В приемной у губернатора
— Если вы, господа, не боитесь сквозного ветра, то я распоряжусь сейчас, чтобы отворили окна! — произнес дежурный адъютант, сделав общий поклон и вытирая себе лоб и шею носовым платком.
Он был в мундире, застегнутом на все пуговицы, что в такую жаркую погоду было очень и очень неудобно. «Господа», стоявшие по углам и у круглого стола, занимавшего середину залы, тоже были в мундирах и тоже страдали от жары. Они находились в нескрываемом волнении: они ждали, и это ожидание так и высказывалось в их взглядах, хотя и перебегавших для виду с одного предмета на другой, но все-таки упорно останавливавшихся на одной и той же точке. Этой точкой была головка бронзовой дверной ручки, в виде орлиной лапки, державшей полированный шарик.
Было мгновение, что этот шарик дрогнул и запрыгал. Все затихло мгновенно и словно вросло в квадраты и треугольники дубового паркета; но тревога оказалась напрасной: дверная ручка перестала прыгать, и все опять погрузилось в томительное, тоскливое ожидание.
— Я полагаю — отворить; знаете, это очистит воздух! — вкрадчивым полушепотом ответил массивный штаб-офицер, комендант какой-то отдаленной крепостцы, вызванный для объяснений из своей трущобы.
Три молодых офицера ловко поклонились, что означало их полное согласие. Старичок в мундире гражданского ведомства поежился и отошел в сторону, где, по его расчету, не мог коснуться до его подвязанной щеки предательский сквозной ветер. Прочие сделали вид, что не слышали вовсе адъютантского предложения; только угреватый интендантский чиновник значительно произнес:
— Будет ли это приятно его превосходительству?
Адъютант распорядился.
В приемную губернаторского дворца в отворенные окна ворвался целый поток ароматного воздуха; из сада несло смолистым запахом молодых почек, свежевзрытой земли, свежестью арыка Бо-су, бойко бегущего по дну оврага.
— Ух, хорошо! — послышался чей-то довольный возглас.
— Тс, тс!
Адъютант приложил ухо к таинственным дверям, пожал плечами и отошел.
— Долгонько изволят беседовать с этим господином! — таким же полушепотом обратился к нему массивный комендант.
— Да, уже час скоро! — не глядя на последнего, проворчал адъютант.
— Кто такие-с?
— Новый купец, Лопатин, Иван Илларионович! — выдвинулся поближе интендантский чиновник.
Легкий стук колес рессорного экипажа ровно и плавно катился по шоссе, повернул направо, прогремел по мостику, зашуршал по крупному песку, которым была усыпана площадка перед подъездом дворца, и остановился. Слышно было, как фыркали лошади, как чьи-то шаги вбежали на крыльцо.
— Перлович! — сообщил один из присутствующих, узнавший коляску, шагом отъезжающую от подъезда.
— Что бы это значило, как вы полагаете? — обратился к своему соседу интендантский чиновник.
— Вызвали, может быть?
— Ну, нет! Я список на сегодняшний день видел: его нет!
— Так, может, какое дело есть!
— Гм, дело... нет-с, не то!
— Я вам доложу, — осторожно подобрался к разговаривающим старичок в гражданском мундире. — Совсем тут другая причина. Э... хм... Станислав Матвеич, мое почтение, как ваше здоровье?
— Здравствуйте, здравствуйте! — говорил скороговоркой Перлович. — Что, его превосходительство может меня принять? — обратился он к дежурному адъютанту.
— Подождите, я доложу. Там теперь...
— Кто там, кто?
Станислав Матвеевич отлично знал кто, потому что успел уже осмотреть всех присутствующих и знал, кого недостает.
— Разбирает! Хе-хе, — шептал старичок интендантскому чиновнику, — страшно стало!
— Вы не знаете, по какому делу приглашен был Лопатин? — спрашивал Перлович адъютанта, отведя его несколько в сторону.
— А, право, не знаю!
— Ну, ну-же... говорите, барон... ну!?
— Да ей-Богу же!
— Давно он там?
— Уже с час скоро. Сейчас я пойду доложу об вас...
— Ах, пожалуйста!
