"Больные, страдающіе маніей величія, очень опасны".
Правительство, это — группа лицъ, имѣющая "возможность заставлять подчиняться своей волѣ" другихъ людей. Л. Н. Толстой, вмѣсто словъ "другихъ людей" пишетъ "большинство народа", что вѣрно для настоящаго времени и для длиннаго ряда предшествующихъ вѣковъ.
Нерѣдко власть сосредоточивается въ рукахъ нѣсколькихъ лицъ. Въ этомъ случаѣ правители взаимно ограничиваютъ другъ друга, по, въ цѣломъ, какъ группа правителей, стремятся къ полнотѣ власти, къ простому произволу или къ произволу, основанному на законѣ, и добиваются этой цѣли, если только подвластные не ставятъ предѣла этому произволу.
Ограниченіе предѣловъ власти разныхъ категорій правителей нужно самимъ правителямъ, такъ какъ такимъ образомъ они увеличиваютъ всю сумму власти надъ подданными.
Полнота, а точнѣе, произволъ власти, — характерная черта современныхъ государствъ. Но грубый произволъ вызываетъ рѣзкіе протесты подвластныхъ. Въ силу этого умные правители позволяютъ себѣ роскошь выходящаго за "законныя" рамки произвола только тогда, когда опасность грозитъ благосостоянію или даже существованію правителей. Правители не стѣсняются вводить въ этихъ случаяхъ такъ-называемое "военное положеніе" въ самыхъ демократическихъ республикахъ. Военное же положеніе, это — безграничный произволъ и терроръ правителей.
Правители не менѣе, а зачастую болѣе, чѣмъ капиталисты и землевладѣльцы, обираютъ трудящееся населеніе, взимая съ него разные налоги и подати.
И вотъ, для того, чтобы сбирать съ подданныхъ подати и держать ихъ въ повиновеніи, правители дѣлятся на группы, задачи которыхъ будто бы строго разграничены. Законодателя, судьи и чиновники — исполнители представляютъ изъ себя группы со строго будто бы раздѣленными функціями (дѣятельностью).
Въ сущности же, эти функціи не могутъ быть строго разграничены, а затѣмъ, только смѣшивая понятія, можно сказать, что эти "раздѣлившіе" власть правители тѣмъ самымъ ограничили ее. Въ сущности же, "раздѣленіе власти" только усилило власть правителей, какъ раздѣленіе труда усиливаетъ его производительность.
И такъ, правители распадаются на нѣсколько группъ. Законодатели указываютъ, въ чемъ именно заключается воля правителей. Судьи приказываютъ мучить людей, нарушающихъ эту волю. Полиція это — сборище насильниковъ, прибѣгающихъ и къ убійству для того, чтобы была исполнена воля правителей.
Армія, это — подчиненныя извѣстнымъ правиламъ люди, большая часть которыхъ, путемъ угрозъ муками и путемъ мученій, обращена въ дисциплинированныхъ и обученныхъ убійству вооруженныхъ рабовъ; другая же часть этой арміи, состоящая изъ членовъ правительства, командуетъ этими рабами для пользы правителей.
Среди правителей или лицъ, находящихся на жалованьи правителей особенно замѣтны — 1) учителя, главнѣйшая обязанность которыхъ сводится, какъ къ подготовкѣ вѣрныхъ правительству подвластныхъ, такъ и къ подготовкѣ нужныхъ правительству помощниковъ и замѣстителей правителей, 2) духовенство, дѣятельность котораго, поскольку она сводится къ чиновничьей дѣятельности, заключается въ восхваленіи правителей и въ проповѣди необходимости покоряться правителямъ, 3) сборщики податей, въ распоряженіи которыхъ, какъ и въ распоряженіи судей, находятся убійцы и мучители, 4) чиновники, задача которыхъ заключается въ подавленіи разнообразныхъ проявленій протеста подвластныхъ, при чемъ наиболѣе свирѣпыми и безнравственными изъ нихъ являются судьи-подстрекатели всевозможныхъ палачей: отъ тюремщиковъ до душителей людей.
Правители организованы іерархически: низшіе подчинены высшимъ, а тѣ еще болѣе высшимъ, вплоть до главныхъ правителей.
Главные правители разрѣшаютъ соглашеніями непредусмотрѣнные конфликты (столкновенія) между собою. Остальные же члены іерархіи повинуются главнымъ правителямъ или потому, что подкуплены деньгами (жалованьемъ) и заинтересованы въ поддержкѣ правительства, частью котораго они являются, или же потому, что имъ грозятъ, въ случаѣ неповиновенія, лишеніями и мученіями, которымъ они будутъ подвергнуты по распоряженію главныхъ правителей.
