Вернемся теперь къ нашимъ путешественникамъ, которыхъ мы оставили взбирающимися не безъ труда при свѣтѣ луны на крутую кривизну Оельмскаго утеса. Этотъ утесъ, лишенный растительности отъ начала кривизны, извѣстенъ былъ среди норвежскихъ крестьянъ подъ именемъ Ястребиной Шеи, названіе, дѣйствительно отвѣчавшее очертаніямъ, которыя представляла издали эта огромная масса гранита.
По мѣрѣ того какъ Орденеръ и Спіагудри приближались къ обнаженной части утеса, лѣсъ смѣнялся кустарникомъ, трава -- мхомъ, дубъ и береза -- дикимъ шиповникомъ, дрокомъ и остролистомъ: оскудѣніе растительности, которое на высокихъ горахъ всегда указываетъ близость вершины, вслѣдствіе постепеннаго истонченія почвы, одѣвающей, такъ сказать, остовъ горы.
-- Господинъ Орденеръ, -- заговорилъ Спіагудри, подвижное воображеніе котораго то и дѣло увлекалось водоворотомъ различныхъ идей: -- эта отлогость крайне утомительна и надо быть очень преданнымъ вамъ, чтобы слѣдовать по ней за вами... Постойте, кажется я вижу тамъ направо роскошный conѵоlѵulus, мнѣ хотѣлось бы разсмотрѣть его поближе. Какъ жаль, что теперь не день!.. Воля ваша, а это ужасная наглость оцѣнить подобнаго ученаго, какъ я, въ какихъ нибудь четыре несчастныхъ экю! Положимъ, что славный Федръ былъ рабомъ, что Экопъ, если вѣрить ученому Планудію, былъ проданъ на ярмаркѣ какъ животное или вещь. А кто не возгордился бы, имѣя что нибудь общее съ великимъ Эзопомъ?
-- И съ знаменитымъ Ганомъ? -- добавилъ, улыбаясь Орденеръ.
-- Ради святого Госпиція, -- взмолился Спіагудри: -- не упоминайте этого имени. Клянусь вамъ, я легко обойдусь и безъ такого сближенія. Однако какія странности возможны на бѣломъ свѣтѣ, если цѣна за его голову достанется Бенигнусу Спіагудри, товарищу его по несчастію!.. Господинъ Орденеръ, вы гораздо благороднѣе Язона, который не отдалъ золотаго руна кормчему Арго; ваше же предпріятіе, цѣли котораго я все еще не могу хорошенько понять, не менѣе опасно, чѣмъ предпріятіе Язона.
-- Но, такъ какъ ты знаешь Гана Исландца, -- сказалъ Орденеръ: -- сообщи мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія о немъ. Ты мнѣ уже упоминалъ, что это совсѣмъ не гигантъ, какимъ обыкновенно его рисуютъ.
Спіагудри прервалъ его:
-- Постойте, сударь, не слышите ли вы шума шаговъ позади насъ?
-- Да, -- спокойно отвѣтилъ молодой человѣкъ: -- только не пугайся. Это какой нибудь красный звѣрь, котораго спугнуло наше приближеніе, и который бѣжитъ, ломая кусты.
-- Да, это возможно, мой юный Цезарь; уже съ давнихъ поръ не заглядывало въ эти лѣса ни одно человѣческое существо! Если судить по тяжелой поступи, звѣрь надо полагать огромный. Это или лось, или сѣверный олень, который заходитъ иногда въ эту сторону Норвегіи. Тутъ водятся также рыси. Между прочимъ, я видѣлъ одну чудовищной величины, когда ее привезли въ Копенгагенъ. Я долженъ описать вамъ этого свирѣпаго звѣря.
-- Нѣтъ, любезный проводникъ, -- перебилъ Орденеръ: -- я предпочитаю, чтобы ты описалъ мнѣ другое чудовище, не менѣе свирѣпое, страшнаго Гана...
-- Тише, милостивый государь! Какъ вы спокойно произносите подобное имя! Вы не знаете... Боже мой, слышите вы!
Съ этими словами Спіагудри приблизился къ Орденеру, который дѣйствительно услыхалъ крикъ, похожій на ревъ. Подобный же ревъ, какъ помнитъ читатель, страшно напугалъ трусливаго смотрителя Спладгеста въ тотъ бурный вечеръ, когда онъ бѣжалъ изъ Дронтгейма.
-- Слышали вы? -- пробормоталъ Спіагудри, задыхаясь отъ ужаса.
-- Конечно, -- отвѣтилъ Орденеръ: -- и не понимаю, чего ты дрожишь. Это ревъ дикаго звѣря, быть можетъ просто крикъ одной изъ тѣхъ рысей, о которыхъ ты только что упоминалъ. Неужели ты разсчитывалъ пройти въ эту пору въ подобной мѣстности, не будучи извѣщенъ ничѣмъ о присутствіи хозяевъ, которыхъ мы потревожили? Повѣрь мнѣ, старина, они больше перепугались, чѣмъ ты.
