«Темген — автомобильный начальник»
Чем дольше жил Темген на Острове Черного Камня, тем больше жалел, что не приехал сюда раньше. Здесь для него началась новая, удивительная жизнь.
Он приехал сюда на одном из грузовых пароходов, который заходил по дороге в Рыбачий поселок.
На следующий день по приезде Темген едва не угодил под автомобиль.
Управляла машиной та самая синеглазая девушка, с которой он познакомился полтора месяца назад. Она обругала его за ротозейство, а потом усадила в кабину и отвезла к зданию только что открывшихся на острове курсов шоферов.
Теперь курсы были успешно закончены. Автомобиль, более сильный и быстрый, чем лучшая упряжка ездовых собак или оленей, покорно служил ему, Темгену. Он несся вперед, как ветер, останавливался, пятился назад, возил людей и грузы, он слушался каждого движения Темгена.
Эта удивительная машина, покорная и сильная, снилась Темгену по ночам. На Своем шоферском месте он сидел с таким счастливым и гордым видом, что ему завидовали даже те, кто вовсе не собирался итти в шоферы.
Сожитель Темгена по комнате, насмешливый рыжий подрывник Щупак, тот самый, что купался в бухте Рыбачьего поселка, донимал Темгена насмешками и называл его: «Темген — автомобильный начальник».
Прозвище льстило Темгену, лучшего не придумал бы и он сам. Он чувствовал себя хозяином и начальником своей большой, сильной машины и всех других, ей подобных. Это была упоительная сладкая власть, она доставляла Темгену острое наслаждение.
Кочуя с оленями на Чукотке или охотясь со стариком Рагтаем, Темген часто видел, что человек слаб и во многом зависит от природы.
Наступают холода — он мерзнет; метет пурга — он не может уйти от яранги; нет близко зверя или птицы — он голодает и идет далеко-далеко, чтобы найти пищу. Многое мешает ему жить, а помогают только собака, олень да собственное мужество, трудолюбие и настойчивость.
Здесь, на острове, положение Темгена зависит только от того, как он управляется со своей машиной. Ни о чем другом заботиться не было нужды. А в своем деле он теперь богатырь, способный совершать великие дела. Он мог, например, за один день перевезти столько камней, сколько весь поселок береговых чукчей не перетаскал бы и за год.
Таким могущественным был здесь не только Темген. Такими были все, кто работал на острове.
Щупак был властелином камня: камень рассыпался перед ним на куски и открывал проходы в горячих недрах земли.
Худенького, узкоплечего кранового машиниста Зерновского, обедавшего рядом с Темгеном, слушался огромный кран, который мог поднять Темгена вместе с его автомобилем.
А красивую строгую Любу слушались не только авто мобили, но и водившие их шоферы. Инженеров слушались сотни рабочих. И все вместе — люди и машины — слушались главного начальника Дружинина…
Каждый человек, которого Темген встречал дома, на работе и на улице, умел делать удивительные вещи.
Поэтому Темген совсем не удивлялся, когда видел, что скалы на склоне горы в один прекрасный день вдруг исчезали и на их месте быстро вырастали большие красивые здания. Он спокойно наблюдал, как дикое ущелье начинало расширяться у него на глазах и приобретало форму огромного ведра, лежащего на боку, затем вдруг покрывалось крышей и превращалось в гигантское нефтехранилище…
Только здесь, на острове, Темген впервые по-настоящему почувствовал, какое сильное, умное и великолепное существо человек. Он стал по-новому смотреть и на себя самого и на своих товарищей.
Вывод, который он сделал, был прост и очевиден: надо высоко ценить свое человеческое достоинство, уметь его видеть и уважать в каждом.
Значит, надо итти дальше, совершенствоваться и учиться, надо сделаться умелым мастером, знающим инженером, человеком умным, могущественным, как начальник строительства Дружинин, который затеял и вел теперь все это дело на Острове Черного Камня.
Весть о том, что Дружинин вовсе не старик в золотых очках и собольей шубе, а спутник, которому он указывал дорогу к Белому Камню, крайне удивила Темгена.