Низшіе исполнители повелѣній правителей, напримѣръ, солдаты, присяжные засѣдатели, сельскіе полицейскіе низшихъ ранговъ завербовываются на службу правительства силою, угрозами тяжкихъ и легкихъ наказаній.
Среди подкупленныхъ и безкорыстно служащихъ правительству чиновниковъ и навербованныхъ людей попадаются и такіе, которые убѣждены, что правителей надо слушаться потому, что такое послушаніе полезно людямъ.
Правителямъ выгодно имѣть въ своихъ рядахъ и глупыхъ людей, не разбирающихся въ томъ, гдѣ добро, гдѣ зло, но вмѣстѣ съ тѣмъ людей, убѣжденныхъ въ правотѣ правителей. Такого человѣка выгодно держать на виду, поставивъ его, хотя бы и номинально, во главѣ правительства. Онъ импонируетъ подвластнымъ увѣренностью въ правотѣ своего дѣла. Особенно пригодны для такой цѣли наслѣдственные монархи, съ молодыхъ лѣтъ дрессируемые такъ, что они проникаются сознаніемъ "святости" своей власти. Такіе цари, какъ бы глупы и ничтожны они ни были, все же импонировали части населенія. Пригодны для такой роли и фанатики-вожди политическихъ партій. На сравнительно низшихъ должностяхъ мы встрѣчаемся съ судьями, которыхъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ убѣждали профессора разныхъ правъ въ "святости" судейской миссіи.
Изъ числа правителей мы выдѣлимъ судей и остановимся на ихъ дѣятельности, главнымъ, образомъ, потому что эта группа чиновниковъ пользуется особымъ почтеніемъ у буржуазіи. Буржуазное правительство даетъ имъ очень много денегъ, подкупаетъ ихъ за дорогую цѣну. Чѣмъ болѣе свирѣпыя наказанія долженъ назначить судья, тѣмъ больше уважаетъ его буржуазія, тѣмь больше денегъ даетъ ему правительство.
Особенно дорого платитъ правительство тѣмъ судьямъ, которые приняли на себя обязанность приказывать другимъ людямъ (палачамъ) душить или рѣзать людей.
Оно и понятно, почему буржуазія уважаетъ, а правители большими деньгами подкупаетъ судей. Эти судьи горой стоятъ за правителей, приказывающихъ мучить людей, не исполняющихъ приказовъ-законовъ этихъ же правителей; они горой стоятъ за буржуазію, наказывая людей, которые наносятъ ей или только думаютъ нанести ей имущественный ущербъ. Но они не наказываютъ буржуа и правителей, постоянно наносящихъ ущербъ рабочему люду.
Судьи занимаются тѣмъ, что подстрекаютъ палача или тюремщика мучить мужчинъ, женщинъ, дѣтей и стариковъ, больныхъ и здоровыхъ, разъ только они по бѣдности, по неразумію, по ведѣнію своей совѣсти, или по какой либо другой причинѣ, нарушили приказъ-законъ правительства.
Бываетъ и такъ, что судья приказываетъ, мучить или убить человѣка, такъ какъ ему показалось, что этотъ человѣкъ нарушилъ законъ.
И зачастую, — даже очень часто, къ сожалѣнію, — судъ, какъ двѣ капли воды, походитъ на подлую травлю подсудимаго, напрасно доказывающаго свою невиновность.
Судьи гражданскаго процесса помогаютъ эксплуататорамъ подѣлить награбленную добычу.
Нравственная испорченность судей позволяетъ имъ считать себя порядочными людьми и даже посторонніе люди считаютъ ихъ таковыми, не смотря на ихъ палаческія занятія. Вѣдь приказывать мучить и душить людей такъ же скверно, какъ самому мучить или душить ихъ. Къ тому же, судья приказываетъ въ теченіи своей жизни замучить столько людей, что на это требуется очень много палачей.
Умѣя внушить себѣ почтеніе не очень сильныхъ умственно лицъ, судьи чрезвычайно полезны для правителей, но очень опасны для подвластныхъ.
Подвластные не очень то уважаютъ своихъ законодателей; нерѣдко глубоко презираютъ представителей исполнительной власти, но, по странному недоразумѣнію, съ уваженіемъ относятся, (по крайней мѣрѣ, въ демократіяхъ) къ судьямъ.
