Открытая терраса загородного дома; вдалеке, над крышей, — горные вершины. Тяжелый старинный стол, на нем — несколько книг и корзинка для шитья, и несколько простых стульев. Может быть, терраса увита виноградом или глицинией; может быть, у дома растет смоковница, но не надо забывать, что это не дача, а дом, где живут круглый год. Слева — изгородь. Калитка выходит на дорогу. Без сомнения, по этой дороге не так уж часто ездят. Солнечное утро. Сцена пуста. Выходит тетя Матильда, зовет слугу. У тети Матильды, как и у тети Анхелины, с которыми мы не замедлим познакомиться, воображение богаче, чем разум, обе они увяли от одиночества и безбрачия. Возможно, что их неподкупная манера одеваться делает их старше, чем они есть на самом деле, но в действительности (позволим себе заметить), им немногим больше пятидесяти. Матильда отличается властностью и опасной склонностью к речам. Анхелина много тише и предпочитает музыку. Они живописны, от них веет духом старых вееров и семейных альбомов. Но автор, испытывающий к ним непреодолимую нежность, строго запрещает делать их смешными. Эусебьо — обыкновенный театральный садовник. Время и место действия произвольны. Но несомненно, умный режиссер выберет пейзаж, максимально напоминающий север Испании и эпоху, возможно более мирную и приятную для жизни…
Матильда. Эусебьо!.. Эусебьо!..
Голос Эусебьо. Иду, сеньора, иду!..
Входит Эусебьо. В руках у него ветка цветущего миндаля, голова повязана большим платком.
Матильда. Вы еще здесь? Поезд придет с минуты на минуту…
Эусебьо. Ну, торопиться некуда.
Матильда. Некуда — на больших часах двадцать минут одиннадцатого!
Эусебьо. А на моих — без пяти десять. Так что, я думаю, сейчас ровно четверть одиннадцатого.
Матильда. Вы считаете, что в четверть одиннадцатого незачем торопиться к поезду, который приходит в десять двадцать две?
Эусебьо. Да ведь поезд в десять двадцать две никогда не приходит раньше одиннадцати!
Матильда. А если сегодня он случайно придет вовремя?
Эусебьо. Вы не беспокойтесь! Такого точного поезда второго не сыщешь! Тридцать лет приходит в одно и то же время.
Матильда. Ну как бы то ни было, поторопиться надо. Коляска готова?
Эусебьо. Да, у крыльца стоит.
Матильда. Что это за белые цветы? Я сказала, нарезать зеленых веток.
Эусебьо. Верно. Вы сказали, что ветки и что зеленые, а сеньорита сказала, что цветы и что белые. Вот я и нарезал с миндального дерева — тут и то, и другое.
Матильда. На этот раз, Бог с вами. Но не забывайте, что в доме распоряжаюсь я! (Ставит ветки в кувшин на окне.)
Эусебьо. Я бы хотел и с вами и с сеньоритой не ссориться…
Матильда. Дурная система, мой друг… Тех, кто идет справа, побивают каменьями слева. Тех, кто идет слева, побивают каменьями справа. А тех, кто посередине, побивают каменьями с обеих сторон.
Эусебьо. Да, я помню, сеньор еще говорил: в этом трагедия нашей эпохи.
Матильда. Кстати, о каменьях… Почему у вас перевязана голова?
Эусебьо (снимает платок). Да так… сеньорита Анхелина…
Матильда. Моя сестра бросила в вас камнем?
Эусебьо. Она уронила на меня цветочный горшок с балкона.
Матильда. Что за дитя!.. Бедняжка всегда была немножко нервна. А теперь, когда мы ждем сеньориту Лухан, она совершенно невыносима!
Эусебьо. Я бы на вашем месте сегодня ее одну не оставлял. Она снова не закрыла кран в ванной, и всю лестницу залило. Потом она курам в корм влила майонез…
За сценой — робкие и весьма спорные звуки «Сказок Венского леса».
Этот вальс, сеньора, он вам ничего не напоминает?
Матильда. Штраус! Не совсем верно поет… Но, без сомнения, Штраус. Что же в нем особенного?
Эусебьо. Это не к добру! Вот когда на нее упали часы, что она с утра пела?.. Штрауса! А когда она порох насыпала в камин?.. Тоже Штрауса!
Матильда (встревоженно). Что же сегодня может случиться? Где она сейчас?
Эусебьо. Она говорила, что займется старинной посудой…
Матильда. Моя посуда, Господи!.. (В ужасе.) Анхелина!!!
За окном — грохот. Матильда затыкает уши.
Эусебьо. Да уж, примета верная… Этот ваш сеньор Штраус никогда не подводит!
Открывается окно. Выглядывает Анхелина.
Матильда. Уцелело хоть что-нибудь?
Анхелина. Не волнуйся, сестрица. Ничего страшного.
Матильда. Мой сервиз?
Анхелина. Нет, это серебряная. Я ее подберу и поставлю в шкаф.
Матильда. Там стекло! Ради Бога, не трогай ты ничего сегодня! Подними руки и ходи так.
Анхелина скрывается.
А вы на станцию! Живо! Имя помните?
Эусебьо. Сеньорита Маргарита Лухан.
Матильда. Встретьте ее со всем почтением. На вопросы не отвечайте.
Эусебьо. Вы уж не беспокойтесь. Что-что, а молчать умею. При покойном сеньоре научился. (Выходит.)
Входит Анхелина. Она одета совершенно так же, как ее сестра.
Матильда. Анхелина, дитя мое, когда ты научишься справляться со своими нервами?
Анхелина. Это все руки! Не знаю, куда их деть.
Матильда. Возьми вязание. Очень успокаивает.
Анхелина. Нет, сегодня вряд ли. Очень уж страшный день!..
Матильда. Когда ждешь, все кажется страшнее. Вяжи и думай о чем-нибудь другом.
Анхелина. Не могу, Матильда, не могу!.. Все хуже и хуже… (Бросает вязание.) Ты представляешь себе, что будет, когда эта бедная девочка все поймет?