Он был даже несколько разочарован. Потом подумал и решил, что это хорошо: стать похожим на такого славного человека приятней, чем на неизвестного старика в собольей шубе…
Темген с радостью пошел к Дружинину и вскоре стал его шофером.
Не было, кажется, уголка на острове, где бы не пришлось побывать Темгену с Дружининым. Если Дружинин задерживался, Темген, ожидая его в машине, брался за книгу. Книг у него было много: их ему доставали и Щупак и Люба, и сам он был записан в двух библиотеках.
Свободные дни он проводил в прогулках по горам или на берегу бухты.
Поучение Щупака о том, что человеку надо закаляться, крепко запало ему в душу. Стало много холоднее, чем в разгар лета, на берегу бухты было пусто, но Темген продолжал отважно окунаться в холодную воду.
Мог же Щупак даже в проруби купаться, чем же он, Темген, хуже?
Он хотел стать одинаково сильным и телом и духом.
С приближением зимы Темгену приходилось ездить все больше и больше.
Дружинин не мог усидеть на месте, он был озабочен и торопился всюду побывать, все ощупать собственными руками, все взвесить и предусмотреть, как генерал, осматривающий войска перед решающим сражением.
Он угощал Темгена шоколадом, который тот обожал, но разговаривал мало и смеялся редко.
Приемник в автомобиле был всегда настроен на волну главного диспетчера Левченко и не выключался пока Дружинин находился в машине. Темгену было категорически запрещено менять настройку.
На этот раз Дружинин с утра поехал на строительство канала для нового русла реки.
До сих пор река проходила довольно далеко от шахты, образуя вокруг нее петлю. Теперь прорывалось новое русло. Оно вело прямо к шахте, которой предстояло поглотить реку целиком.
Новое русло прорезало холмы и скалы ровной глубокой щелью, будто вырубленной топором в каменистой почве острова.
Темген подвез Дружинина к краю обрыва и остановил машину. Внизу на дне выемки, фыркая и содрогаясь, разрывали землю экскаваторы и механические лопаты, напоминавшие огромных железных кротов.
Темген наблюдал, как фигура спускавшегося вниз: Дружинина становилась все меньше и меньше и, наконец, показалась среди напряженно работающих людей и непрерывно движущихся машин.
Отсюда, сверху, Дружинина можно было узнать только по светложелтой кожаной куртке, выделявшейся среди синей и серой спецодежды строителей.
Он разговаривал с рабочими и осматривал машины, работавшие на дне выемки. Это не заняло у него много времени: Дружинин, по обыкновению, действовал быстро.
Темген увидел, как фигура в желтой куртке остановилась около одного из подъемных кранов и повелительно подняла руку.
Ковш крана поплыл к ней и остановился у ее ног. Дружинин оказался в ковше.
Ажурная стрела крана взметнулась, ковш взлетел вверх, и Дружинин вылез из него на уступ холма.
— До чего же здорово! — сказал он, вернувшись к автомобилю. — Поехали, Темген, дальше. На сто первый, потом в монтажный цех.
Объектом номер сто один называлась сортировочная станция, расположенная высоко в горах.
Здесь тщательно проверяли породу, выбранную из шахты, и отбирали из нее все, что представляло ценность. Шахта давала радиоактивные руды и драгоценные камни, прежде всего алмазы.
Кроме начальника объекта номер сто один и нескольких рабочих, обслуживающих объект, сюда имели доступ только Дружинин, Медведев, главный инженер Ключников и главный диспетчер Левченко.
Огромная лента транспортера, которая несла над островом и выбрасывала в море выбранную из шахты породу, выходила в обширное ущелье, застроенное сооружениями необычного вида.
Лента в тридцать метров шириной, похожая на широкое шоссе, изгибалась здесь в сторону, наклонялась набок и ссыпала большую часть породы, на две другие, такие же широкие ленты, проходившие под ней. Потом все три ленты снова изгибались и проходили под строем автоматов, которые выбирали радиоактивные руды.
Эти автоматы относительно просты. Их устройство основано на свойстве радиоактивных веществ делать воздух электропроводным. На автоматах установлены электроскопы. Едва их золотые листочки начинали сходиться под влиянием радиоактивного излучения, как специальное устройство сбрасывало радиоактивную руду с ленты.
