Большой день
Неудачный приход Ключникова и визит американской корреспондентки вывели Дружинина из равновесия. Он снова сел за стол, но работать уже не смог. В голову лезло совсем не то, что было нужно.
Он отложил расчеты и сказал Задорожному, что согласен ехать за город.
Однако Задорожный уже никуда не хотел ехать. Он расставил на столе посуду и рисовал натюрморт.
Тогда Дружинин повторил просьбу никого не впускать и ушел из дому.
Дружинин любил думать на ходу. Когда ему надо было разобраться в мыслях, он мог уйти пешком за двадцать, даже за тридцать километров.
Всякий раз, выходя из дому ранним летним утром, он ловил себя на желании итти прямо, никуда не сворачивая, через город, мимо дач и деревень, через поля и леса, туда, к горизонту, где земля сливается с небом…
Занятый своими мыслями, он по привычке пересек Красную площадь и остановился на перекрестке, где обычно сворачивал налево, в библиотеку имени Ленина. Но на этот раз он пошел прямо вверх по улице Горького и скоро вышел на Ленинградское шоссе. Здесь он зашагал еще быстрее и сам не заметил, как оказался у последней станции метро.
На свежем воздухе он почувствовал себя лучше и решил итти дальше, на речной вокзал в Химки.
По серо-голубому зеркалу Химкинского порта скользили быстрые моторные лодки и нарядные белые катеры. По воде ползли радужные пятна нефти и масла. Вдали гудели взлетевшие в вихрях белой пены гидросамолеты.
Дружинин с завистью смотрел на эти быстроходные летающие лодки. Как хорошо было бы спуститься с набережной, сесть в легкую шлюпку и переехать на другую сторону порта, откуда стартуют гидросамолеты!
Взять билет, положить в жилетный карман и с легким саквояжем в руках подняться на борт самолета по легкой кружевной лесенке. Сесть в мягкое кресло. Слегка наклониться и посмотреть в окно, когда самолет взревет, набирая скорость перед взлетом…
Потом подняться над прозрачной гладью воды, над подернутой дымкой огромной Москвой, над нежной зеленью полей и лесов.
Лететь, ныряя в облаках, далеко-далеко. И опуститься у берега моря, безразлично — Белого или Черного, лишь бы дул свежий, пахнущий йодом ветер и бежали по темным волнам белые барашки…
Уже много месяцев все помыслы Дружинина посвящены работе над проектом. Эта работа начинает, по-видимому, превращать его в комнатного, книжного человека.
Быть может, в самом деле уехать на Дальний Восток и продолжать подготовку проекта там?
Нет, не надо!
Доброго пути, самолет! Лети на север, на юг, на восток, куда знаешь. Дружинин проводит тебя взглядом и вернется к своим книгам и чертежам, к надеждам, которые некоторые люди считают несбыточными. Пойдет обратно пешком, придет усталый и голодный. Поест, отдохнет и снова сядет за свое трудное дело. Будет считать, чертить, раздумывать, курить. И не станет огорчаться по пустякам.
Дружинин повернул назад и пошел вдоль асфальта по направлению к городу.
Задорожный, оставшись дома, тоже не смог работать. Ему мешали посетители. Они буквально атаковали его в этот день.
Снова явилась корреспондентка и заявила, что ей во что бы то ни стало нужно еще раз повидать мистера Дружинина. Она не поверила, что Дружинин ушел, и попыталась было опять проскочить в дверь мимо Задорожного, но тот ловко преградил ей дорогу и запер дверь.
Через час опять раздался звонок, и женский голос сказал, что это почта.
Задорожный отпер дверь и с изумлением увидел все ту же корреспондентку. На этот раз у нее в руках было письмо.
Настойчивая дама требовала, чтобы Задорожный немедленно передал Дружинину это письмо и вынес ответ.
Удивленный такой навязчивостью, Задорожный решил больше не церемониться с заокеанской гостьей и захлопнул дверь перед самым ее носом.
Он снова сел за рисование и дал себе слово не откликаться ни на какие стуки и звонки.
Но стуки и звонки продолжались. Они не давали Задорожному работать и приводили его в ярость.
Какой-то мужчина доказывал, что у него срочное поручение к Дружинину, и угрожал, что доложит управляющему, если его сейчас же не впустят. Потом опять звонила и стучала женщина. Она говорила, что У нее совершенно неотложное дело, важное для Дружинина. Задорожный, убежденный, что это проделки той же неугомонной корреспондентки, двери не открыл.
Но на этот раз стучала не корреспондентка, а научная сотрудница Института прикладной геологии Люся Климова.
Она была взволнована и полна решимости добиться своего.
— Не стучите, все равно не открою! Он умер, — услышала она через дверь глухой голос Задорожного.
— Не говорите глупостей, открывайте! Вы уже говорили, что он уехал, что он спит и что он в больнице. Довольно дурацких шуток! Поймите, мне надо его немедленно видеть. Если его нет, помогите его разыскать, — настаивала Люся.
Ответа не последовало.
Тогда Люся решила дождаться Дружинина на улице. В библиотеке она уже побывала, но Дружинина там не нашла.
