Еще мрачныя вещи.
Иванъ еще разъ видѣлся съ Конно. Онъ подтвердилъ намъ то, что содержалось въ запискѣ А. Дюма къ Покажу. Вмѣстѣ съ фактами, мы узнали и имена. 3-го декабря, у г. Аббатуччи, въ улицѣ Комартенъ, No 31 въ присутствіи доктора Конно, Пьетри, предложилъ корсиканцу Жаку Франсуа Крисчелли {Это былъ тотъ самый Крисчелли, который позднѣе, въ Вожирарѣ, въ улицѣ Трапси, убилъ, по спеціальному порученію префекта полиціи, нѣкоего Кёльша, "заподозрѣннаго въ замыслѣ убить императора".}, уроженцу Веццони, состоявшему при Луи Бонапартѣ и исполнявшему его личныя и секретныя порученія, схватить или убить Виктора Гюго за "двадцать пять тысячъ франковъ". Онъ принялъ предложеніе и сказалъ:
-- Хорошо; но если я исполню это не одинъ, если насъ будетъ двое?..
Пьетри отвѣчалъ: "Тогда пятьдесятъ тысячъ франковъ".
Это сообщеніе, сопровождаемое настоятельными просьбами, было мнѣ сдѣлано Иваномъ, въ улицѣ Монтаборъ, когда еще мы находились у Дюпонъ-Вита.
Упомянувъ объ этомъ, продолжаю разсказъ.
Бойня 4 то декабря только на другой день возъимѣла настоящее дѣйствіе. Импульсъ, данный нами сопротивленію, длился еще нѣсколько часовъ, такъ что, при наступленіи ночи, на всемъ пространствѣ, между улицей Пти-Карро и улицей Тампль, еще дрались. Баррикады Пажвенъ, Neuve S-te Eustache, Монторгёйль, Рамбюто, Бобуръ, Травснонненъ защищались съ примѣрнымъ мужествомъ. Тутъ былъ цѣлый узелъ переулковъ и улицъ, баррикадированныхъ народомъ и окруженныхъ войсками, куда невозможно было проникнуть. Приступъ былъ безпощадный, ожесточенный.
Баррикада въ улицѣ Монторгёйль была одна изъ тѣхъ, которыя держались долѣе другихъ. Для взятія ея явилась надобность въ батальйонѣ и пушкахъ. Въ послѣднюю минуту, ее защищали только трое: два комми и продавецъ лимонада изъ сосѣдней улицы. Когда начался приступъ, было уже совсѣмъ темно, и бойцы могли убѣжать. Но они были окружены. Никакого выхода, ни одной отворенной двери. Подобно тому, какъ Жанти Сарръ и Шарпантье скрылись въ пассажѣ Сомонъ, и они перелѣзли черезъ рѣшотку пассажа Бердо, но противуположная рѣшотка была заперта. Имъ некогда было, такъ же какъ и тѣмъ, перебираться черезъ нея, и притомъ, они слышали, что солдаты подходятъ съ обѣихъ сторонъ. Въ углу, при входѣ въ пассажъ, лежало нѣсколько досокъ, которыя хозяинъ одной наружной лавчонки, имѣлъ привычку оставлять тутъ на ночь. Они подлѣзли подъ эти доски.
Солдаты, взявшіе баррикаду, обыскавъ улицы, вздумали обыскать и пассажъ. Они, въ свой чередъ, перелѣзли черезъ рѣшетки и принялись всюду искать съ фонаремъ. Не найдя никого, они уже уходили, какъ одинъ солдатъ замѣтилъ торчавшую изъ-за досокъ ногу одного изъ бойцовъ.
Всѣхъ троихъ прикололи штыками.
Они кричали: "Убейте насъ на мѣстѣ! Разстрѣляйте насъ; не заставляйте мучиться".
Сосѣдніе лавочники слышали эти крики, но не смѣли отворить ни дверей, ни оконъ, изъ боязни -- какъ говорилъ одинъ изъ нихъ на другой день -- чтобы и съ ними не сдѣлали того же самого. Окончивъ казнь, палачи оставили свои жертвы плавающими въ лужѣ крови на плитахъ пассажа. Одинъ изъ этихъ несчастныхъ умеръ только на другой день, въ восемь часовъ утра.