Значительно сложнее аппараты для автоматического отбора драгоценных камней. Некоторые из них работали с помощью фотоэлемента, улавливающего отражение света от драгоценных камней. Другие напоминали центрифуги и отбирали камни на основании их удельного веса, третьи пользовались их электрическими свойствами.
Автоматы осматривали, ощупывали, взвешивали буквально каждый камешек из тех огромных гор породы, которые непрерывно выбирались из шахты и затем, проделав воздушный путь над островом, высыпались в море.
Дружинин спешил побывать на сто первом объекте потому, что был озабочен словами капитана о море, светящемся синим светом.
Обычно радиоактивные руды светились зеленоватым светом. Откуда же взялся синий свет? Непонятно также, почему это свечение было таким сильным, что виднелось из-под воды: неужели автоматы были неправильно настроены и выбросили радиоактивную руду?
Темген не разделял волнений Дружинина. На сортировочной станции ему бывать не приходилось, и что там происходило, он не знал.
Он привозил Дружинина к всегда запертым массивным воротам, закрывавшим вход в ущелье, затем подолгу дожидался, пока Дружинин закончит свои дела и тяжелые ворота снова выпустят его наружу.
Так было и на этот раз. Дружинин пробыл в ущелье не слишком долго. Вышел он оттуда озабоченный.
— В монтажный? — спросил Темген.
— Да, — кивнул головой занятый своими думами Дружинин.
Громадное здание главного монтажного цеха состояло почти сплошь из стекла.
Кожаная куртка Дружинина мелькала среди зубчатых колес, массивных стальных валов и приземистых вытянутых кожухов неведомых машин, которые напоминали Темгену увеличенных в десятки раз моржей.
Дружинина знали и любили рабочие, техники и инженеры. На Острове Черного Камня не было человека, с которым ему не пришлось бы поговорить хоть раз.
Темген смотрел через стеклянную стенку монтажного цеха на инженеров, которые почтительно слушали Дружинина, и снова возвращался к своим мыслям о могуществе человека.
Темген старался представить себе, сколько же надо знать и уметь, чтобы распоряжаться всем, что делается на острове. Это ему никак не удавалось: у него не хватало воображения…
Через полчаса Дружинин был уже в шахте. Темген дожидался его у входа в лифтовую станцию.
Иногда, правда редко, Дружинин брал Темгена с собой в шахту посмотреть на работы в забое. Когда Темген в последний раз был в шахте, ему пришлось повидать Щупака, который работал в защитной сетке.
До сих пор он втайне считал Щупака хвастуном и не всегда верил ему. Теперь он простил Рыжему Чорту все его шумные шутки и преисполнился к нему уважением…
Но сегодня Дружинин почему-то отказался взять Темгена вниз. Дымящееся жерло шахты проглотило лифт, в котором опустился Дружинин. Темген вытащил книжку и углубился в чтение.
Шли часы, поднималась смена за сменой, а Дружинина не было. Темгену передали его распоряжение съездить пообедать и вернуться через два часа.
Когда он вернулся, было уже совсем темно. Тянулись из шахты и пересыпались на транспортер бесконечные ковши с породой, поднимались и уезжали на автобусах отработавшие свою смену шахтеры, гасли огни и грохотали под землей взрывы, а Темген все ждал.
Дружинин поднялся из шахты поздней ночью. Он оыл бледен и выглядел крайне утомленным. Над запавшими глазами сурово хмурились брови. Видимо, в шахте было неладно либо Дружинину нездоровилось.
Темген, не спрашивая, куда ехать, направил машину к дому: пусть начальник лучше обругает его за самоуправство, нежели надумает ехать еще куда-нибудь.
Темген выбрал более пустынную верхнюю дорогу: там было меньше шансов встретить кого-нибудь, кто мог задержать Дружинина. Машина поднялась высоко в горы и помчалась среди скал и ущелий.
Дружинин сидел, задумавшись, и, казалось, не замечал, куда едет.