Спіагудри нѣсколько успокоился, видя спокойствіе своего молодаго спутника.
-- Ну; дай то Богъ, чтобы и на этотъ разъ вы были правы. Однако крикъ этого звѣря ужасно походитъ на голосъ... Извините меня, милостивый государь, но право не въ добрый часъ надумались вы взбираться къ замку Вермунда. Я боюсь, что бы надъ нами не стряслась какая бѣда на Ястребиной шеи.
-- Не бойся ничего, пока ты со мною, -- отвѣтилъ Орденеръ.
-- О! Васъ то ничѣмъ не проймешь; но, милостивый государь, одинъ лишь блаженный Павелъ могъ безнаказанно брать змѣю въ руки. Вы не обратили вниманія, когда мы стали взбираться на эту проклятую тропинку, что по ней повидимому недавно кто то прошелъ, такъ что помятая трава не успѣла еще расправиться.
-- Признаюсь, все это нисколько меня не интересуетъ, и мое душевное спокойствіе ничуть не зависитъ отъ того, помяты стебли травы, или нѣтъ. Но вотъ, мы сейчасъ выйдемъ изъ кустарника, не будемъ слышать ни шаговъ, ни криковъ звѣрей; я совѣтую тебѣ, мой храбрый проводникъ, не собраться съ мужествомъ, нѣтъ, а собраться съ силами, такъ какъ высѣченная въ скалѣ тропинка будетъ, пожалуй, потруднѣе пройденной.
-- Да, но не отъ крутизны, милостивый государь, такъ какъ ученый путешественникъ Суксонъ разсказываетъ, что она часто загромождена бываетъ обломками скалъ, или тяжелыми камнями, которые не своротишь и черезъ которыя не такъ то легко перелѣзть. Между прочимъ, недалеко отъ Малаерскаго подземнаго выхода, къ которому мы приближаемся, находится громадная трехугольная глыба гранита, на которую давно уже сильно хотѣлось мнѣ взглянуть. Шоннингъ утверждаетъ, что видѣлъ на немъ три первобытныхъ руническихъ письменныхъ знака...
Нѣкоторое уже время путешественники взбирались по голому утесу; они достигли маленькой развалившейся башни, черезъ которую имъ надо было пройти и на которую Спіагудри обратилъ вниманіе Орденера.
-- Вотъ здѣсь Малаерскій подземный выходъ, милостивый государь. На этой дорогѣ мы встрѣтимъ еще много другихъ любопытныхъ сооруженій, которыя показываютъ на какомъ уровнѣ стояло въ древности фортификаціонное искусство норвежцевъ. Этотъ подземный выходъ, постоянно охраняемый четырьмя вооруженными стражами, представляетъ передовое укрѣпленіе замка Вермунда. Кстати о выходѣ, монахъ Урензіусъ дѣлаетъ интересное замѣчаніе, слово jаnuа {Januа -- дверь, выходъ.}, происходящее отъ Jаnus, храмъ котораго достопримѣчателенъ былъ своими дверями, не произвело ли слова янычаръ, стражъ двери султана? Курьезно было бы, если бы дѣйствительно имя самаго благодѣтельнаго царя въ исторіи перешло къ самымъ свирѣпымъ солдатамъ на свѣтѣ.
Съ этой научной болтовней смотрителя Спладгеста, они съ трудомъ взбирались по гладкимъ камнямъ и острымъ обломкамъ скалы, межъ которыхъ кое-гдѣ росъ на утесѣ короткій и скользкій дернъ.
Орденеръ забывалъ объ усталости, мечтая о счастіи снова взглянуть на далекій Мункгольмъ, какъ вдругъ Спіагудри вскричалъ:
-- А! Я вижу ее! Одинъ видъ ея вознаграждаетъ меня за всѣ труды. Я вижу ее, сударь, я ее вижу!
-- Кого это? -- спросилъ Орденеръ, думавшій въ эту минуту объ Этели.
-- Пирамиду, милостивый государь, трехугольную пирамиду, о которой говоритъ Шоннингъ. Послѣ профессора Шоннинга и епископа Излейфскаго я буду третьимъ ученымъ, которому посчастливилось разсматривать ее вблизи.
Какъ досадно, однако, что это произойдетъ при лунномъ свѣтѣ.
Приблизившись къ знаменитой глыбѣ, Спіагудри вдругъ испустилъ крикъ печали и ужаса. Изумленный Орденеръ освѣдомился съ любопытствомъ о новой причинѣ его волненія, но ученый археологъ въ теченіи нѣсколькихъ минутъ не могъ выговорить слова.