Никто не посмѣлъ умолять о пощадѣ, никто не посмѣлъ оказать помощи. Его оставили умирать тутъ.
Одному изъ бойцовъ баррикады Бабуръ посчастливилось болѣе.
Его преслѣдовали. Онъ вбѣжалъ на одну лѣстницу, добрался до крыши и оттуда проникъ въ какой-то корридоръ, оказавшійся корридоромъ верхняго этажа гостинницы. Увидавъ въ одной двери ключъ, онъ смѣло толкнулъ ее и очутился лицомъ къ лицу съ господиномъ, ложившимся спать. Это былъ путешественникъ, усталый съ дороги и только-что пріѣхавшій въ гостинницу. Бѣглецъ сказалъ ему:
-- Я погибаю! спасите меня! и объяснилъ ему все въ трехъ словахъ. Путешественникъ отвѣчалъ: "Раздѣвайтесь и ложитесь въ мою постель". Потомъ онъ спокойно закурилъ сигару. Едва защитникъ баррикады успѣлъ улечься, какъ въ дверь постучались. Это были солдаты, обыскивавшіе домъ. На вопросъ ихъ,-- путешественникъ, указавъ на свою постель, отвѣчалъ: "Мы здѣсь только двое. Мы сейчасъ пріѣхали. Я курю сигару, а братъ мой спитъ". Спросили корридорнаго; онъ подтвердилъ слова путешественника, и солдаты ушли, не разстрѣлявъ никого.
Слѣдуетъ сказать, что солдаты-побѣдители убивали менѣе, чѣмъ наканунѣ. На взятыхъ баррикадахъ не происходило поголовнаго избіенія. Въ этотъ день, отданъ былъ приказъ брать плѣнныхъ. Можно было даже предположить нѣкоторую человѣчность. Какого рода была эта человѣчность -- увидятъ изъ слѣдующаго.
Въ одиннадцать часовъ все было кончено.
Задержали всѣхъ, кого встрѣтили на окруженныхъ войсками улицахъ, не разбирая -- были ли то бойцы, или нѣтъ; велѣли отворить себѣ кабаки и кофейни; обыскали множество домовъ и, захвативъ всѣхъ мужчинъ, находившихся тамъ, оставили только дѣтей и женщинъ. Потомъ, два полка, образовавши каре, увели всѣхъ этихъ плѣнныхъ въ Тюильри, гдѣ заперли ихъ въ обширный подвалъ подъ террасой, выходящей на Сену.
Войдя въ этотъ подвалъ, плѣнные успокоились. Они вспомнили, что, въ іюнѣ 1848 года, инсургенты, въ огромномъ числѣ, содержались здѣсь и потомъ были сосланы. Они говорили себѣ, что и ихъ вѣроятно сошлютъ или предадутъ военному суду, и что передъ ними еще много времени.
Ихъ томила жажда. Многіе изъ нихъ дрались съ самого утра; а ни отчего такъ не сохнетъ во рту, какъ отъ скусыванія патроновъ. Они попросили пить; имъ принесли три кружки воды.
У нихъ явилась вдругъ какая-то увѣренность въ своей безопасности. Между ними находились нѣкоторые изъ іюньскихъ ссыльныхъ, Которымъ былъ уже знакомъ этотъ подвалъ. Они говорили: "Въ іюнѣ не были такъ человѣчны. Намъ трое сутокъ не давали ни ѣсть, ни пить".
Нѣкоторые, покрывшись своими пальто и плащами, легли и заснули. Въ часъ по полуночи, за дверями послышался шумъ. Солдаты, съ зажженными факелами, вошли въ подвалъ, Спавшіе плѣнники проснулись. Офицеръ велѣлъ имъ встать.
Ихъ вывели гурьбой, въ безпорядкѣ, какъ привели, и потомъ уже, по мѣрѣ того, какъ они выходили, ихъ ставили попарно, безъ разбора, кто попадется, и сержантъ пересчитывалъ ихъ вслухъ. У нихъ не спрашивали именъ, не спрашивали, кто они и откуда, есть ли у нихъ семья и чѣмъ они занимаются. Довольно было числа для того, что предполагалось сдѣлать.