Мы знаемъ, что имѣются и свирѣпые, и глупые, и безчестные законы. Хотя судья толкуетъ законы такъ, какъ находитъ нужнымъ, все же онъ обязуется примѣнять всѣ существующіе законы. Приказывая мучить человѣка, который отказался повиноваться какому либо закону, судья приказываетъ примѣнять силу и противъ тѣхъ, кто считаетъ законъ или данное ему судьей толкованіе нелѣпостью и подлостью.
Даже гражданскій процессъ грозитъ насиліемъ человѣку, не желающему подчиниться рѣшенію судьи.
Судьи, то есть, подстрекатели палачей, тюремщиковъ и другихъ насильниковъ, это — одни изъ самыхъ развращенныхъ людей въ мірѣ. Они меньше считаются съ человѣческимъ достоинствомъ, чѣмъ самые послѣдніе хулиганы.
Необходимымъ придаткомъ судейской дѣятельности является выслѣживаніе тайнъ, шпіонство, предательство. Подъ видомъ свидѣтельскихъ показаній, судья требуетъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ отъ людей самаго подлаго предательства, требуетъ съ непостижимой наглостью и опять таки угрожая мучить тѣхъ, кто не согласится на такое позорное дѣяніе.
Эти презрѣнные люди, эти судьи, требуютъ для себя особаго почета и большого жалованья. Ихъ окружаютъ почтеніемъ, имъ даютъ много денегъ и люди думаютъ, что уваженіе и правительственный подкупъ могутъ гарантировать безпристрастіе судей, хотябы на почвѣ примѣненія закона.
Но эти въ конецъ развращенные люди не могутъ быть безпристрастными. Слишкомъ глубоко ихъ нравственное паденіе. Они поддерживаютъ правителей и эксплуататоровъ даже въ тѣхъ крайне рѣдкихъ случаяхъ, когда законъ, по случайному стеченію обстоятельствъ, оказывается на сторонѣ угнетенныхъ и эксплуатируемыхъ.
Характерна въ этомъ отношеніи дѣятельность американскихъ судей или дѣятельность бывшаго русскаго сената. Нельзя не удивляться, наблюдая, какъ безчестно ведутъ себя эти судьи въ спорахъ между буржуазіей и наемными рабочими, всегда выступая противъ первыхъ.
Искаженіе закона путемъ его толкованія въ пользу эксплуататоровъ и угнетателей — обычное дѣло разныхъ судовъ.
Даже примѣняя уголовный законъ, судья зачастую обрушиваетъ тягчайшую изъ степеней наказанія на лицъ изъ трудящихся классовъ общества и легчайшую на тѣхъ, кто близокъ къ судьямъ по классу, по воззрѣніямъ и пр..
Нѣтъ безпристрастнаго судьи. Нѣтъ и судьи, способнаго охватить всю жизненную сложность разбираемыхъ имъ дѣлъ. Нѣльзя утѣшаться и тѣмъ, что обычно нелѣпый сводъ обычно глупыхъ законовъ выведетъ судью на вѣрную дорогу.
Дѣятельность судей позорна, такъ какъ она вся основана на насиліи беззащитнаго. По приказу судьи вся сила государства давитъ, въ лицѣ разныхъ палачей, на слабаго подсудимаго.
Мы не будемъ много говорить о дѣятельности такъ называемыхъ военныхъ судей. Правители назначаютъ на эти мѣста или особо неразвитыхъ, особо тупоумныхъ или особо свирѣпыхъ и злобныхъ людей, примѣняющихъ къ попавшимъ имъ людямъ, обычно не совершившимъ ничего плохого или злого, самыя дикія, самыя нечеловѣческія муки.
Изъ того, что судьи окружены почетомъ, вовсе не слѣдуетъ, что ихъ дѣятельность почетна или полезна. Бывали и такія общежитія, которыя окружали почетомъ палача. Почему же не окружить почетомъ и подстрекателя къ палачеству? Бывали общежитія, гдѣ судья былъ въ тоже время и палачемъ и такому судьѣ пожимали руку.
Тѣмъ не менѣе, передъ нами повсюду стоитъ одна картина — "съ одной стороны заключенный, посаженный подобно дикому звѣрю въ желѣзную клѣтку, доведенный до полнаго упадка умственныхъ и нравственныхъ силъ; съ другой — судья, лишенный всякаго человѣческаго чувства, живущій въ мірѣ юридическихъ фикцій, посылающій людей на гильотину со сладострастіемъ и холоднымъ спокойствіемъ сумашедшаго, не сознающій даже до какого паденія онъ дошелъ". (П. Кропоткинъ).