Станислав Матвеевич отошел к окну и стал смотреть в сад... Он был во фраке, со складной шляпой в руках.
Он был несколько взволнован, узкие брови его нервно подергивались, пальцы коверкали лайковую перчатку.
— И вот они теперь все друг под друга подкапываются! — шептал старичок, косясь то на спину Перловича, то на дверь, ведущую во внутренние апартаменты.
— А с виду-то какие приятели... Я вчера слышал, под руку прогуливаются по балкону и разговаривают, комплименты так и сыпят, так и сыпят!
— А сами так и норовят пакость какую-нибудь сделать друг другу!
— Да, вот тот теперь, то есть, готов душу прозакладывать, там мины подводит, а этот контр-мины обдумывает!
Перлович быстро обернулся, прошелся по зале, остановился перед дверью, переложил шляпу из-под одной мышки под другую, сел на стул, но тотчас же опять вскочил и начал прохаживаться.
— Ну, что? — бросился он к адъютанту, вернувшемуся в приемную.
— Ничего не сказал. Я подождал, сколько мог, и ушел!
— Э-эх!
— Генерал сам сейчас выйдет... Да вот, кажется, идет уже. Господа, прошу по местам!
Все задвигалось, прокашлялось и затихло. Перлович выдвинулся вперед и заслонил собой старичка в мундире.
— Э-э-э, позвольте...
— У вас шарф расстегнулся! — шепнул адъютант одному из молодых офицеров.
Все руки сразу начали ощупывать свои шарфы.
В отворенных дверях показалась сперва широкая спина Лопатина и фалды его фрака с торчащим кончиком платка, а за этой фигурой блеснул шитый воротник и красный лампас.
— Благодарю вас, очень благодарю! — говорил генерал,
— Помилуйте, ваше превосходительство!
— Очень, очень вам благодарен!
— Вы слишком добры, ваше превосходительство!
— Не ко всем, нет, не ко всем. Да, наконец, тут личность совершенно не причем; главное — польза края, успех нашего дела. А я, со своей стороны, все, что могу, что только в пределах моей власти!
— Конечно, ваше превосходительство, всегда найдутся люди, готовые, так сказать, подставлять ногу всякому благому начинанию!
— Я вас понимаю!
— Итак, ваше превосходительство...
— Все, что я вам уже обещал. До свиданья!
Генерал протянул руку Лопатину, тот подержал ее несколько мгновений между своими ладонями, еще немного попятился и, весь сияющий, прошел через приемную.
Он хорошо заметил Перловича, но сделал вид, что не заметил его вовсе.
Дверь во внутренние апартаменты снова закрылась, к недоумению всех присутствующих.
— Могу я теперь войти? Мне так надо! — говорил Перлович адъютанту.
— Пойду, еще раз спрошу!
— Завтрак накрывают на террасе!.. — сообщил кто-то, заглядывая в окно, выходящее в сад.
— Генерал благодарит и просит записаться, — появился в дверях адъютант. — А вас, Станислав Матвеевич, он принять сегодня не может!
— Но почему же?!
— Не знаю, он сказал только: Перловичу скажите, что я его принять сегодня не могу, больше ничего!
— Прощайте, барон!
Перлович быстро повернулся, закусил губу и вышел.
— А подрядец за ним-то, пожалуй, не состоится! — подмигнул вслед отъезжающей коляске Перловича интендантский чиновник.
— Вчера приезжал — тоже не принял. В совет подавал — придержали, а тот цены сбавил... немного, а сбавил! — сообщал старичок, садясь в свои дрожки.
— Провалится...
— Вот это уж второе дело у него перебивают; да какое дело!.. Вы куда теперь?
— К Лазоркину: у него Манюся его именинница, звал на пирог!
— Довезите и меня!
Интендантский чиновник забежал с другой стороны и полез в экипаж.
— Такая, я вам доложу, баталия открывается между нашими коммерсантами — беда!
— Ну, тот тоже себя за горло взять не позволит. Эй, налево в переулок!
Свернув налево, дрожки с двумя седоками скрылись за узлом большого сараеподобного здания, над входной дверью которого красовалась надпись:
«Вновь открытые московские бани, с отдельными номерами, с мужской и женской прислугой».