-- Ты думалъ, -- замѣтилъ Орденеръ: -- что этотъ камень заграждаетъ дорогу; напротивъ, тебѣ слѣдовало бы съ удовольствіемъ убѣдиться, что она вполнѣ свободна для прохода.
-- Вотъ это-то и приводитъ меня въ отчаяніе! -- вскричалъ Бенигнусъ жалобнымъ тономъ.
-- Это отчего?
-- Какъ, милостивый государь, развѣ вы не примѣчаете, что эта пирамида сдвинута съ мѣста; что основаніе ея, которымъ она упиралась на тропинку, смотритъ теперь на воздухъ, между тѣмъ какъ бокъ, на которомъ Шоннингъ открылъ первобытныя руническія письмена, лежитъ теперь на землѣ?.. Какое несчастіе!
-- Тебѣ дѣйствительно не везетъ, -- замѣтилъ молодой человѣкъ.
-- И добавьте къ тому, -- съ живостью продолжалъ Спіагудри: -- что смѣщеніе этой глыбы доказываетъ присутствіе какого то сверхъестественнаго существа. Если только это не дѣло дьявола, во всей Норвегіи рука только одного человѣка въ состояніи...
-- Мой бѣдный проводникъ. Тебя снова обуялъ паническій ужасъ. Кто знаетъ, быть можетъ этотъ камень лежитъ такъ уже болѣе столѣтія.
-- Правду сказать, -- замѣтилъ Спіагудри болѣе спокойнымъ тономъ: -- прошло сто пятьдесятъ лѣтъ съ тѣхъ поръ какъ изучалъ его послѣдній изслѣдователь. Однако мнѣ сдается, что онъ сдвинутъ недавно; мѣсто, которое онъ занималъ еще сыро. Посмотрите, сударь...
Орденеръ, нетерпѣливо желавшій добраться поскорѣе до развалинъ, оттащилъ своего проводника отъ чудесной пирамиды и успѣлъ разумными доводами разсѣять новый страхъ внушенный старому ученому страннымъ перемѣщеніемъ глыбы.
-- Послушай, старина, тебѣ лучше всего поселиться на берегу этого озера и въ свое удовольствіе заняться важными изслѣдованіями, когда ты получишь десять тысячъ королевскихъ экю за голову Гана.
-- Вы правы, благородный господинъ мой, но не говорите такъ легкомысленно о побѣдѣ, весьма сомнительной. Мнѣ необходимо подать вамъ совѣтъ, чтобы вы легче могли захватить чудовище...
Орденеръ съ живостью приблизился къ Спіагудри.
-- Совѣтъ! Какой совѣтъ?
-- Разбойникъ, -- отвѣчалъ тотъ тихимъ голосомъ, бросая вокругъ себя безпокойные взгляды, -- разбойникъ носитъ за поясомъ черепъ, изъ котораго обыкновенно пьетъ. Это черепъ его сына, за оскверненіе трупа котораго меня преслѣдуютъ теперь...
-- Говори погромче, не бойся ничего, я съ трудомъ могу разслышать твой голосъ. Ну! Этотъ черепъ...
-- Этотъ черепъ, -- продолжалъ Спіагудри, наклоняясь къ уху молодого человѣка: -- вамъ надо постараться захватить въ свои руки. Чудовище питаетъ къ нему не знаю какія-то суевѣрныя чувства. Когда вы завладѣете черепомъ его сына, разбойникъ очутится въ вашей власти.
-- Прекрасно, мой храбрый спутникъ; но какимъ-же образомъ я завладѣю этимъ черепомъ?
-- Хитростью, милостивый государь; можетъ быть во время сна чудовища...
Орденеръ перебилъ его:
-- Довольно. Твой добрый совѣтъ мнѣ не подходитъ. Мнѣ некчему знать спитъ ли врагъ. Въ борьбѣ я полагаюсь лишь на мою саблю.
- Эхъ, сударь! Развѣ не хитростью архангелъ Михаилъ побѣдилъ дьявола...
Спіагудри вдругъ остановился, протянулъ впередъ руки и простоналъ слабымъ голосомъ:
-- Святые угодники! Что это я вижу тамъ? Посмотрите, милостивый господинъ, развѣ не малорослый идетъ по одной тропинкѣ впереди насъ?..
-- Клянусь честью, -- сказалъ Орденеръ, поднимая глаза: -- я не вижу никого.
-- Никого, сударь? Дѣйствительно, тропинка заворачиваетъ и онъ исчезъ за скалой... Заклинаю васъ, сударь, не ходите далѣе ни шагу.
-- Полно! Если этотъ субъектъ такъ поспѣшно исчезъ, это вовсе не доказываетъ, что онъ намѣренъ ждать насъ; если-же онъ убѣжалъ, развѣ будетъ разумно съ нашей стороны слѣдовать его примѣру.