И только тогда, когда человѣчество устроится на анархическихъ началахъ, только тогда "такихъ судей, которые осуждаютъ на цѣлые года голода іі лишеній и на смерть отъ истощенія ни въ чемъ неповинныхъ женъ и дѣтей приговариваемыхъ людей — такихъ звѣрей не существовало бы". (П. А. Кропоткинъ).
Да и вообще, эта порода звѣрья изчезла бы тогда съ лица земли.
Въ средніе вѣка, и нѣсколько позднѣе, судьи приказывали пытать на своихъ глазахъ людей за то, что они по своему, а не по ихнему, вѣрили въ Христа, въ Іегову или Аллаха. Они приказывали жечь огнемъ и раскаленнымъ желѣзомъ мужчинъ, женщинъ и дѣтей, тянуть изъ нихъ жилы, ломать имъ кости, рѣзать и колоть тѣла, уродовать людей и выдумывали для нихъ невѣроятныя мученія.
Первыми негодяями на всемъ земномъ шарѣ были тогда судьи и только по тому, что ихъ называли судьями, потому, что они ссылались на законъ, эти злодѣи и сумашедшіе творили свои злодѣянія безнаказанно и насмѣхались надъ всѣмъ, что было хорошаго въ человѣчествѣ.
Современные судьи недалеко ушли отъ своихъ предшественниковъ и между ними не мало злодѣевъ и даже полусумашедшихъ, свирѣпыми или насмѣшливыми глазами посматривающими вокругъ послѣ того, какъ ни за что, ни про что они послали человѣка на долгіе годы, а иной разъ и на десятки лѣтъ, въ тюрьму.
Какъ судьи короля Филиппа испанскаго заживо погребали въ Нидерландахъ дѣвушекъ, такъ и современные судьи заживо погребаютъ въ каменныхъ гробахъ попавшихъ имъ въ лапы людей.
Судья "съ насмѣшливыми глазами", это — опаснѣйшій изъ тупоумныхъ преступниковъ. Это — нравственно помѣшанный, несчастный и, вмѣстѣ,съ тѣмъ, отвратительный маньякъ, посматривающій съ сумашедшей улыбкой на губахъ и въ глазахъ на здоровыхъ людей, которые не догадались помѣстить его для леченія въ сумашедшій домъ. Онъ радъ, что ему вручили право жизни и смерти надъ здоровыми людьми, но не можетъ совладать со своимъ сумашествіемъ, и за полные пустяки, лишь бы доставить себѣ удовольствіе взглянуть на ужасъ осужденнаго на погребеніе заживо человѣка, назначаетъ ему 10, 20,30 лѣтъ тюрьмы. Ужасъ! Сумашедшій, издѣвающійся надъ свободными и надъ схваченными и приведенными къ нему на судъ людьми!.
Среди такихъ судей неизгладимыми буквами записалъ свое имя въ исторіи цивилизаціи и въ исторіи рабочихъ союзовъ австралійскій судья Принтъ, осудившій въ 1916-мъ году 12 "Промышленныхъ рабочихъ Міра": шестерыхъ онъ заточилъ въ тюрьму на 15 лѣтъ, каждаго, пятерыхъ — на 10 лѣтъ, каждаго и одного — на пять лѣтъ. Онъ обвинилъ ихъ за то, что они были противъ войны, заявивъ, что они виновны въ заговорѣ и измѣнѣ.
Возможно, что Принтъ былъ просто сумашедшимъ, умѣло скрывающимъ свою болѣзнь субъектомъ, возможно, что онъ былъ первымъ злодѣемъ Австраліи, но интересно, что онъ и послѣ этого приговора продолжалъ судить людей, хотя и написалъ въ немъ сумашедшую фразу, что "Промышленные Рабочіе Міра" есть организація преступниковъ худшаго сорта и пристанище злодѣяній.
Судейское званіе даетъ злодѣямъ и сумашедшимъ возможность губить людей и клеветать на организаціи рабочихъ.
Левъ Николаевичъ Толстой, въ старости, былъ всецѣло проникнутъ духомъ всепрощенія, но по адресу судей и у него вырвалась рѣзкая фраза. По поводу судьи, приговорившаго человѣка къ смерти, то есть по поводу человѣка, приказавшаго убить другого человѣка, Л. Н. заявилъ: — "воръ за три рубля вещи продаетъ. Судья за нѣсколько полтинниковъ жизнь человѣческую продаетъ. Вора мы бранимъ, презираемъ, прогоняемъ, а судью мы принимаемъ и за столъ сажаемъ. Страшно. А вѣдь, уже кого въ шею вытолкать, то этого".