Матильда. Не усложняй! Во-первых, она отнюдь не бедная девочка… Она окончила университет и прекрасно знает жизнь. Во-вторых, это может показаться несколько странным, но я не вижу в нашем доме ничего позорного или страшного.
Анхелина. Неужели ты думаешь, что все это естественно?
Матильда. Конечно, она испугается. Вполне возможно, попытается спастись бегством. Но в конце концов побеждает сердце. Она останется здесь!
Анхелина. Все твои выдумки. Вот увидишь, она тут и минуты не пробудет.
Матильда. Сразу видно, что ты ее совсем не знаешь!
Анхелина. А ты знаешь?
Матильда. Мне достаточно ее письма. Я сразу поняла, что она сильна духом.
Анхелина. Другие тоже были и ученые, и сильные… Больше недели никто не выдержал.
Матильда. То были жалкие мужчины! Она — женщина!
Анхелина. Тем хуже. Очень нечестно заманить ее сюда.
Матильда. Прекрати этот разговор! Мое решение твердо, и я не терплю возражений.
Анхелина. Разве я не могу высказать свое мнение?
Матильда. Ты слишком молода.
Анхелина. Я молода?
Матильда. Моложе, чем я.
Анхелина. До сих пор все моложе? Ну, я понимаю, в пансионе мне девять, а тебе четырнадцать!.. Но в наши годы…
Матильда (неумолимо). Я старшая сестра и не продам первородства за всю чечевицу в мире!
Анхелина (встает, пытается повысить голос). Опять ты из Евангелия?
Матильда (еще громче). Это из Ветхого Завета!
Анхелина (смутилась). А… Ну, тогда… (Садится, вяжет.)
Матильда (нормальным тоном). Дело не только в годах. У меня богатый опыт. А ты — девушка.
Анхелина. А ты кто?
Матильда. Я тоже девушка, но это совсем не то. Перед Богом и перед законом я — замужняя женщина.
Анхелина. Ну что это за брак? Венчался представитель, а сам жених был за морем, а по дороге утонул. Ты его ни разу не видела! Если уж это опыт…
Матильда. Чем же не опыт? Мой бедный муж не смог научить меня супружеской жизни, зато прекрасно научил меня вдовству.
Анхелина. И оставил в утешение неплохое наследство. Твое замужество, конечно, не очень удачное, но в деловом отношении… Неделю помучилась, сорок лет радуешься!
Матильда. Анхелина!..
Анхелина. Ну, не сердись… (Вяжет.)
Молчание. За сценой, в столовой, перезвон старинных часов.
(Испуганно оглядывается, вяжет быстрее.) Половина одиннадцатого!.. Последние минуты… Совсем уже скоро… Та-рам, та-рам, та-рам-там-там!..
Матильда. Ради Бога, при чем тут Штраус? Оставь ты его в покое!
Анхелина. Ты бы сама лучше немножко побеспокоилась. Подумай об этой бедняжке!
Матильда. Именно о ней я и думаю … (Вынимает из-за корсажа письмо, надевает пенсне.) Вот сильная воля, благородное сердце, тяжелое детство, стремление к свободе, презрение к опасности… Именно то, что нам нужно!
Анхелина. Откуда ты это взяла? Я читала письмо раз двадцать, ничего там такого нет.
Матильда. Ты видишь только слова. А я вижу буквы.
Анхелина. Опять твоя графология…
Матильда. Оставь этот тон! Графология — наука!
Анхелина. Да? Ну скажи, где тут сильная воля? (Оставляет вязание.)
Обе склоняются над письмом.
Матильда. Вот, видишь, строчки загибаются книзу…
Анхелина. Наверное, бумага криво лежала… А благородное сердце?
Матильда. Обрати внимание на расстояние между строчками… Цельная натура — или все, или ничего!
Анхелина. Какой у нее косой почерк!.. Это тоже что-нибудь значит?
Матильда. Наклон 30 градусов в правую сторону… Страстность… Вся сфера «я» устремлена к сфере «ты».
Анхелина. Очень мило. Но в данном случае — довольно опасно!
Матильда. Не бойся. Дух самопожертвования доминирует над остальными свойствами. Если бы ее ввергли в львиный ров, она бы погибла без единого стона, воздев очи горе. Понимаешь?
Анхелина (глубоко тронута). Понимаю. «Фабиола, или христианские мученики»!
Матильда. Вот именно.
Анхелина. Только никак не пойму, где тут тяжелое детство?
Матильда. Что ты, ослепла? Видишь, как мало связаны буквы? Родители разошлись, и всю жизнь в ней отчаянно боролась любовь к отцу и любовь к матери.
Анхелина. Какой ужас, Матильда!
Матильда. Ужас, Анхелина! Понимаешь теперь, почему я ее выбрала? Только такая женщина способна его спасти.
Анхелина. А не может твоя графология ошибиться?
Матильда. Не может. Взгляни на подпись: «Маргарита». Крупно и почти не отступая от края листа. Обрати внимание на эти решительные «т». А заглавные буквы высокие, как молитва!
Анхелина. Дай Бог, чтобы нам не пришлось раскаяться!
Матильда. Ты сомневаешься во мне?
Анхелина. Я вспоминаю, как ты читала линии моей руки. Ты всегда предсказывала мне счастливый брак, массу детей и дальние путешествия. А я никогда не выезжала из дому, у меня один племянник и я девица во веки веков!
Матильда (с достоинством снимая пенсне). Я никогда не ошибаюсь, сестрица. Ошибались линии твоей руки.
Входит сеньор Ролдан, управляющий, старый крючкотвор.
Роланд (с преувеличенным ужасом). Не может быть, не может быть, не может быть!.. Скажите мне сейчас же, что это не может быть!
Матильда (враждебно). Не знаю, о чем вы говорите? Но если вам что-нибудь кажется немыслимым — можете быть уверены, что это правда.
Роланд. Итак, это правда? В дом войдет незнакомка?
Анхелина. Не беспокойтесь. Сестра так хорошо ее знает, как будто они вместе учились.