-- Да защититъ насъ святой Госпицій! -- прошепталъ Спіагудри, который въ критическую минуту всегда призывалъ своего патрона.
-- Ты принялъ за человѣка движущуюся тѣнь спугнутой совы, -- замѣтилъ Орденеръ.
-- Однако, я убѣжденъ, что видѣлъ малорослаго, хотя лунный свѣтъ часто производитъ странныя иллюзіи. Подъ вліяніемъ этого свѣта Балданъ Мернейскій принялъ бѣлый пологъ постели за тѣнь своей матери, что и побудило его на слѣдующій день объявить себя ея убійцей передъ судьями Христіаніи, которые хотѣли было обвинить въ этомъ невиннаго пажа покойной. Такимъ образомъ можно сказать, что лунный свѣтъ спасъ жизнь этого пажа.
Никто не могъ лучше Спіагудри забывать настоящаго въ минувшемъ. Одного воспоминанія его обширной памяти достаточно было для того, чтобы изгладить впечатлѣнія минуты. Теперь исторія Балдана разсѣяла его страхъ и онъ замѣтилъ спокойнымъ тономъ:
-- Весьма возможно, что меня тоже ввелъ въ заблужденіе лунный свѣтъ.
Между тѣмъ они достигли вершины Ястребиной Шеи и принялись осматривать развалины, которыя до сихъ поръ были скрыты отъ нихъ кривизной утеса.
Пусть читатель не удивляется, что мы такъ часто встрѣчаемъ развалины на вершинахъ норвежскихъ горъ. Всякій, кто посѣщалъ европейскія горы, конечно часто примѣчалъ развалины крѣпостей и замковъ, какъ бы висящихъ на хребтѣ самыхъ высокихъ горъ, подобно брошенымъ гнѣздамъ ястребовъ или орловъ.
Въ эпоху, нами описываемую, въ Норвегіи этотъ родъ воздушныхъ построекъ въ особенности поражалъ какъ своею численностью, такъ и разнообразіемъ. Тамъ попадались то длинныя полуразрушенныя стѣны, опоясывавшія утесъ; то остроконечныя тонкія башенки, вѣнчавшія вершину горъ, подобно царской коронѣ; то массивныя башни, сгруппированныя вокругъ замка и казавшіяся издали древней тіарой на сѣдой головѣ высокаго утеса. Рядомъ съ тонкими стрѣльчатыми аркадами готическаго монастыря виднѣлись тяжелыя египетскія колонны саксонской церкви; рядомъ съ цитаделью изъ четырехугольныхъ башенъ языческаго вождя -- зубчатая крѣпость христіанскаго владѣтеля; рядомъ съ замкомъ, разрушившимся отъ времени -- монастырь, раззоренный войной.
Отъ этихъ зданій, представлявшихъ смѣсь странныхъ и почти невѣдомыхъ теперь архитектуръ, отъ этихъ зданій, смѣло сооруженныхъ на мѣстахъ, повидимому, неприступныхъ, остались одни лишь обломки, какъ бы свидѣтельствующіе о могуществѣ и ничтожествѣ человѣка. Быть можетъ въ этихъ зданіяхъ совершались дѣла гораздо болѣе достойныя описанія, чѣмъ все, о чемъ повѣствуютъ на землѣ; но событія эти свершились, смежились очи, видѣвшія ихъ, преданія о нихъ утратились съ теченіемъ времени, подобно угасающему огню -- и кто въ состояніи теперь проникнуть в тайну вѣковъ?
Жилище Вермунда Изгнанника, до котораго добрались наконецъ оба путешественника, было именно одно изъ тѣхъ зданій, съ которыми суевѣріе связываетъ наиболѣе удивительныя приключенія, наиболѣе чудесныя исторіи.
По каменнымъ стѣнамъ его, скрѣпленнымъ цементомъ, ставшимъ тверже камня, легко было судить, что сооруженіе это относится къ пятому или шестому столѣтію. Изъ пяти башенъ его только одна сохранила свою прежнюю высоту; остальныя четыре, болѣе или менѣе разрушенныя, обломками которыхъ усѣяна была вершина утеса, соединялись другъ съ другомъ рядами развалинъ, указывавшими древнія границы внутреннихъ дворовъ замка. Весьма трудно было проникнуть во внутренность замка, загроможденную камнями, обломками скалъ и густымъ кустарникомъ, который, разстилаясь съ одной развалины на другую, скрывалъ подъ своей листвой обрушившіяся стѣны, или длинными гибкими вѣтвями свѣшивался въ пропасть.