Какой то не очень умный баринъ заступился за судей и разсказалъ, что знакомый ему судья приговариваетъ не за деньги, что этотъ судья говорилъ ему, что приговаривать къ смертной казни непріятно.
Въ двухъ словахъ Л. Н. Толстой замѣтилъ, что этими словами какъ разъ и доказывается, что судья понималъ, что имъ дѣлается нехорошее дѣло, что именно за получаемое жалованье, за деньги онъ убивалъ людей.
Тысячилѣтіями приговариваютъ судьи людей, преступившихъ и не преступившихъ законы, къ тяжкимъ мученіямъ, а преступность и не подумала исчезнуть съ лица земли. Порожденное соціальной неурядицей явленіе нельзя устранить свирѣпостью разныхъ господъ. Зачастую, по мѣрѣ усиленія свирѣпости наказаній, увеличивалось количество преступленій.
Только въ зависимости отъ улучшенія жизненныхъ условій, уменьшается преступность. Ничего не понимаютъ въ этомъ тѣ люди съ больной нравственностью, которыхъ называютъ судьями.
Въ Америкѣ нашелся, впрочемъ, рѣдкостный судья, отказавшійся отъ этой должности. "Я усталъ отъ судопроизводственной комедіи, — заявилъ судья Джонъ Стевенсонъ. — Отправленіе того, что называютъ правосудіемъ, это комедія, которая стала для меня столь отвратительной, что я не могу болѣе участвовать въ ней.
Что получится, если я пошлю въ тюрьму пьянствующаго человѣка? Пока онъ въ тюрьмѣ, его жена и дѣти не получаютъ отъ него денегъ и онъ снова начинаетъ пьянствовать, какъ только выйдетъ изъ тюрьмы.
Когда я посылаю въ тюрьму вора, развѣ я дѣлаю этимъ вора или общество лучшими? Нѣтъ! Выйдя изъ за рѣшетки, онъ начинаетъ воровать и становится рецедивистомъ.
Если я посылаю въ тюрьму женщину за плохое поведеніе, развѣ это можетъ помѣшать тому, что имѣются проститутки, развѣ это уменьшаетъ ихъ число? Нѣтъ, такъ какъ это зависитъ отъ соціальныхъ условій, а въ эту область суды не могутъ вмѣшиваться".
Но, не говоря о немногихъ просто ошибающихся людяхъ, судьи, особенно судьи — человѣкоубійцы, эти воры человѣческой свободы и жизни, являются или преступниками, или нравственно помѣшанными людьми.
Въ низшихъ рядахъ правительственной іерархіи попадаются иногда лица, возмущающіяся палаческими функціями правительства и противодѣйствующія послѣднему. Если высшіе правители узнаютъ объ этомъ, они удаляютъ такихъ лицъ изъ рядовъ правительства и наказываютъ, то есть, мучаютъ ихъ.
Каждому члену правительственной іерархіи предоставлена доля власти надъ подданными, но онъ — рабъ высшихъ чиновъ іерархіи, исполнитель ихъ приказаній, которыя часто называются законами.
Каждый членъ развитой правительственной іерархіи, властвуя, подчиняется и прячется за спину другого властителя, а всѣ правители вмѣстѣ прячутся за законъ, какъ будто законъ не является простымъ выраженіемъ воли высшихъ правителей, обычно тождественной съ волей богатыхъ классовъ общества.
Каждый правитель оправдываетъ свое поведеніе даже тогда, когда самъ понимаетъ, что оно приноситъ вредъ людямъ и ссылается при этомъ на волю другихъ людей, какъ бы не понимая, что такая ссылка ничего не оправдываетъ. "Я очень сожалѣю о томъ, что долженъ предписывать отобраніе произведеній труда, заключеніе въ тюрьму, изгнаніе, каторгу, казнь, войну, то есть, массовое убійство, но я обязанъ поступить такъ потому, что этого самаго требуютъ отъ меня люди, находящіеся во власти. Если я отнимаю у людей собственность, хватаю ихъ отъ семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю ихъ, стрѣляю въ города по женщинамъ и дѣтямъ, то я дѣлаю это не на свою отвѣтственность, а потому что исполняю волю высшей власти, которой я обѣщалъ повиноваться для блага общаго". (Л. Н. Толстой).
Конечно, это — оправданіе подкупленныхъ людей, которымъ перестаютъ выдавать жалованье, разъ только они вздумаютъ поступать по совѣсти.
Высшіе же правители, опять таки преслѣдуя свои личные интересы, еще охотнѣе ссылаются на "общее благо", какъ разъ тогда, когда творятъ зло и оправдываютъ, такимъ образомъ, удивительно подлые поступки.