Роланд. Вы что, совсем потеряли чувство ответственности? Вы хоть предупредили эту сеньору?
Анхелина. Сеньориту.
Роланд. Она не замужем? Ну, тогда дело совсем плохо! Вам кажется приличным предлагать такое занятие девице?
Матильда. Не думаете ли вы учить нас нравственности?
Роланд. Нравственности?.. Куда там! Но я бы мог дать вам хороший совет.
Матильда. Бесполезно! Это дело семейное, а вы — всего лишь управляющий. Помните свое место!
Анхелина. Превосходно, Матильда!
Матильда. Спасибо, Анхелина!
Роланд (уступает). Ну, хорошо… Она хотя бы приличная женщина?
Анхелина. Смотря что вы называете приличным…
Роланд. Ну, года, например.
Матильда. Лет у нас у самих хватает.
Роланд. Знания, опыт…
Матильда. Она окончила университет.
Роланд. Воля, характер…
Анхелина. Воля!.. Если бы вы посмотрели на ее «т», вы бы не говорили глупостей!
Матильда. Превосходно, Анхелина!
Анхелина. Спасибо, Матильда!
Роланд. Да, вижу, вижу… Обычные ваши штуки. Когда надо на меня напасть, вы всегда заодно. Но здесь не до шуток. Дело идет о жизни! В подобных случаях надо созывать семейный совет.
Матильда. Совет был созван и решил дело большинством голосов.
Роланд. Какой совет?
Матильда. Мы. Когда мы с сестрой спорим, большинство — это я.
Роланд. Ну что ж, по-видимому, в этом доме сумасшествие заразительно!
Анхелина (вспыхивает). Что вы хотите сказать?
Матильда (так же). Вы осмеливаетесь утверждать, что брат умер сумасшедшим?
Роланд (отступает). Я ни на чем не настаиваю. Только вряд ли порядочный человек поступит так со своим ребенком!..
Матильда (решительно наступает на него). Довольно! Вам ли не знать, кто виноват! Может быть, напомнить вам ее имя?
Анхелина. Ради Бога, не вспоминайте старое! Теперь надо подумать о нашем мальчике.
Матильда. Вот именно! Мальчик — наш, я никому не позволю вмешиваться в его жизнь!
Роланд. Разве у меня нет прав? В конце концов, вы — сестры отца, а я — брат матери.
Матильда. Ни слова больше! Здесь одна семья, наша! Вы слышите? Наша! (Ехидно.) О семействе его матери, как бы вам это ни было неприятно, лучше не вспоминать. Надеюсь, вы поняли?
Роланд (пожимает плечами). Понял. У вас тут бочка с порохом, а вы подносите к ней спичку! Я умываю руки.
Матильда (сухо). Прекрасно делаете. Нехорошо, когда управляющий нечист на руку.
Роланд. Сеньора!.. Я не допущу!.. Бумаги в полном порядке, можете проверить!..
За сценой колокольчик все ближе и ближе.
Анхелина. Тише!.. Спичка… Я хочу сказать, коляска!
Роланд. Она?
Анхелина. Она!.. (Быстро вяжет.)
Роланд. Думаю, что мое присутствие абсолютно бесполезно…
Матильда. Поздравляю. Самая блестящая мысль за последние сорок лет.
Роланд. Благодарю. Вы любезны, как всегда.
Анхелина. Можно, я тоже уйду?
Матильда. Ни в коем случае! Наступила великая минута. (Воздевает очи горе.) Да будет воля Твоя!.. (Резко оборачивается к сестре, которая снова заблудилась в Венском лесу.) Прекрати, Анхелина! Встань.
Эусебьо вносит чемодан. За ним входит Маргарита, молодая девушка, очень хорошенькая, одета просто и элегантно. Без всякого сомнения, она прочитала много книг и никогда не видела коровы, но она достаточно умна, чтобы это не слишком бросалось в глаза.
Эусебьо (неопределенно поводя рукой в воздухе). Сеньора… другая сеньора… сеньор…
Марга. Добрый день, сеньоры.
Матильда. Добро пожаловать, сеньорита Лухан. Моя сестра — Анхелина…
Марга. Очень рада.
Матильда. Сеньор Ролдан — наш управляющий.
Роланд. Весьма счастлив.
Матильда. Мое имя вы знаете. Разрешите рассмотреть вас вблизи.
Марга. Конечно. (Подходит к ней.)
Матильда (надевает пенсне, долго смотрит на нее, хмурится). Странно… я жду вас целую неделю и представляла совсем не такой.
Марга. Какой — такой?
Матильда. Вот такой!.. Такой молодой, такой красивой. Вы совсем девочка…
Марга. Благодарю. Надеюсь, это не помешает моей работе?
Матильда. Как сказать, как сказать… Я знала, что вы смелы и решительны, но не настолько…
Марга. Простите, я что-то не так сказала?
Матильда. Я смотрела вам в глаза изо всех сил — вы выдержали мой взгляд.
Марга. Когда вы смотрели мне в глаза, я смотрела в ваши и увидела, что вы добрая.
Матильда. Спасибо. Не дадите ли вы мне руку?
Марга. С удовольствием. (Пожимает ей руку.)
Матильда. Неплохо. Чересчур крепко, но — неплохо. (Улыбается.) Мне кажется, мы станем добрыми друзьями.
Марга. Я была бы очень рада…
Анхелина (к Эусебьо). Почему вы не несете наверх багаж сеньориты?
Эусебьо. А я жду. Вдруг она не останется — зачем же зря тащить?
Матильда. Никто не спрашивал вашего мнения! Отнесите немедленно!
Эусебьо. Прошу прощения. (Несет чемодан наверх.)
Роланд. Возможно, он прав. Пока дипломатические переговоры проходят успешно. Но я хотел бы видеть финал.
Матильда. А я бы не хотела доставить вам это удовольствие… Разве у вас нет срочных дел в конторе?