Ходила молва, что на этой чащѣ вѣтвей качались при лунномъ свѣтѣ синеватые призраки, преступныя души утопившихся въ озерѣ Спарбо, что на ней оставлялъ домовой озера облако, на которомъ улеталъ при восходѣ солнца. Свидѣтелями этихъ страшныхъ тайнъ были отважные рыбаки которые, пользуясь сномъ морскихъ собакъ {Морскія собаки причиняютъ вредъ рыбакамъ, пугая рыбу.}, осмѣливались направлять свои лодки подъ самый Оельмскій утесъ, рисовавшійся въ тѣни надъ ихъ головами, подобно разломанной аркѣ гигантскаго моста.
Наши искатели приключеній не безъ труда проникли за стѣну жилища черезъ разщелину, такъ древнія ворота засыпаны были развалинами. Единственная башня, которая, какъ мы уже сказали, устояла противъ разрушительнаго дѣйствія времени, расположена была на краю утеса.
Съ ея то вершины, по словамъ Спіагудри, Орденеръ могъ увидѣть маякъ Мункгольмской крѣпости. Они направились къ ней, не взирая на царившую вокругъ густую темноту. Тяжелая черная туча совсѣмъ закрыла луну. Они хотѣли уже войти въ брешь другой стѣны, чтобы пробраться во второй дворъ замка, какъ вдругъ Спіагудри замеръ на мѣстѣ и поспѣшно ухватился за Орденера рукою, дрожавшей такъ сильно, что молодой человѣкъ даже зашатался.
-- Что еще?.. -- съ удивленіемъ спросилъ Орденеръ.
Не отвѣчая ни слова, Бенигнусъ съ живостью схватилъ его за руку, какъ бы для того, чтобы принудить замолчать.
-- Но... -- заикнулся молодой человѣкъ.
Новое пожатіе руки, сопровождаемое глубокимъ полуподавленнымъ вздохомъ, заставило его рѣшиться терпѣливо обождать, пока утихнетъ новый приливъ страха.
Наконецъ Спіагудри промолвилъ задыхающимся голосомъ:
-- Ну, милостивый господинъ, что вы на это скажете?
-- На что? -- спросилъ Орденеръ.
-- А, сударь, -- продолжалъ Бенигнусъ тѣмъ же тономъ: -- вы теперь раскаиваетесь, что забрались сюда!
-- Ничуть, мой храбрый проводникъ: напротивъ я разсчитываю забраться еще выше. Почему это хочешь ты, чтобы я раскаивался?
-- Какъ, сударь, такъ вы не видѣли ничего?
-- Видѣлъ! Что видѣлъ?
-- Такъ вы не видѣли ничего... -- повторилъ достойный смотритель Спладгеста съ возрастающимъ ужасомъ.
-- Рѣшительно ничего! -- нетерпѣливо вскричалъ Орденеръ: -- ничего не видѣлъ, а слышалъ только стукъ твоихъ зубовъ, которые отъ страха стучали какъ въ лихорадкѣ.
-- Какъ! Неужто вы не примѣтили тамъ, за стѣной, въ тѣни... два устремленныхъ на насъ, сверкающихъ какъ кометы, глаза?..
-- Честное слово, нѣтъ.
-- Такъ вы не видѣли какъ они блуждали, поднимались, спускались и наконецъ исчезли въ развалинахъ?
-- Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Ну что за важность, если бы и видѣлъ?
-- Какъ! Господинъ Орденеръ, развѣ вамъ не извѣстно, что во всей Норвегіи глаза только одного человѣка могутъ такъ сверкать въ темнотѣ?...
-- Ну что за важность? Кто же это обладаетъ такими кошачьими глазами? Можетъ быть Ганъ, твой грозный Исландецъ? Тѣмъ лучше, если онъ здѣсь! По крайней мѣрѣ намъ не придется странствовать въ Вальдергогскую пещеру.
Это тѣмъ лучше пришлось совсѣмъ не по вкусу Спіагудри, который не могъ удержаться, чтобы не выдать своей тайной мысли невольнымъ восклицаніемъ.
-- Ахъ! Сударь, не вы ли обѣщали оставить меня въ деревнѣ Сурбъ за милю отъ мѣста поединка?..
Добродушный, честный Орденеръ понялъ и улыбнулся.
-- Ты правъ, старина; было бы несправедливо подвергать тебя моимъ опасностямъ. Не бойся ничего, ты всюду видишь этого Гана Исландца. Развѣ въ эти развалины не можетъ забраться дикая кошка съ такими же блестящими глазами, какъ у этого субъекта?
Чуть ли не въ пятый разъ Спіагудри успокоился, отчасти оттого, что спокойствіе его юнаго спутника имѣло въ себѣ нѣчто заразительное.
-- Ахъ! Сударь, безъ васъ я ужъ разъ десять бы умеръ со страху, корабкаясь по этимъ скаламъ.... Правда, если бы не вы, я не отважился бы на такое путешествіе.