Люся расположилась на скамье около ворот и приготовилась сидеть там, если понадобиться, до полуночи.
— Вот это деляга! — сказал Задорожный, увидев женскую фигуру на скамье у ворот. Он был уверен, что Дружинина подстерегает все та же назойливая корреспондентка.
Уже наступили сумерки, когда в переулке показался усталый, запыленный Дружинин.
Он сделал больше тридцати километров и шел, едва передвигая ноги.
Около дома ему преградила дорогу женщина в темном костюме.
Дружинин решил, что она приняла его за кого-то другого, и хотел ее обойти, но она решительно шагнула ему навстречу.
— Погодите! — повелительно сказала она.
Дружинин пригляделся и узнал Люсю.
— Добрый вечер! — бросил он отрывисто и двинулся дальше.
Он не понимал, что могло понадобиться этой женщине. У него не было ни малейшей охоты говорить о том, что произошло в институте.
— Нет, подождите! Вам придется меня выслушать, — заявила Люся с настойчивостью, которой от нее никак нельзя было ожидать. — Вы никуда не уйдете, пока не выслушаете меня!
Дружинин вспомнил, что недавно говорил почти то же самое Хургину, и улыбнулся, посмотрев на тонкую фигуру Климовой.
— Слушаю вас. Только прошу учесть: ни у кото ни в чем извинения я просить не стану. И вообще не собираюсь ничего просить в вашем уважаемом институте.
— Оставьте эту чепуху, Дружинин, она вам не к лицу, — прервала его Люся. — Мне нужно поговорить с вами.
— О чем, собственно?
— Вы долго будете вести себя, как обиженный мальчишка? Кто вам дал право так обойтись с Ключниковым?
— Это вышло случайно. Я не хотел просить извинения. Я не боюсь угроз.
— А с чего вы взяли, что он приходил требовать извинения или угрожать вам? — возмущенно воскликнула Люся.
— Что же еще могло ему понадобиться? — насмешливо сказал Дружинин.
— Он хотел сказать, что согласен с вами и хотел бы работать над вашим вариантом решения задачи. Это самое он заявил уже секретарю Камчатского областного комитета партии Медведеву, пригласившему его продолжать работу на Камчатке. Ключников — прямой и открытый человек. Он гораздо лучше вас.
— Ничего не понимаю… — произнес растерянно Дружинин. — Ведь он приходил по поручению Хургина…
— Честное слово, вы казались мне умнее, Дружинин. Ну как вам не стыдно так думать о Хургине? Он отнесся к вам гораздо серьезнее и добросовестнее, чем вы думаете.
— Я не сомневаюсь в добросовестности Хургина, он будет вполне серьезно и добросовестно бороться с тем, что считает вздором и чепухой. Все ясно.
— Все ясно? В таком случае скажите, почему партийный комитет института принял по докладу Хургина решение ходатайствовать об организации специального бюро по исследованию внутреннего тепла земли? — спросила Люся с торжеством. — А вас хотят пригласить для Работы в нем.
— Не может быть! — воскликнул Дружинин. Голос его дрогнул.
— Вот вам и не может быть…
Люся с вызовом тряхнула головой.
— После разговора с вами Хургин пришел к выводу, что этот вопрос следует изучить теоретически, а затем, если предварительные расчеты подтвердятся, разыскать подходящее место и построить пробную установку.
— Это вы все серьезно?..
Дружинин не знал, верить ли ему словам счастливой вестницы.
— Слушайте дальше, — торопливо продолжала Люся. — Академик Шелонский одобрил идею организации исследовательского бюро. Всячески поддерживает это начинание и управляющий Трестом тяжелых элементов Казаков. Он давно уже интересуется проблемой использования внутреннего тепла земли… И вот, — Люся перевела дух, — в бюро вместе с вами будут работать Хургин, Ключников и еще несколько инженеров и научных работников, в том числе, возможно, и я, — Ученый совет поддерживает предложение партийного комитета…
Дружинин, неожиданно для себя самого, схватил Люсю за плечи, притянул к себе и звонко поцеловал в обе щеки.
— И вы пришли об этом сказать?! Ну и молодец же вы, честное слово! А я, правда, дубина стоеросовая, теперь я сам вижу. Болван, ну и болван же!..
Люся поспешила высвободиться из рук Дружинина.
— Подождите, не будем развлекать прохожих…
Она была тронута такой искренностью и непосредственностью этого замкнутого и сурового человека.
— Это еще не все, — проговорила она. — Решение академии во многом зависит от академика Шелонского. Он хочет с вами познакомиться и ждет вас у себя сегодня вечером. У него будут Хургин и Казаков.
— Хургин? — переспросил с беспокойством Дружинин. — Тогда все пойдет прахом. Мы с ним снова столкнемся. И Шелонский провалит дело.
— Эх вы!.. — Люся укоризненно вздохнула. — Ну, хорошо. Я вас буду сдерживать. Едемте туда немедленно. Я обещала вас доставить.
Не дав Дружинину опомниться, Люся потащила его за собой.