Роланд. Разрешите дать последний совет. (Смотрит на часы.) Сеньорита Лухан, сейчас без пяти минут одиннадцать. В одиннадцать сорок отходит поезд. (Уходит с большим достоинством в правую дверь, по-видимому, в контору.)
Марга (удивленно глядит ему вслед). Насколько я понимаю, сеньор не принадлежит к числу оптимистов.
Матильда. Не обращайте внимания. Он из тех людей, которые вечно возятся с цифрами и считают, что в жизни дважды два всегда четыре. Бедняга! Не хотите ли присесть?
Марга. Если разрешите, я хотела сперва познакомиться с ребенком.
Матильда. Позже… Сперва я задам вам несколько вопросов. Может быть, они вас удивят, но я прошу отвечать, не раздумывая.
Марга. Пожалуйста.
Все садятся. Маргарита — напротив Матильды, как на экзамене. Матильда вынимает письмо, пристально смотрит на Маргариту.
Матильда. Кого вы больше любили — отца или мать?
Марга. Простите?..
Матильда. Отвечайте сразу.
Марга. Я никогда об этом не думала…
Анхелина. Никогда? Даже после развода?
Марга. Какого развода? Они друг друга любили и никогда не разводились.
Матильда. Невозможно!
Марга. Честное слово, я могу поклясться!
Анхелина. Не надо. Мы верим вашему слову.
Матильда. Странно, чрезвычайно странно… Следующий вопрос. Если бы вы жили в эпоху Нерона и вас поместили бы на арену Колизея, как бы вы себя вели?
Марга. Не понимаю… Это игра?
Анхелина. Отвечайте, пожалуйста.
Матильда. Вообразите себе всю картину… Тут — язычники, упившиеся кровью христиан…
Анхелина. А тут вы, на коленях, в белой тунике…
Матильда. Двери открываются… львы идут… Что бы вы сделали?
Марга. Не знаю… Наверное, то же самое, что и вы.
Матильда (с энтузиазмом мученицы). Прекрасные слова!
Марга. Закричала бы и убежала, правда?
Матильда (встает, она оскорблена). О, нет! Вы не имеете права так со мной поступать, сеньорита!
Марга (встает и говорит испуганно). Простите, сеньора… Мне кажется, тут какое-то недоразумение… Вы — сеньора Матильда Салданья?
Матильда. Да.
Марга. Вы пригласили меня сюда?
Матильда. Да. Вот ваш ответ.
Марга. Тогда к чему эти странные вопросы? Вы пригласили меня воспитательницей к осиротевшему племяннику, да?
Анхелина. Да.
Марга. Где же ребенок?
Матильда. Сейчас придет. Он ушел в горы, с ружьем…
Марга (испуганно). С ружьем? Один?!
Анхелина. С ним Формин и Бернардо.
Марга. Слава Богу! Это слуги?
Анхелина. Это собаки.
Марга. Ничего не понимаю!.. Неужели я сошла с ума? (Тревожно смотрит на Анхелину и Матильду, отступает.) Или, может быть, вы обе…
Матильда. Успокойтесь, мы в своем уме.
Марга. И вы считаете, что хорошо отпускать ребенка одного в горы, да еще с ружьем?
Матильда. Его отец был страстный охотник и приучил его к пороху с самого детства. Так что с этой стороны опасности нет.
Анхелина. Трудности начались теперь, когда он осиротел. Вы должны помочь нам спасти эту невинную жизнь.
Марга. Спасти ему жизнь? Я ведь не доктор. Я просто учительница.
Матильда. Именно с этого надо начать. Сперва научите его грамоте, потом читайте с ним книги. И только потом мы станем учить его таинственному делу, называемому жизнью.
Марга. Он такой отсталый?
Анхелина. Совершенно ничего не знает. Он вырос в горах. Дитя природы, понимаете?
Марга (успокоившись, садится). Понимаю, сеньора. Теперь мне понятно — он воспитывался втайне, вдали от людей. Дитя природы… Дитя любви, вы хотели сказать? Он — ваш незаконный сын?
Анхелина (краснеет). Я не замужем.
Марга. Простите… (Матильде.) Ваш, сеньора?
Матильда. Нет. Хотя я и вдова, я — девица.
Марга. Не понимаю…
Анхелина. Бывает, бывает!.. Моя сестра была замужем восемь дней, но до дела не дошло…
Марга. Так чей же он незаконный сын?
Матильда. А кто вам сказал, что он незаконный?
Марга. Если я не ошибаюсь, вы сами только что… Дитя природы, воспитывался вдали от людей…
Матильда. Сестра сказала «дитя природы» в значении «воспитанный вне цивилизации».
Марга (нетерпеливо). Хорошо, сеньора! Но ведь не на дереве же его нашли. Ведь у него были родители?
Анхелина. Да, были. Его отец — наш бедный брат.
Марга. А мать?
Матильда. Неужели необходимо сообщать вам о ней?
Марга. Если вам неприятно, не надо. Она тоже умерла?
Матильда. Да. Море совершило правосудие.
Анхелина. Это грустно, но от вас мы не должны скрывать. Она была дурная женщина.
Марга. Не надо. Я уважаю семейные тайны.
Матильда. Благодарю.
Марга. А что именно вас тревожит в этом ребенке?
Анхелина. Во-первых, мы уже говорили — он совершенно необразован.
Марга. Да, да, я помню. Не умеет читать, писать… Ну, это вполне естественно. Что еще?
Матильда. Еще характер. Вы представить себе не можете: совершенно необуздан!
Марга. Ничего, к этому я привыкла. Были у него воспитатели до меня?
Анхелина. Трое. Все провалились.
Матильда. Один решил действовать лаской и сдался через три дня. Другой обращался к его разуму — ушел через неделю.
Анхелина. Третий применил силу… Тут-то и началось! Видите окно наверху, в башне? Он его оттуда выбросил.
Марга. Не может быть! Учитель выбросил ребенка в окно?!
Анхелина. Нет. Ребенок выбросил учителя.
Марга. Простите, у меня закружилась голова. Значит, ребенок выбросил учителя в окно… Сколько же ему лет?