Темная ночь плотно окутывала остров. Луны не было, звезды тоже скрылись за низкими, тяжелыми тучами. Горы сливались с темным небом, лишь слегка белели пятна снега на вершинах.
На повороте дороги Дружинин велел Темгену остановиться и вышел из машины. Темген последовал за ним. Дружинин подошел к краю дороги, оперся на камень и замер в неподвижности, глядя вниз.
Оглушительный грохот стройки слышался здесь совсем слабо. Он смешивался с далеким гулом прибоя: на море бушевал шторм.
— Смотри, Темген! — показал вниз Дружинин.
Дно и нижние склоны гигантской чаши, образуемой горами, мерцали и искрились роями огней.
Огни группировались вокруг поднимавшегося из шахты высокого столба светящегося голубого пара. Столб уходил ввысь и терялся на уровне горных вершин. Он казался осью, вокруг которой вертелось грандиозное колесо стройки.
— Смотри, Темген, — < повторил Дружинин каким-то необычным тоном, — два года назад здесь обитали только звери да птицы. За два года человек сделал вот это, — Дружинин протянул руку по направлению к глухо шумевшей внизу стройке. — Сделали это мы. Через год здесь больше не будет ни снега, ни зимы, ни полярной ночи… Ты знаешь, что такое финики, Темген?
— Какие-то фрукты. Я читал о них в книгах, — не понимая, к чему клонит Дружинин, отозвался Темген.
— Да, тропические фрукты. В общем ничего особенного, я, например, их не люблю. Но они растут на пальмах в самых теплых местах земного шара, в Аравии, в Египте… Так вот, если они тебе понравятся, ты будешь срывать их с пальм и есть. Они вырастут здесь. Ты будешь купаться в бухте круглый год. Там будет так тепло, что в воде вырастут кораллы. А на берегу мы посадим апельсиновые и лимонные рощи. А ты сам будешь ходить на работу в белых брюках и легкой рубашке. Тебе будет очень приятно жить здесь, Темген…
В голосе Дружинина слышались волнение и боль.
«Нет, что-то неблагополучно! — подумал Темген. — Иначе бы Дружинин ни за что не заговорил о приятной жизни среди ночи на глухой горной дороге».
— …Работа твоя будет умная и веселая, — продолжал Дружинин. — За что ни возьмешься, все пойдет вдесятеро скорей. Котел, — показал он на столб освещенного пара над шахтой, — поможет тебе со всем управиться. Ты будешь учиться и станешь таким умным, что и представить трудно. И сильным, очень сильным, Темген!
— Почему все я? — спросил Темген, удивленный непривычным тоном Дружинина. — Я и так учусь, кое-что уже умею, и работа моя хорошая. Дядька Рагтай и не поверил бы, что я стал таким человеком. И я не мерз, сколько Рагтай, не трудился тяжело, как он, и так не мучился. Вот ему такая жизнь куда нужнее: он устал охотиться на морозе, у него болят ноги. И тем, кто строит шахту, тоже нужнее. Я знаю, каково им приходится…
— Конечно, и тем, кто строит, и тем, кто делает для нас все, что привозят пароходы и самолеты. И морякам, и летчикам, и Рагтаю, — отозвался Дружинин, продолжая смотреть вниз. — Подземный котел даст такую жизнь каждому, кто бы он ни был… Даст, обязательно даст… — Дружинин сделал паузу, — если мы устоим.
Он сказал это с таким напряжением, что сердце Темгена дрогнуло и тревожно забилось. Мысль о том, что такие сильные люди, как Дружинин, могут не устоять, еще ни разу не приходила в голову Темгену. Он и сейчас поспешно отбросил ее: «Нет, нет, это ему показалось, не может такого быть…»
— Вы шутите, товарищ Дружинин, — сказал Темген Уверенно. — Кто же тогда устоит, если не мы? Говорят, самое трудное уже позади, осталось меньше, чем сделано…
Да, мы должны устоять. Но самое трудное только начинается. Такую шахту-котел сделать очень, очень трудно, Темген! Это гораздо труднее, чем мы все думали… Поехали домой, уже скоро утро, — сказал Дружинин, отрывая взор от мерцающих огней.