При свѣтѣ луны, вышедшей изъ за тучъ, они примѣтили входъ въ высокую башню, подножія которой только что достигли. Они вошли въ него, раздвигая густую завѣсу плюща, откуда посыпались на нихъ сонныя ящерицы и старыя гнѣзда хищныхъ птицъ. Спіагудри поднялъ два кремня и сталъ высѣкать изъ нихъ огонь на кучу сухихъ листьевъ и валежника, набраннаго Орденеромъ. Черезъ минуту вспыхнуло яркое пламя, разсѣявъ окружающую темноту и позволяя осмотрѣть внутренность башни.
Внутри уцѣлѣли только круглыя, очень толстыя стѣны, поросшія плющемъ и мохомъ. Потолки всѣхъ четырехъ этажей послѣдовательно, одинъ за другимъ обвалились на земляной полъ нижняго этажа, образовавъ тамъ огромную груду обломковъ. Узкая, безъ перилъ лѣстница, поломанная во многихъ мѣстахъ, шла спиралью по внутренней поверхности стѣны вплоть до самой вершины башни.
При первомъ трескѣ огня, цѣлая туча совъ и орлановъ тяжело поднялась на воздухъ, испуская зловѣщіе, испуганные крики, а огромныя летучія мыши по временамъ касались пламени своими пепельнаго цвѣта крыльями.
-- Ну, хозяева то не очень радушно принимаютъ насъ, -- замѣтилъ Орденеръ: -- смотри, не испугайся опять.
-- Что вы, сударь, -- возразилъ Спіагудри, усаживаясь къ огню! -- чтобы я испугался какихъ-нибудь совъ или летучихъ мышей! Возясь съ трупами, я нисколько не страшился вампировъ. Ахъ! Я боюсь только людей! Надо сознаться, я не очень храбръ, но за то я нисколько не суевѣренъ... Послушайте-ка, сударь, меня, оставимъ въ покоѣ этихъ дамъ съ черными крыльями и хриплыми голосами, и позаботимся объ ужинѣ.
Орденеръ интересовался только Мункгольмомъ.
-- Я захватилъ съ собой кой-какой провизіи, -- продолжалъ Спіагудри, вынимая изъ подъ плаща свою котомку: -- и если вы также проголодались какъ я, этотъ черный хлѣбъ и этотъ заплѣсневѣлый сыръ скоро исчезнутъ въ нашихъ желудкахъ. Боюсь только, что мы будемъ еще умѣреннѣе, чѣмъ законъ французскаго короля Филиппа Красиваго: Nemо аudеаt соmеdеrе рrаеtеr duо fеrсulа сum роtаgіо. Не дурно было-бы пошарить въ гнѣздахъ чаекъ или фазановъ на верхушкѣ этой башни, да какъ взберешься туда по этой шаткой лѣстницѣ, на которой и сильфъ-то съ трудомъ удержится?
-- Однако, -- замѣтилъ Орденеръ: -- она должна сдержать меня, потому что я во что-бы то ни стало заберусь на вершину башни.
-- Что вы, сударь! Изъ за какихъ нибудь гнѣздъ чаекъ?. Ради Бога оставьте это сумасбродство. Не стоитъ рисковать своей жизнью, чтобы лучше поужинать. Не забудьте, что вы легко можете ошибиться и захватить съ собой совиное гнѣздо.
-- Стану я заботиться о твоихъ гнѣздахъ! Не говорилъ ли ты мнѣ, что съ высоты этой башни видѣнъ Мункгольмскій замокъ?
-- Это правда, молодой человѣкъ, къ югу! Вижу, что желаніе выяснить этотъ важный для географіи фактъ побудило васъ предпринять утомительное восхожденіе къ замку Вермунда. Но вспомните, благородный господинъ Орденеръ, что долгъ ревностнаго ученаго пренебрегать иной разъ усталостями, но никакъ не опасностями. Умоляю васъ, оставьте въ покоѣ эту дрянную, развалившуюся лѣстницу, на которой и ворону-то негдѣ усѣсться.
Бенигнусу совсѣмъ не хотѣлось остаться одному внизу башни. Когда онъ повернулся, чтобы удержать Орденера за руку, котомка, лежавшая у него на колѣняхъ, свалилась на землю и зазвенѣла.
-- Что это звенитъ у тебя въ котомкѣ? -- спросилъ Орденеръ.
Этотъ вопросъ, задѣвшій чувствительную струну Спіагудри отбилъ у него всякую охоту удерживать своего спутника.
-- Ну, -- сказалъ онъ, не отвѣчая на вопросъ: -- если ужъ вы, не смотря на мои просьбы, рѣшились взобраться на верхушку этой башни, остерегайтесь трещинъ лѣстницы.