Матильда (естественным тоном). Двадцать четыре.
Марга (вскакивает). Что?!. (Закрывает глаза, проводит рукой по лицу.) Простите, сеньора… я ослышалась… Вы сказали — четыре года?
Матильда (размеренно). Двадцать четыре года.
Марга пошатывается, опирается на спинку стула.
Анхелина. Та-там, та-там, та-там, там-там…
Марга (вспылила). И вы меня пригласили?.. (Быстро смотрит на часы.) Когда, он сказал, отходит поезд?
Матильда. Нет, не покидайте нас!
Анхелина. Послушайте нас, ради Бога!
Марга. Я достаточно слушала!.. Я не позволю так шутить со мной!.. (Кричит.) Где чемодан?
Сестры кидаются к ней, умоляют.
Матильда. Не решайте пока, познакомьтесь с ним хотя бы!..
Марга. Зачем? Неграмотный в двадцать четыре года!.. Он больной? Слабоумный?
Матильда. Наоборот! Блестящий ум.
Марга. Значит, дикарь?
Анхелина. Он не виноват, его так воспитал отец!
Матильда. Они жили одни, в горах… Это очень печальная история.
Марга. Сочувствую вам, но я приехала сюда не для того, чтобы слушать печальные истории!..
Эусебьо (входит). Вот багаж.
За сценой, вдали, выстрел.
Анхелина. Слышите? Молодец! Это он вас приветствует!
Матильда. Подумайте, его жизнь в ваших руках. Вот он!
Марга. Вот это облако пыли, которое сюда несется?! Спасибо, сеньора! Мне кажется, ему не учитель нужен, а укротитель!.. (Решительно берет чемодан.) Идемте.
Матильда (преграждает ей путь). Нет, умоляю вас… на один день… только на один день!..
Анхелина. На один час хотя бы!.. Вы не можете лишить нас этой минуты, мы столько раз об этом мечтали!..
Марга. О чем вы говорите?
Матильда. О встрече. Неужели вы не понимаете? Он никогда не видел молодой и красивой женщины, такой, как вы… как он сам…
Марга. Вам кажется, это меня успокоит? Вы представляете себе, что здесь может произойти через минуту?
Анхелина. Это так прекрасно!.. Может быть, никто в мире еще не присутствовал при такой сцене!
Матильда. Мужчина в первый раз видит прекрасную женщину и падает ниц, словно дикарь, впервые увидевший солнце.
Цокот копыт, снова выстрел, лай собак и крики Пабло.
Анхелина. Вот он!
Крик Пабло. О-го-го-го!.. О-го-го-го!..
Марга (в ужасе). Собаки!.. Господи, собаки!..
Эусебьо (выбегает). Тубо, Бернардо! Куш, Формин!..
Все молчат. За сценой — лай, ржанье коня, крики Пабло.
Голос Пабло. Поосторожнее со щенком, Эусебьо! Его волчица ранила. Проклятая!..
Как вихрь, врывается Пабло. Он сияет здоровьем, силой и радостью. На нем бархатная куртка, расстегнутая рубаха, охотничьи сапоги, волосы растрепаны. Патронташ, ягдташ, ружье.
Пабло. Ура, тетя Матильда! Ура, тетя Анхелина! Три часа гонялся! Затравил! Ура!.. (Обнимает теток, поднимает их, крутит.) Ура!..
Анхелина. Кого затравил?
Пабло. Волчицу! Вот чертов зверь! Сорок овец задрала, Бернардо моего ранила!.. Ну, теперь я с ней посчитался! Шкуру на дверь повесим!. (Бросает в воздух ягдташ, Матильда его ловит.) Из лап — рукоятки для ножей!.. (Бросает патронташ, Анхелина его ловит.) Из кишок — струны для гитары!.. (Бросает ружье, Марга испуганно его ловит.) Ого-го-го-го!.. Посмотрели бы вы!.. (Замечает Маргариту, указывает на нее пальцем, говорит другим тоном.) Это кто такая?
Матильда. Сеньорита Маргарита Лухан.
Марга (дрожащим тихим голосом). Рада вас видеть, сеньор…
Пабло (не обращая внимания, ворчливо). О-ла!. (Поворачивается к ней спиной и снова орет.) Вы бы только посмотрели на Бернардо! Что она тут делает?
Матильда. Сеньорита Лухан твоя новая учительница.
Пабло. Вот эта?!
Анхелина. Пабло, будь повежливее! Неприлично говорить «эта»!..
Пабло. Значит, учительницу мне подсовываете!.. (Хватает Маргариту за руку, тащит на середину.) Ну-ка, иди сюда!.. Видишь, там окно?
Марга. Да, да, мне уже говорили…
Пабло. А, говорили!.. Ну так вот: хочешь, чтобы все обошлось по-хорошему, помни свое место. И никаких этих дурацких штук — точки, запятые, знаки там всякие… (К теткам.) Нет, вы бы только посмотрели: рассветало, он пошел по следу…
Анхелина. Нас не интересуют твои собаки и волчица. Сеньорита приехала сюда, чтобы заняться твоим воспитанием.
Пабло. Я ее не звал!
Анхелина. Пабло, как ты невежлив! Скажи что-нибудь сеньорите…
Пабло. Что ей сказать?
Анхелина. Ну, что-нибудь… Ты хорошо ее рассмотрел?
Пабло. А что в ней такого?
Анхелина. Посмотри внимательнее.
Пабло (ходит вокруг нее, рассматривает). Ничего… Тощая только.
Матильда. Пабло!
Марга. Оставьте его, сеньора! Я все понимаю… так лучше.
Анхелина. Что подумает о тебе сеньорита? Ты заметил, какие у нее глаза?
Пабло. Глаза как глаза…
Появляется Эусебьо.
Эусебьо. Сеньорито Пабло! Сеньорито Пабло!.. Бернардо истекает кровью!.. Она ему горло разодрала.
Пабло. Иду! Приготовь рассол, промоем.
Эусебьо выходит.