Исторія указываетъ, что до сихъ поръ власть почему-либо утраченная одними правителями подхватывалась другими. Въ современныхъ демократическихъ республикахъ предусмотрѣно закономъ, то есть, тѣми же правителями, при какихъ условіяхъ одни правители должны уступить власть другимъ. Все одни и тѣ же правители скорѣе надоѣли бы подвластнымъ и такія смѣны начальства поддерживаютъ самый институтъ власти.
Но если правительство — эта шайка мучителей — вредно для людей, то естественно его надо уничтожить. Тѣмъ не менѣе, часто приходится слышать, что не "правительство" вредно для общежитія людей, а какое-нибудь опредѣленное правительство, какая-либо опредѣленная его организація. При этомъ говорятъ иногда, что только правительство, реорганизованное на новыхъ началахъ, напримѣръ, республиканскихъ, явится полезнымъ факторомъ народной жизни.
Всѣ, говорящіе такимъ образомъ, забываютъ, что всякая власть, при всякихъ условіяхъ неизбѣжно развращаетъ правителей. Палачъ, какъ таковой, не можетъ быть полезенъ пытаемому, хотя, имѣются болѣе и менѣе мучительныя пытки, но вѣдь палачъ, именно потому, что онъ палачъ, не можетъ отмѣнить пытку.
Къ правительству, измѣнившему свою форму и утверждающему, что, поэтому, оно стало полезнымъ народу, надо отнестись такъ, какъ отнесся крестьянинъ къ змѣѣ, смѣнившей свою кожу и потому предлагавшей крестьянину подружиться съ нею. Крестьянинъ отвѣтилъ на это предложеніе ударомъ топора.
Сущность власти одна и та же, какова бы ни была ея форма и какъ бы часто не мѣнялись правители, правительство остается страшно вреднымъ для населенія учрежденіемъ.
Не говоря о томъ, что "господство людей, называющихъ себя правительствомъ, не совмѣстимо съ моралью, основанной на со-лидарности", (ГТ. А. Кропоткинъ), укажемъ, что исторія всѣхъ государствъ доказала развращающее вліяніе власти на правителей.
"Насильничество и несправедливость властителей, — давно уже говорилъ Адамъ Смитъ, — есть старое зло, противъ котораго, какъ я опасаюсь, природа человѣческихъ дѣлъ едва ли найдетъ цѣлебное средство".
"Свойства привилегированнаго человѣка, — говорилъ М. А. Бакунинъ, — таковы, что они отравляютъ духъ и сердце человѣка. Этотъ законъ соціальной жизни, который не допускаетъ никакихъ исключеній, примѣнимъ, какъ къ цѣлымъ народамъ, такъ и классамъ и къ единичнымъ лицамъ".
"Люди, — писалъ Л. Н. Толстой, — вслѣдствіе того, что они имѣютъ власть, дѣлаются болѣе склонными къ безнравственности, то есть, къ подчиненію общихъ интересовъ личнымъ, чѣмъ люди, не имѣющіе власти, какъ это и не можетъ быть иначе". "Разсчетъ или даже безсознательное стремленіе насилующихъ всегда будетъ состоять въ томъ, чтобы довести насилуемыхъ до неизбѣжнаго ослабленія, такъ какъ, чѣмъ слабѣе будетъ насилуемый, тѣмъ меньше потребуется усилій для подавленія его". "Нѣтъ тѣхъ ужасающихъ преступленій, которыхъ не совершили бы люди, составляющіе часть правительства и войско по волѣ того, кто случайно можетъ встать во главѣ". (Л. Н. Толстой).
Подчиненіе всегда оскорбительно и тягостно для взрослаго человѣка.
Власть, — эта моральная язва, — развращаетъ и подчиняющихъ и подчиненныхъ. Правительство противодѣйствуетъ серьезнымъ порывамъ людей къ самосовершенствованію. Такое совершенствованіе неизбѣжно порождаетъ протестъ противъ поработителей и, въ конечномъ счетѣ, противъ всякаго правительства. И конечно, нельзя не развратиться, борясь съ попытками людей совершенствоваться.
Элизе Реклю объясняетъ причины неизбѣжнаго, такъ сказать, развращенія правителей. "Правителямъ, говоритъ онъ, — "предоставлены высшія должности, больше власти и больше содержанія, чѣмъ остальнымъ ихъ согражданамъ и это почти поневолѣ заставляетъ ихъ считать себя выше обыкновенныхъ людей, а между тѣмъ, всевозможныя искушенія, которымъ подвергаетъ ихъ занимаемое ими положеніе, почти фатально заставляетъ ихъ падать ниже общаго уровня".
