Бисетра [ Извѣстная тюрьма въ Парижѣ. -- Перев.].
Приговоренъ къ смерти!
Вотъ пять недѣль, что я живу съ этой мыслью, всегда одинъ съ ней, всегда объятый холодомъ отъ ея присутствiя, всегда согбенный подъ ея гнетомъ.
Когда-то, потому что мнѣ кажется, съ тѣхъ-поръ прошли года, а не недѣли, я былъ человѣкъ какъ человѣкъ. Дни, часы, минуты имѣли свою опредѣленную мысль; духъ мой, молодой и богатый, былъ полонъ фантазiй. Онъ любилъ развивать ихъ передо мною безъ связи и безъ конца, рисуя неисчерпаемыя арабески на грубой и тощей ткани жизни. То были все молоденькiя красавицы, блестящiя еписконскiя мантiи, выигранныя битвы, театры, залитые шумомъ и свѣтомъ, а потомъ опять красавицы и тёмныя прогулки ночью подъ широкими объятiями каштановъ. Былъ всегда какой-то праздникъ въ моемъ воображенiи; я могъ думать о чемъ хотѣлъ, я былъ свободенъ.
Теперь я въ не волѣ. Тѣло мое заковано въ тюрьмѣ; умъ въ плѣну у мысли, ужасной, кровавой, неумолимой мысли! Одна у меня только идея, одно убѣжденiе, одна непреложная истина. Приговоренъ къ смерти!
Что бы я ни дѣлалъ, она всегда тутъ, эта адская мысль, стоитъ около меня, какъ свинцовый призракъ, одинокая, ревнивая, отгоняющая всякое развлеченiе, стоитъ лицомъ къ лицу со мною, несчастнымъ, и теребитъ меня ледяными руками, когда я захочу отвергнуть голову или закрыть глаза. Она вкрадывается подъ разными видами всюду, гдѣ умъ мой хотѣлъ бы ея избѣгнуть, примѣшивается, какъ ужасный припѣвъ, ко всѣмъ словамъ, съ которыми ко мнѣ обращаются, прилепаетъ вмѣстѣ со мною къ отвратительнымъ рѣшоткамъ моего каземата, не отстаетъ отъ меня, когда я бодрствую, стережетъ мой судорожный сонъ и снится мнѣ въ видѣ ножа.
Пробуждаюсь, вскакиваю, преслѣдуемый ею и утѣшая себя, что это только сонъ! -- И что же? еще мои отяжелѣвшiя вѣки не успѣютъ раскрыться на столько, чтобъ увидѣть эту роковую мысль, написанную на ужасной дѣйствительности, которая меня окружаетъ, на грязныхъ и вспотѣвшихъ плитахъ пола, на блѣдномъ лучѣ ночной лампы, на грубой ткани моего холщеваго халата, на темной фигурѣ часового, котораго сумка блеститъ сквозь рѣшотки каземата, -- какъ ужь мнѣ чудится, какой-то голосъ шепчетъ мнѣ на ухо: -- Приговоренъ къ смерти!