Матильда. Эусебьо сам справится. Оставь в покое своих собак и поговори с сеньоритой.
Пабло. К чему это? Она здорова, а Бернардо ранен!
Марга. Сеньор прав. Идите, идите, я подожду.
Пабло. Скоро вернусь. (Идет к двери, останавливается.) Завтракать с нами будешь?
Марга. Не знаю… Если вы хотите…
Пабло. А мне что? За столом места хватит. Как тебя зовут?
Марга. Маргарита.
Пабло. Длинно. Хочешь остаться — буду звать тебя Марга.
Марга. Вам так больше нравится?
Пабло. При чем тут «нравится»? Вот пойдешь в горы, как тебя кричать: «Мар-га-ри-та»?.. А вот так хорошо будет… (Прикладывает ладони рупором, кричит.) Марга-а-а-а!.. Идет?
Марга. Как хотите.
Пабло. Хорошо. Люблю, когда женщины слушаются. (Улыбается, оглядывает ее сверху вниз и выходит.)
Матильда. Не сердитесь. Его ведь никогда не учили вежливости.
Марга (не двигаясь, глядит ему вслед). Не верится… так чудесно, просто не верится!..
Анхелина. Немного неотесан, да?
Марга. Это слово не подходит. Голуби тоже неотесаны…
Матильда. Он напугал вас?
Марга. Наоборот. Никогда взгляд мужчины так меня не успокаивал…
Анхелина. Тогда почему вы побледнели?
Марга. Потому что это самое прекрасное поражение за всю мою жизнь… Дикарь увидел солнце и не упал на колени. На этот раз солнце узрело чудо. (Оборачивается.) Как он сумел сохранить такой чистый взгляд?
Матильда. Он двадцать лет провел в горах и видел только отца.
Марга. Почему отец его там держал? Он был сумасшедшим?
Сестры переглядываются и опускают головы.
Матильда. Да, да… Я никому бы не позволила это сказать, но это правда!
Марга. Значит, он сошел с ума?
Матильда. Только не так, как вы думаете. Он не был болен. Он просто помешался на одной женщине, а она ему изменила.
Анхелина. Он сошел с ума от отчаяния и от ревности. Он сошел с ума от любви!
Марга. А она?
Анхелина. Она была вздорная женщина. Начиталась книг, все фантазировала… Если бы он их догнал, он убил бы и их, и себя. Но когда он узнал, они были уже далеко.
Матильда. Он месяц провел взаперти. Рвал все, что о ней напоминало: письма, фотографии… Платья зубами рвал!.. А главное — книги, как будто это они виноваты.
Анхелина. Какой это был ужас, Господи!.. Тридцать ночей мы слышали, как плачет взрослый мужчина и все повторяет: «Аделаида, Аделаида, Аделаида…»
Матильда. И вдруг крики затихли. Мы услышали, что он пробрался в детскую… Он украл мальчика!
Марга. Вы не могли помешать?
Матильда. Не могли… «Мой сын принадлежит мне одному. Будет жить чистым, без женщин и без книг. Станет, как дикий зверь, зато не узнает горя…» Может быть, он и не был сумасшедшим…
Марга. Я понимаю, в первую минуту, в отчаянии… Но двадцать лет! Почему вы не забрали мальчика по суду?
Анхелина. Где там! Он бы убил и его, и себя.
Матильда. Теперь это все позади. Мальчик уже взрослый. Надо начать его воспитание, как будто он только что родился.
Марга. Какая огромная ответственность!.. Вам кажется, я справлюсь?
Матильда. Вы — последняя наша надежда. Не отказывайтесь, ради Бога!
Марга. Да… опасность не всегда пугает, иногда она привлекает… (Улыбается.)
Матильда. Почему вы улыбаетесь? Вы смеетесь над нами?
Марга. Ну что вы!.. Я просто вспомнила, что вы мне сказали вначале. Может быть, это не так уж и бессмысленно… «Я стою на коленях… дверь открывается… львы идут…» (С внезапной решительностью.) Оставьте меня одну с ним.
Тетки. Спасибо, сеньорита, спасибо!
Матильда. Можно отнести багаж?
Марга. Да, пожалуйста.
Матильда. Ну, говорила я тебе? Все ее «т», Анхелина!..
Анхелина. И заглавные буквы, Матильда, заглавные буквы!
Старушки весело тащат багаж Маргариты наверх. Марга садится спиной к зрителям, притворяется, что углубилась в чтение. Входит Пабло, он ест яблоко. Долго смотрит на нее. Тихо свистит, она не оборачивается. Он свистит еще раз — то же самое. Тогда он кладет два пальца в рот и пронзительно, по-пастушьи свистит. Марга вскакивает.
Марга. Простите… я увлеклась книгой и не заметила, как вы вошли.
Пабло. Врешь. Ты очень хорошо слышала, что я иду, и подглядывала. Со мной эти шутки брось, а то… (Щелкает пальцами.)
Марга. Вы правы. Я просто не знала, как начать… Что с вашим щенком?
Пабло. Ты щенка моего не видела и тебе на него наплевать. Зачем ты спросила?
Марга. Потому что он интересует вас. Лучше ему?
Пабло. Да. Протер ему рану рассолом и уксусом. Теперь он, как новенький.
Марга. Ему же было очень больно!
Пабло. Еще бы! И мне тоже!
Марга. А совсем не слышно было, чтоб он кричал.
Пабло. Зачем ему кричать? Животные или умирают, или выздоравливают. Они не жалуются, запомни. (Откусывает от яблока, потом протягивает его Марге.) Хочешь?
Марга. Нет, спасибо. Потом, когда наступит пора завтракать.
Пабло. Пора завтракать, когда хочется есть. Ты бываешь голодна?
Марга. Очень редко.
Пабло. Вот то-то и оно! Тощая, одни глаза… Надо будет и тебя полечить, хотя тебе будет больно… (Садится на пол рядом с ее креслом, насмешливо смотрит на нее, снимает шпоры.) Так, так, так… Тихонькая, скромненькая — настоящая учительница!..