-- Хорошо, но, -- снова повторилъ свой вопросъ Орденеръ: -- что это въ твоей котомкѣ издаетъ такой металлическій звукъ?
Эта нескромная настойчивость сильно не понравилась старому смотрителю Спладгеста, который отъ души проклиналъ любопытство своего товарища.
-- Э! Сударь, -- отвѣтилъ онъ: -- стоитъ вамъ обращать вниманіе на дрянное желѣзное блюдце для бритья, которое стукнулось о камень!.. Ужъ если вы не хотите меня послушаться, -- поспѣшилъ онъ прибавить: -- не мѣшкайте и спускайтесь поскорѣе назадъ, придерживаясь за плющъ, который вьется по стѣнѣ. Мункгольмскій маякъ вы увидите на югѣ, между двумя скамейками Фригги.
Спіагудри ничего лучшаго не могъ придумать для того, чтобы отвлечь вниманіе молодаго человѣка отъ котомки.
Скинувъ плащъ, Орденеръ сталъ взбираться по лѣстницѣ, товарищъ его слѣдилъ за нимъ глазами, пока онъ не сталъ казаться легкою тѣнью, скользившей въ вышинѣ стѣны, вершина которой едва освѣщалась колеблющимся пламенемъ костра и неподвижнымъ отблескомъ луны.
Тогда смотритель Спладгеста снова усѣлся у огня и поднялъ свою котомку.
Ну, мой милый Бенигнусъ Спіагудри, -- пробормоталъ онъ: -- пока не видитъ тебя эта молодая рысь и пока ты одинъ, поспѣши разбить эту неудобную желѣзную крышку, которая мѣшаетъ тебѣ вступить во владѣніе, осulis et mаnu, сокровищемъ, безъ сомнѣнія заключающимся въ этомъ ящикѣ. Когда оно освободиться изъ своей тюрьмы, его легче будетъ носить и удобнѣе прятать.
Вооружившись большимъ камнемъ, онъ готовился уже разбить крышку шкатулки, какъ вдругъ лучъ свѣта, упавшій на желѣзную печать, остановилъ антикварія.
-- Клянусь святымъ Виллебродомъ Нумизматомъ, я не ошибаюсь, -- вскричалъ онъ, вытирая ржавую крышку: -- это гербъ Гриффенфельда! Я чуть не сдѣлалъ страшную глупость, разбивъ печать, быть можетъ единственный образецъ знаменитаго герба, разбитаго рукою палача въ 1676 году.
Чортъ возьми! Не станемъ трогать крышку, которая сама по себѣ драгоцѣннѣе сокровищъ, скрытыхъ подъ нею, если только, что впрочемъ не вѣроятно, тамъ не лежатъ монеты Пальмиры или карфагенскія медали. И такъ, у меня одного находится не существующій теперь гербъ Гриффенфельда! Надо припрятать получше это сокровище. Быть можетъ мне удастся узнать секретъ открыть этотъ ящикъ, не прибѣгая къ вандализму. Гербъ Гриффенфельда! Да! Нѣтъ сомнѣнiя, вотъ жезлъ правосудія, вѣсы на красномъ полѣ... Какая счастливая находка!
При каждомъ новомъ геральдическомъ открытіи, которое онъ дѣлалъ, стирая ржавчину съ старой печати, съ губъ его срывался то крикъ удивленія, то восторженное восклицаніе.
-- Посредствомъ разлагающаго вешества я вскрою замокъ, не повредивъ печати. Тутъ безъ сомнѣнія сокровища бывшаго канцлера... Если кто нибудь признаетъ меня и, соблазнившись четырьмя экю синдика, задержитъ на дорогѣ, мнѣ не трудно будетъ откупиться... Такимъ образомъ, мою жизнь спасетъ этотъ благодѣтельный ящикъ...
Съ этими словами онъ машинально поднялъ взоръ. Въ одно мгновеніе ока смѣшная физіономія его, только что выражавшая живѣйшую радость, оцѣпенѣла отъ ужаса. Конвульсивная дрожь пробѣжала по членамъ, глаза расширились, лобъ покрылся морщинами, ротъ остался разинутымъ, голосъ замеръ въ гортани подобно потухающему пламени.
Передъ нимъ по ту сторону костра стоялъ малорослый, скрестивъ руки на груди. По одеждѣ его изъ окровавленныхъ шкуръ, по каменному топору, по звѣрскому взгляду, устремляемому на него, злополучный смотритель Спладгеста тотчасъ же узналъ страшное существо, посѣтившее его въ послѣднюю ночь, которую провелъ онъ въ Дронтгеймѣ.
-- Это я! -- произнесъ малорослый съ угрожающимъ видомъ: -- Твою жизнь спасетъ этотъ ящикъ, добавилъ онъ съ страшной иронической усмѣшкою: -- Развѣ здѣсь дорога въ Токтре?
