Вечер у академика
Квартира академика Шелонского помещалась на десятом этаже нового дома на Большой Калужской улице. Внизу шумела одна из самых оживленных магистралей Москвы. За легкими очертаниями стройных старинных зданий начинался зеленый массив Центрального парка культуры и отдыха, спускавшийся к гранитному берегу Москва-реки.
Парк горел огнями. Оттуда доносилась музыка, слышны были гудки больших белых пароходов, медленно плывших куда-то вниз по реке.
Вдали виднелись серебристые фермы Крымского моста, застывшего в величественном, смелом броске через реку. Направо светились в зеленоватом северном небе рубиновые кремлевские звезды. Несмотря на поздний час, движение на улице не уменьшалось, и все ярче разгорались тысячи огней парка.
Андрей Никитич Шелонский и его гости сидели за ужином. Стол был накрыт на балконе, закрытом вьющимися растениями. Разговор шел о Дружинине, которого здесь уже давно ждали.
— Жаль, что он так увлекся своей выдумкой. Он бы мне пригодился, — сказал Казаков. — Я боюсь, что он не пойдет работать в наш трест.
— Я тоже думаю, что не пойдет, — сказала Валентина, отрываясь от разговора с Алферовым.
— Что же, пусть так. Пусть продолжает свое дело, я постараюсь ему помочь. Мир, знаете ли, тесен, мы еще встретимся…
— Не слишком ли близко к сердцу вы принимаете эту затею, Николай Ильич? — спросил Алферов. — Замысел Дружинина может и не оправдаться… Стоит ли нашему тресту рассчитывать на подземный котел? Мне кажется, нет. Слишком уж это фантастично…
— Да, на первый взгляд фантастично, — задумчиво подтвердил академик. — Но времена меняются. Вспомните случай, когда трубочка с солями радия, которую ученый Анри Беккерель забыл в жилетном кармане, обожгла ему тело. Того, кто сказал бы, что сила, вырвавшаяся из трубочки, может приводить в движение мощные электрические станции, сочли бы даже не фантастом, а просто безумцем.
— Мне тоже кажется, что трест заинтересован в изучении глубоких недр земли, — заметил Хургин. — Ведь ее теплота — та же радиоактивность. Николай Ильич прав, поддерживая Дружинина.
— Да, фантастично! — повторил академик, делая ударение на последнем слове. — Мне приятно это подтвердить. Сегодня это мечта, далекая, оторванная от жизни, а завтра… Сколько у нас таких областей, где сегодня делают то, что казалось немыслимым вчера!.. — Шелонский усмехнулся. — Должен сказать, что фантастика иной раз не может угнаться за нашей действительностью. Наука и техника обгоняют у нас фантастику слишком часто… Мне нравится, что ваш Дружинин смотрит так далеко вперед.
Хургин поднялся.
— Я, вероятно, не дождусь его, мне пора итти. Хочу сказать на прощание: из этого мечтателя может получиться дельный ученый. В настоящем ученом есть какие-то волшебные дрожжи, которые не дают ему покоя и держат его мысль в состоянии непрерывного брожения. Они подталкивают его, велят итти вперед, искать… По-моему, эти дрожжи есть в Дружинине.
— По-видимому, это человек с характером, — заметил академик.
— Преупрямым, — добавила Валентина. — Когда мне приходилось с ним часто сталкиваться, мы то и дело ссорились.
Хургин распрощался и ушел.
Стало прохладнее. Огни в парке начали гаснуть.
Чаплина посмотрела с балкона на Хургина, который садился в автомобиль, и сказала задумчиво:
— Хургин настаивает, чтобы вопрос разрабатывался пока только теоретически.
— Он прав! — отозвался академик. — Практический опыт потребует сотен миллионов рублей и труда многих тысяч рабочих. Нужны соединенные усилия десятков крупнейших заводов и научных учреждений, чтобы обеспечить сооружение такой шахты. Это трудная задача.
— Добывать мои тяжелые элементы еще труднее. А ведь дело идет, жаловаться не приходится, — сказал Казаков. — Надо только, чтобы Дружинин доказал, что есть смысл на это итти.
— А что, если он не докажет? — поинтересовался Алферов.
— Рано или поздно техника придет к этому, — ответил академик. — Пусть это произойдет в нашей стране, и чем скорее, тем лучше. Кто ничем не рискует, тот ничего не выигрывает.