Марга. Это моя профессия. Она вам не нравится?
Пабло. Давай объяснимся начистоту. Учителя любят распоряжаться. Так вот, со мной это не пройдет! Тут распоряжаюсь я!
Марга. Мы можем заключить соглашение.
Пабло. Какое?
Марга. Никто из нас не будет распоряжаться. Просто — будем добрыми друзьями.
Пабло. Чепуха! Друзья равны и смотрят друг другу в лицо. А ты опускаешь глаза, когда я на тебя смотрю. Потом ты женщина.
Марга. Разве нехорошо быть женщиной?
Пабло. Отец говорил: нехорошо. А он всегда говорил правду.
Марга. Я бы тоже могла сказать так о мужчинах. И оба мы будем неправы. Неужели вы не чувствуете себя одиноким?
Пабло. Кстати, не говори мне «вы». Когда говорят «вы», мне кажется, что в комнате еще кто-то есть.
Марга. Как хочешь.
Пабло. Вот так-то лучше!.. (Дружески хлопает ее по колену, встает.)
Марга. Тебе не кажется: что если бы мы захотели, мы бы стали добрыми друзьями?
Пабло. Глупости!.. Другие учителя тоже так начинали: улыбается, по шерстке гладит, а только ты зазеваешься — хвать, грамматика!.. Меня не проведешь.
Марга. Я ничего не буду тебе навязывать. Я просто буду с тобой…
Пабло. А мне и одному неплохо. Я привык.
Марга. Раньше было не так — ты ведь был с отцом.
Пабло. Да, правда. Когда он был жив, мне никого больше не надо было. Теперь дни стали чересчур длинные.
Марга. А в детстве у тебя совсем не было друзей?
Пабло. Была одна… Росина… У нее зеленые глаза были — вот как у тебя.
Марга. Девочка?
Пабло. Косуля. Она жила у нас всю зиму, тихонькая такая, как овечка. А весной уходила.
Марга. Уходила?
Пабло. Ты что, не знаешь, что весной в горах так делается?..
Марга. Я никогда не была в горах…
Пабло. Животные места себе не находят, и глаза у них становятся совсем человечьи, так что в это время их даже не разрешают убивать. Вот и Росина прыгнет через плетень в лес, даже не обернется…
Марга. Понимаю.
Пабло. Что ты понимаешь, дура ты! Ничего ты в жизни не видела… Хороши ночи весной –
луна светит, самцы ревут, как будто жалуются… или бьются насмерть над обрывом. Росина никогда не возвращалась одна. Придет — тихонькая опять, смирная, ляжет, детенышей лижет своих и смотрит так странно, будто вспоминает… (Пауза.) А у тебя сколько детей?
Марга (вздрагивает от удивления). У меня? Ни одного.
Пабло. Вот удивительно! Почему же?
Марга. Мы, женщины, умеем ждать.
Пабло. Да ты не такая уж маленькая… Что же ты делала столько времени?
Марга. Я училась. В университете.
Пабло. И весной училась?
Марга. Для нас весна ничего не значит. Если бы я думала, как ты, меня называли бы дурной женщиной.
Пабло. Смешно как! Нет, Росина каждую весну удирала и никто не называл ее дурной косулей.
Марга (улыбается). Ты потом поймешь. Мы живем в совершенно разных мирах.
Пабло. И тебя сюда привезли, чтоб ты меня вырвала из моего мира, да? Думаешь, сможешь научить меня чему-нибудь важному? Чепуха все это!
Марга. В книгах тоже можно отыскать прекрасные вещи.
Пабло (берет со стола несколько книг). Вот тут, внутри? Хотел бы я посмотреть… Вот, например, что это?
Марга. Какая-то книжка твоих теток.
Пабло (открывает наугад). Ну-ка, читай вслух!
Марга (читает). «Графиня горько рыдала в левом крыле замка…»
Пабло. Мне нет дела до ревущих графинь и до левых крыльев замка… (Бросает книгу, протягивает другую.) А это что?
Марга. «Варвары. Падение Западной Римской империи».
Пабло. Когда это она упала?
Марга. Полторы тысячи лет тому назад.
Пабло. И до сих пор не собрались ее поднять?.. (Бросает и эту книгу.) К черту Западную Римскую империю!.. Вот еще две. Эта о чем?
Марга. Стихи.
Пабло. Стихи… А что такое — стихи?
Марга. Это нельзя объяснить… Хочешь послушать?
Пабло. Валяй! (Садится по-турецки на стол.)
Марга. Разве внизу, на стуле, не лучше?
Пабло. Было бы лучше, я бы там и сел. Ты что думаешь, я — дурак? Ну, валяй!
Марга (читает громким, ясным голосом).
Ребенок сказал: что такое трава?
И принес мне ее полные горсти.
Что я мог ответить ребенку?
Я знаю не больше его, что такое трава.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный
Из зеленой материи — цвета надежды?
Или, может быть, это платочек от Бога,
Душистый, нарочно брошенный нам на память,
в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя,
Мы могли сказать — чей?
Или, может быть, трава и сама ребенок,
Взращенный младенец зелени?
Нравится тебе? Ты молчишь?
Пабло. Так странно… Я не все понял. Увидел что-то такое, как молния… (Соскакивает со стола.) Где он сказал все это?
Марга. Тут.
Пабло. Вот тут? А кто он такой?
Марга. Великий поэт. Уолт Уитмен. Тебе нравится?
Пабло. Я еще не знаю. Не могла бы ты повторить помедленнее? (Садится на пол у ее ног, оперся на ее колени так естественно, что она не может его оттолкнуть.)
Марга (ее это смущает). Тебе обязательно сидеть так близко?
Пабло. Я тебе мешаю?
Марга. Нет. Только… я бы не хотела мешать тебе.
Пабло. Обо мне не думай. Лучше читай.
Марга читает стихи, не глядя в книгу. Пабло повторяет некоторые строки тихо, почти беззвучно.
Марга.
Ребенок сказал: что такое трава?
