Приговоренъ къ смерти!... Ну, такъ чтожъ? Мнѣ помнится, я читалъ въ какой-то книгѣ, въ которой и было только хорошаго, что: всѣ безъ исключенiя люди осуждены на смерть, только съ неопредѣленными сроками. Что же особенно измѣнилось въ моемъ положенiи?
Съ той минуты, какъ приговоръ былъ произнесенъ надо мной, сколько умерло людей, прочившихъ себя на долгую жизнь! Сколько предупредило меня, молодыхъ, свободныхъ, здоровыхъ, которые навѣрно разсчитывали посмотрѣть, какъ упадетъ голова моя на Гревской площади! Сколько еще такихъ, которые теперь движутся, дышутъ чистымъ воздухомъ, входятъ и выходятъ по своей волѣ и все-таки отправятся раньше меня!
А потомъ, и то сказать, ужь будто жизнь такъ привлекательна для меня? И въ самомъ-дѣлѣ, мракъ и чорный хлѣбъ тюрьмы, порцiя тощаго бульона, налитаго изъ ушата каторжниковъ; толчки и грубости тюремщиковъ и караульныхъ -- я-же такъ утонченно воспитанъ -- а потомъ, не видѣть человѣческаго существа, которое удостоило-бы меня слова, или къ которому я-бы могъ обратиться съ словомъ; ежеминутно трепетать за то, что самъ сдѣлаешь, или что мнѣ сдѣлаютъ: вотъ почти единственныя блага, которыя палачъ у меня отниметъ.
Ахъ! Все-таки, это ужасно!