Даже А. Менгеръ, — противникъ анархизма, — признаетъ развращающее вліяніе власти, категорически заявляя — "опытъ всѣхъ временъ говоритъ, что господствующіе классы всегда злоупотребляли своею властью, чтобы обезпечить себѣ привилегированное положеніе".
Развращенные правители не могутъ не развращать подвластныхъ, обращая ихъ въ орудія насилія. Одна изъ особенностей правительствъ заключается въ томъ, — говорилъ Л. И. Толстой, — "что они требуютъ отъ гражданъ того самаго насилія, которое лежитъ въ основѣ ихъ и поэтому въ государствѣ всѣ граждане стали угнетателями самихъ себя".
Въ самомъ дѣлѣ, правители угрозами мученій заставляютъ гражданъ служить въ солдатахъ, а этихъ солдатъ посылаютъ на усмиреніе недовольныхъ гражданъ. Правители заставляютъ гражданъ быть присяжными засѣдателями и пр.
Ужъ одно то, что и государственная власть немыслима безъ мученій, — а государство не мыслимо безъ такой принудительной власти, заставляетъ смотрѣть на государство, какъ на нежелательное учрежденіе.
Правда, правители приводятъ много доказательствъ въ пользу того положенія, что они должны мучить неповинующихся имъ людей, но тотъ фактъ, что мученіе, въ особенности же мученіе беззащитнаго (правительство лишаетъ возможности сопротивляться тѣхъ, кого мучитъ) противно нормальнымъ и не глупымъ людямъ, этотъ фактъ остается въ силѣ.
Но дѣло не въ количествѣ доводовъ, а въ ихъ убѣдительности. Самый сурьезный, не смѣшной, (какъ смѣшны ссылки на велѣнія боговъ), доводъ правителей изложенъ Л. Н. Толстымъ въ слѣдующихъ словахъ — "всѣ люди, находящіеся во власти, утверждаютъ, что власть нужна для того, чтобы злые не насиловали добрыхъ, подразумѣвая подъ этимъ то, что они-то суть тѣ самые добрые, которые ограждаютъ другихъ добрыхъ отъ злыхъ", но, — продолжаетъ Л. Н. Толстой, — "для того, чтобы захватить власть и удерживать ее, нужно любить власть. Властолюбіе же соединяется не съ добротою, а съ противоположными добротѣ качествами — съ гордостью, хитростью, жестокостью. Безъ увеличенія себя и униженія другихъ, безъ лицемѣрія, обмановъ, безъ тюремъ, крѣпостей, казней, убійствъ не можетъ ни возникнуть, ни держаться ни какая власть".
Человѣкъ, считающій себя добрѣе и лучше своихъ знакомыхъ, обычно ошибается. Считать же себя добрѣе и лучше тѣхъ, кого не знаешь, — очень не умно. Но цинизмомъ глупости надо назвать утвержденіе, что добрый человѣкъ долженъ мучить или, что еще хуже, приказывать мучить другихъ, хотя бы и злыхъ людей.
"Правительства не только военныя, — говоритъ въ другомъ мѣстѣ Л. Н. Толстой; — но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю — полезны, но безвредны только въ томъ случаѣ, если бы они состояли изъ непогрѣшимыхъ святыхъ людей, какъ это и предполагается у китайцевъ. Но вѣдь правительства, по самой дѣятельности своей, состоящей въ совершеніи насилій, всегда состоятъ изъ самыхъ противоположныхъ святости элементовъ, изъ самыхъ дерзкихъ, грубыхъ и развращенныхъ людей.
Всякое правительство по этому, а тѣмъ болѣе правительство, которому предоставлена военная власть, есть ужасное, самое опасное въ мірѣ учрежденіе".
Цѣпи, которыми сковываютъ руки и ноги человѣка, а иногда приковываютъ на долгіе годы къ стѣнѣ или къ тачкѣ, розги и плети, (между прочими странами и въ будто-бы цивилизованной Англіи), удушеніе путемъ стягиванія веревкой горла, отрѣзаніе головы или сожженіе живьемъ электрическимъ токомъ, запрятываніе человѣка на многіе годы въ желѣзную клѣтку или въ каменный мѣшокъ и многое множество другихъ болѣе слабыхъ и болѣе страшныхъ мученій обрушивается правителями на нарушающихъ ихъ приказы лицъ.