Ихъ оказалось триста тридцать семь человѣкъ. По окончаніи счета, ихъ выстроили въ колонну, все-также, по два въ рядъ. Они не были связаны, но по обѣимъ сторонамъ колоны, справа и слѣва, шли въ три шеренги солдаты съ заряженными ружьями; батальйонъ шелъ во главѣ колоны и другой въ хвостѣ ея. Плѣнные пустились въ путь, сжатые и окруженные этой движущейся рамой штыковъ. Каждый долженъ былъ идти съ своимъ сосѣдомъ подъ руку.
Въ ту минуту, какъ колоны двинулись, молодой студентъ-юристъ, бѣлокурый и блѣдный эльзасецъ, лѣтъ двадцати, спросилъ капитана, шедшаго подлѣ него съ обнаженной шпагой:
-- Куда мы идемъ?
Офицеръ не отвѣчалъ.
Выйдя изъ Тюильри, они повернули направо, по набережной, и достигли до моста Concorde. Пройдя его, они снова взяли направо. Они миновали Эспланаду Инвалидовъ и очутились на пустынной набережной Гро-Кальу.
Ихъ было, какъ мы уже сказали 337 человѣкъ, и такъ какъ они шли по-парно, то послѣднему пришлось идти одному. Это былъ одинъ изъ самыхъ отважныхъ бойцовъ улицы Пажвенъ другъ Леконтамладшаго. По волѣ случая, сержантъ, шедшій рядомъ съ этимъ плѣнинымъ, оказался его землякомъ.
-- Куда насъ ведутъ? спросилъ плѣнникъ.
-- Въ Военную Школу, отвѣчалъ сержантъ.-- Эхъ! ты, бѣдняга! прибавилъ онъ и отошелъ отъ плѣннаго.
Такъ какъ колона оканчивалась здѣсь, то между послѣдней шеренгой солдатъ, шедшихъ съ боку, и первой шеренгой взвода, замыкавшаго шествіе, образовался небольшой интервалъ.
Когда они достигли пустыннаго бульвара Гро Кальу, сержантъ быстро приблизился къ плѣннику и сказалъ ему торопливо и шопотомъ. "Здѣсь темно. Налѣво -- деревья. Удирай!"
-- Но въ меня будутъ стрѣлять, возразилъ плѣнникъ.
-- Промахнутся.
-- А если убьютъ?
-- Это будетъ не хуже того, что тебя ожидаетъ.
Плѣнникъ понялъ. Онъ пожалъ руку сержанта и, воспользовавшись упомянутымъ интерваломъ, въ одинъ скачокъ очутился подъ деревьями и исчезъ въ темнотѣ.
-- Одинъ бѣжалъ! вскричалъ офицеръ, командовавшій послѣднимъ взводомъ:-- держи! стрѣляй!
Колона остановилась. Арьергардъ сдѣлалъ залпъ, на-удачу, по направленію куда скрылся бѣглецъ, и, какъ это предвидѣлъ сержантъ, промахнулся. Черезъ нѣсколько минутъ, бѣглецъ достигъ улицъ, примыкающихъ къ табачной мануфактурѣ, и былъ въ безопасности. Его не преслѣдовали. Нужно было покончить спѣшное дѣло.
И притомъ, въ рядахъ арестантовъ могъ произойти безпорядокъ. Погнавшись за однимъ, можно было выпустить изъ рукъ 336 остальныхъ.
Колонна продолжала идти. Достигнувъ Іеискаго Моста, повернули налѣво и пришли на Марсово Поле. Здѣсь ихъ всѣхъ разстрѣляли.
Эти 336 труповъ были изъ числа тѣхъ, которыхъ отвезли на монмартрское кладбище и похоронили, оставивъ головы незарытыми. Такимъ образомъ, семейства убитыхъ могли ихъ признать. Палачи узнали, кто были ихъ жертвы уже послѣ того, какъ убили ихъ!
Скажемъ теперь же, что эти казни, начиная съ 3-го декабря, повторялись почти каждую ночь. Иногда онѣ происходили на Марсовомъ Полѣ, иногда въ префектурѣ полиціи, иногда въ обоихъ мѣстахъ заразъ.
