуту пробило полночь и въ комнату вошла служанка напомнить графинѣ, что согласно дворцовымъ правиламъ всѣ огни должны быть погашены въ этотъ часъ. Графиня, радуясь, что можетъ прекратить этотъ тяжелый разговоръ, приказала позвать своихъ горничныхъ.

-- Да, позволитъ мнѣ милостивая графиня, -- сказалъ Мусдемонъ, уходя изъ комнаты: -- сохранить надежду снова свидѣться съ нею завтра и повергнуть къ ея стопамъ увѣренiя въ моемъ глубочайшемъ уваженіи.