Несчастный Спіагудри пытался произнести нѣсколько словъ.
-- Въ Токтре!... Сударь... Милостивый господинъ... я шелъ туда...
-- Ты шелъ въ Вальдергогскую пещеру, -- отвѣтилъ тотъ громовымъ голосомъ.
Пораженный ужасомъ, Спіагудри собралъ всѣ свои силы, чтобы отрицательно покачатъ головой.
-- Ты велъ ко мнѣ врага; спасибо! По крайней мѣрѣ однимъ живымъ существомъ будетъ меньше. Не бойся, вѣрный проводникъ, онъ послѣдуетъ за тобою.
Несчастный смотритель Спладгеста хотѣлъ было закричать, но могъ испустить только какое то невнятное ворчанье.
-- Зачѣмъ ты боишься меня? Вѣдь ты меня искалъ... Слушай-же, не кричи, не то ты тотчасъ-же умрешь.
Малорослый взмахнулъ каменнымъ топоромъ надъ головой Спіагудри, и продолжалъ голосомъ, который выходилъ изъ его груди подобно реву потока, вырывающагося изъ пещеры.
-- Ты измѣнилъ мнѣ.
-- Нѣтъ, ваша милость, нѣтъ, ваше превосходительство, -- сказалъ наконецъ Бенигнусъ, съ трудомъ произнося эти умоляющія слова.
Малорослый испустилъ глухой ревъ.
-- А! Ты еще хочешь обмануть меня! Напрасно... Слушай, я былъ на кровлѣ Спладгеста, когда ты заключилъ договоръ съ тѣмъ безумцемъ; дважды я давалъ тебѣ знать о себѣ. Мой голосъ слышалъ ты на дорогѣ во время бури; это я нашелъ тебя въ башнѣ Виглы; это я сказалъ тебѣ: до свиданія!..
Пораженный ужасомъ, Спіагудри кидалъ вокругъ себя блуждающіе взоры, какъ бы ища помощи. Малорослый продолжалъ.
-- Я не хотѣлъ упустить солдатъ, которые преслѣдовали тебя. Они были Мункгольмскаго полка, а тебя я всегда могъ найти. Спіагудри, это меня видѣлъ ты въ деревнѣ Оельме въ войлочной шляпѣ рудокопа. Мои шаги, мой голосъ и мои глаза узналъ ты въ этихъ развалинахъ; все это былъ я!
Увы! Несчастный былъ слишкомъ убѣжденъ въ этомъ, чтобы сомнѣваться. Онъ упалъ на землю къ ногамъ своего грознаго судьи и, задыхаясь отъ ужаса, вскричалъ раздирающимъ душу голосомъ:
-- Пощадите!
Малорослый, скрестивъ руки, устремилъ на него налитые кровью глаза, сверкающіе ярче пламени костра.
-- Моли этотъ ящикъ о твоемъ спасеніи, -- замѣтилъ онъ съ страшной ироніей.
-- Пощадите!.. Пощадите! -- повторялъ Спіагудри, полумертвый отъ страха.
-- Я предупреждалъ тебя, чтобы ты былъ вѣренъ и нѣмъ. Ты измѣнилъ мнѣ, но клянусь ты онѣмѣешь на вѣки.
Спіагудри, понявъ страшный смыслъ этихъ словъ, застоналъ.
-- О! Не бойся, -- продолжалъ малорослый: -- ты не разстанешься съ своимъ сокровищемъ.
Съ этими словами онъ снялъ съ себя кожаный поясъ, продѣлъ его въ кольцо ящика и привязалъ къ шеѣ Спіагудри, который согнулся подъ непосильной тяжестью.
-- Ну, -- продолжалъ малорослый: -- какому дьяволу поручаешь ты свою душу? Зови его скорѣе на помощь, не то другой демонъ, о которомъ ты и не помышлялъ, завладѣетъ ею прежде него.
Старикъ въ отчаяніи, не въ силахъ произнести ни слова, упалъ къ ногамъ малорослаго, знаками выражая свой ужасъ и мольбу о пощадѣ.
-- Нѣтъ, нѣтъ! -- произнесъ тотъ: -- слушай, вѣрный Спіагудри, не отчаивайся, оставляя безъ проводника своего молодого товарища. Говорю тебѣ, онъ послѣдуетъ за тобою. Иди же! Ты только проложешь ему дорогу... Ну!
Съ этими словами, схвативъ несчастнаго въ свои желѣзные тиски, онъ вынесъ его изъ башни, какъ тигръ, уносящій длинную змѣю.
Минуту спустя, громкій крикъ огласилъ развалины, смѣшавшись съ страшнымъ взрывомъ хохота.