Когда тюрьмы были переполнены, г. Мопа говорилъ: разстрѣливайте! Разстрѣливанія префектуры производились то на дворѣ, то въ улицѣ Жерюзалемъ. Несчастныхъ, обреченныхъ на казнь, ставили къ стѣнѣ, на которой приклеивались театральныя афиши. Это мѣсто избрали потому, что оно примыкаетъ къ стоку, и кровь стекала туда сейчасъ же, оставляла гораздо меньше слѣдовъ. Нѣкто {Маркизъ Сарразенъ де-Монферрье, родственникъ моего старшаго брата. Я могу его назвать въ настоящее время.} разсказывалъ мнѣ: "на другое утро я проходилъ тамъ; мнѣ показали мѣсто; я носкомъ сапога расшевелилъ грязь между камнями мостовой и увидѣлъ кровь".
Въ этихъ словахъ -- вся исторія переворота, вся исторія Луи Бонапарта. Разшевелите грязь -- подъ нею окажется кровь.
Пусть же исторія отмѣтитъ слѣдующіе факты:
Продолженіемъ бульварной бойни служили тайныя казни. Переворотъ, послѣ перваго, наглаго убійства, посреди бѣлаго дня, прибѣгнулъ къ убійству тайному, маскированному, ночному. Это подтверждается многочисленными свидѣтельскими показаніями. Эскиросъ, скрывавшійся въ Гро-Кальу, каждую ночь слышалъ ружейные выстрѣлы на Марсовомъ Полѣ. Шамболь въ Мазасѣ, въ первую же ночь послѣ своего прибытія, между полуночью и пятью часами утра, слышалъ такіе ружейные залпы, что подымалъ, не сдѣлали ли нападеніе на. тюрьму. Демуленъ, такъ же какъ и Монферрье, видѣлъ въ улицѣ Жерюзалемъ кровь на мостовой.
Подполковникъ Кальо, служившій въ прежней республиканской гвардіи, проходя черезъ Pont-Neuf, видитъ городовыхъ, цѣлящихся въ прохожихъ изъ штуцеровъ. Онъ говоритъ имъ: "вы безчестите мундиръ!" Его арестуютъ и обыскиваютъ. Одинъ изъ. городовыхъ говоритъ ему: "Если мы найдемъ на васъ хоть одинъ патронъ, мы васъ разстрѣляемъ". Не находятъ ничего. Несмотря на это, его ведутъ въ префектуру и тамъ сажаютъ въ тюрьму. Директоръ тюрьмы приходитъ къ нему и говорить. "Полковникъ? я васъ хорошо знаю; не жалуйтесь на то, что вы здѣсь. Вы поручены моему надзору. Радуйтесь этому. Я, видите ли, здѣсь -- свой человѣкъ, могу разхаживать себѣ всюду; я все вижу и слышу; знаю что дѣлается, что говорится, угадываю то, о чемъ умалчивается. По ночамъ я слышу извѣстнаго рода шумъ, по утрамъ вижу кое какіе слѣды. Я не золъ. Я завладѣлъ вами и припрячу васъ. Въ настоящую минуту, вы можете быть довольны тѣмъ, что попались ко мнѣ. Если бы вы не были здѣсь -- вы были бы въ землѣ."
Бывшій членъ магистратуры, зять генерала Лефло, разговариваетъ на площади Concorde, у подъѣзда палаты, съ офицерами. Полицейскіе подходятъ къ нему: "Вы склоняете на свою сторону армію?" Онъ отрицаетъ это. Его сажаютъ въ фіакръ и везутъ въ префектуру полиціи. Въ ту минуту, какъ они подъѣхали къ ней, онъ увидалъ шедшаго по набережной молодого человѣка въ блузѣ и фуражкѣ, котораго трое муниципальныхъ гвардейцевъ подгоняли сзади прикладами. Около спуска къ рѣкѣ -- одинъ изъ солдатъ крикнулъ молодому человѣку: "спускайся!" Тотъ повиновался. Двое выстрѣлили ему въ спину. Онъ упалъ. Третій покончилъ съ нимъ, выстрѣливъ ему въ ухо.
13 то избіеніе еще не кончилось. Утромъ этого дня, на разсвѣтѣ, одинъ прохожій, возвращаясь къ себѣ домой, улицей
С.-Оноре, встрѣтилъ три тяжело нагруженные фургона, двигавшіеся между двумя рядами кавалеристовъ и оставлявшіе за собою кровавый слѣдъ. Они направлялись отъ Марсова Поля къ монмартрскому кладбищу. Фургоны эти были наполнены трупами.