Къ числу мученій правители давно уже присоединили то томленіе, въ которое они повергаютъ осужденнаго человѣка, ожидающаго неизбѣжнаго задушенія веревкой или отрѣзанія головы. Правители называютъ это варварское свое дѣйствіе осужденіемъ на смертную казнь. Но всякая смертная казнь является ничѣмъ инымъ, какъ предумышленнымъ убійствомъ съ рядомъ отягчающихъ обстоятельствъ, при чемъ судья-правитель, по приказу другихъ правителей, даетъ въ этомъ случаѣ приказъ одному человѣку убить другого человѣка; въ этомъ случаѣ непосредственному убійцѣ даются за убійство деньги и ему обезпечивается ненаказуемость совершеннаго имъ преступленія.
Ясно, что правители — не только преступники, но и лица, создающія преступниковъ. Но это — такіе преступники, которымъ почти всегда гарантирована безнаказанность, хотя ихъ преступленія невѣроятно тяжки. Они изводятъ людей томленіемъ въ разныхъ тюрьмахъ, — въ томъ числѣ, въ одиночныхъ, въ тюрьмахъ принудительнаго молчанія, обязательной и часто безсмысленной работы, въ тюрьмахъ-клѣткахъ, гдѣ вся жизнь человѣка проходитъ на виду, въ тюрьмахъ-подвалахъ, то есть въ тюрьмахъ, ужаснѣе и подлѣе которыхъ не выдумалъ бы и соборъ дьяволовъ.
Низость людей, причиняющихъ такія мученія очевидна. Замѣтимъ только, что легко убить человѣка: достаточно, чтобы одинъ или нѣсколько нравственныхъ идіотовъ приказали другимъ нравственнымъ идіотамъ перетянуть веревкой или перерѣзать ножемъ горло связанному по рукамъ и ногамъ человѣку. Но всѣ эти идіоты, собравшись со всѣхъ концовъ свѣта, не сумѣютъ возвратить убитому человѣку жизни.
"Никогда — пишетъ Л. Н. Толстой, — никакимъ злодѣямъ изъ простыхъ людей не могло придти въ голову совершать всѣ тѣ ужасы костровъ, инквизицій, пытокъ, грабежей, четвертованій, вѣшаній, одиночныхъ заключеній, убійствъ на войнахъ, ограбленій народовъ и т. п., которыя совершались и совершаются всѣми правительствами и совершаются торжественно. Всѣ ужасы Стеньки Разина, пугачевщины и т. п. суть только послѣдствія и слабыя подражанія тѣхъ ужасовъ, которые производили Іоанны, Петры, Бироны и которые постоянно производились и производятся всѣми правительствами. Если дѣятельность правительства Заставляетъ воздерживаться, — что очень сомнительно, — десятки людей отъ преступленій, то сотни тысячъ преступленій совершаются людьми только по тому, что люди воспитываются для преступленій правительственными несправедливостями и жестокостями."
"Вся исторія древнихъ и современныхъ государствъ, — писалъ М. А. Бакунинъ, — есть ничто иное, какъ рядъ возмутительныхъ преступленій… настоящіе и бывшіе короли, правители всѣхъ временъ и всѣхъ странъ, государственные люди, дипломаты, бюрократы и воины, если ихъ судить съ точки зрѣнія простой нравственности и человѣческой справедливости, сто разъ, тысячу разъ заслужили висѣлицы и каторги. Потому, что нѣтъ ужаса, жестокости, святотатства, клятвопреступленія, лицемѣрія, безчестной сдѣлки, циничной кражи, постыднаго грабежа и грязной измѣны, которые не были бы совершены и не совершались бы ежедневно представителями государства, безъ какого бы то ни было извиненія, кромѣ эластичнаго одновременно и удобнаго и ужаснаго слова — государственная польза".
Своими угрозами и муками государство поддерживаетъ современныя невыгодныя для рабочихъ массъ порядки, какъ поддерживало рабовладѣльчество и крѣпостничество, служило и служитъ въ мало почетной роли палача богатымъ группамъ населенія.
Казалось бы, что эти люди — властители, все себѣ берущіе и все себѣ позволяющіе, — могли бы стать полубогами. Въ дѣйствительности же передъ нами сборище жалкихъ, но свирѣпыхъ и лицемѣрныхъ нравственныхъ идіотовъ, хороше вымуштрованыхъ, удивительно низменныхъ людей.
И эти нравственные идіоты не только причиняютъ намъ матеріальный ущербъ, но и губятъ насъ — своихъ подданныхъ умственно и "морально. "Всякое правительство есть зло, — писалъ В. Годвинъ, — оно лишаетъ насъ собственнаго сужденія и совѣсти".