И принес мне ее полные горсти.
Что я мог ответить ребенку?
Я знаю не больше его, что такое трава…
Пабло.
Я знаю не больше его, что такое трава…
Марга.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный
Из зеленой материи — цвета надежды?
Или, может быть, это платочек от Бога,
Душистый, нарочно брошенный нам на память,
в подарок…
Пабло.
… нам на память, в подарок…
Марга.
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя,
Мы могли сказать — чей?
Оба.
Или, может быть, трава и сама есть ребенок,
Взращенный младенец зелени?
Марга. Теперь ты понял?
Пабло. Да, кажется, понял. (Встает, берет книгу.) А он не дурак, этот твой дядька! Он говорит о маленьких вещах, как будто они большие. И потом — это все правда.
Марга. Откуда ты знаешь?
Пабло. Я знаю траву. Я ее нюхал… И все-таки «я знаю не больше его, что такое трава»… (Осторожно, нежно перелистывает страницы.) Вся книга такая?
Марга. Да. Человек и природа лицом к лицу.
Пабло. Я знаю. Отцу бы понравилось. А тебе она нравится?
Марга. Я ее читала сотни раз. Она мне — как друг.
Пабло. Ну что же делать… научусь читать.
Марга. Спасибо, Пабло.
Пабло. Постой! Тут есть заглавные буквы?
Марга (улыбается). Нет, не бойся. Настоящим поэтам они не нужны.
Пабло. Так-то лучше. (Осторожно кладет книгу на стол, садится верхом на стул.)
Марга. Знаешь, ты многому научился за эти полчаса.
Пабло. Чему это?
Марга. Ты лучше сидишь. Еще не совсем как надо, но все-таки на стуле… Поздравляю!
Пабло. Не улыбайся, еще не все. Читать — ладно, а писать я не буду!
Марга. Почему?
Пабло. Можешь ты меня научить, чтобы я писал, как этот твой?..
Марга. Конечно, нет.
Пабло. А если не так — зачем же тогда писать?
Марга. Может пригодиться. Так люди беседуют, когда расстаются. Помнишь, что ты мне сказал? Если бы я была далеко, ты бы позвал меня: «Мар-га-а-а!..» А если бы я была за горами, ты бы не докричался.
Пабло. Я бы на коне поехал тебя искать!
Марга. А если бы я была за морем?
Пабло (испуганно). Что ты говоришь? Разве ты хочешь уйти?
Марга. Пока не хочу, кажется. А завтра могу захотеть. Когда-нибудь мне придется уйти.
Пабло (хрипло). Тогда — зачем ты пришла? Хочешь уйти — уходи сейчас. Ну!
Марга. Пойми меня, Пабло, я не о том… Я просто тебя спросила: если бы я была далеко и ты не мог бы докричаться и поехать верхом, тебе ведь пришлось бы мне написать.
Пабло. Сперва ты сама ответь… Если бы ты была на краю света и я бы тебе написал — ты бы вернулась?
Марга. Кто знает…
Пабло. Отвечай, Марга! Вернулась бы?
Марга (долго смотрит на него, опускает глаза, тихо). Да.
Пабло. Хорошо! Учи меня писать.
Марга. Еще раз спасибо. Хочешь, начнем сейчас?
Пабло (взволнованно ходит). Нет, пока не надо. Слишком много нового сразу.
Марга. Хочешь, поговорим о твоей жизни?
Пабло. О чем это?
Марга. Ну, о горах… об отце…
Пабло. Хочу! Я бы о нем мог всю жизнь говорить.
Марга. Ты так его любил?
Пабло (возвращается к ней). Если бы ты его знала!.. Высокий, сильный, очень красивый… Всегда говорил правду. У костра он рассказывал мне волшебные сказки, учил понимать пение птиц…
Марга. Ты понимаешь пение птиц?
Пабло. Что тут трудного? У них только четыре слова. Одно — когда предупреждают об опасности. Другое — когда голодны. Потом — когда самцы спорят. И еще — чтобы звать самку. Зачем им больше?
Марга. Отец знал эти слова?
Пабло. Отец знал все! Вот только одного не понимаю с тех пор, как ты пришла, — почему он так не любил женщин?
Марга. Он тебе не говорил?
Пабло. Нет. Иногда приходили его друзья, охотились с нами… Они пили вино, и, как только заведут разговор о женщинах, он говорил короткое слово, резкое такое, как удар. Тетки говорят, что это плохое слово, говорят, нельзя его повторять. Сказать тебе?
Марга. Нет, не надо.
Пабло. Потом мы седлали лошадей и скакали с ним целый день. К закату мы валились без сил на… как тот поэт называл траву?
Марга. Платочек от Бога?
Пабло. Ну вот… (Растягивается на полу.) Валились навзничь на платочек от Бога и смотрели, как спускается ночь. Отец называл имена звезд: Альдебаран, Андромеда… И еще говорил одно слово тихо-тихо: «Аделаида»… (Быстро поднимается.) Есть такая звезда — Аделаида?
Марга (прячет глаза). Я не знаю… Наверное, есть.
Пабло. Если это звезда, почему же он так тихо ее называл? Ты столько училась, скажи мне, в чем тут дело?
Марга. Не знаю. Пусти!
Пабло. Нет! Смотри мне в лицо! (Поворачивает ее к себе. Тихо.) Что с тобой, Марга? Ты плачешь? Я тебя обидел?
Марга. Нет, что ты… (Поднимается.) Я подумала: жизнь может быть гораздо лучше, чем мне казалось. И еще: я бедная учительница, приехала сюда учить… а не умею даже вылечить щенка, не понимаю языка птиц, не знаю имен звезд!..
Пабло. Поклянись, что только из-за этого ты плачешь!
Марга. Клянусь. А теперь — иди. Я первый раз в жизни не в городе, и у меня кружится голова.
Пабло. Жарко, правда? Ты умеешь плавать?
Марга. Немножко. А что?
Пабло. Река тут рядом. Идем?
Марга. Нет, спасибо. Вода, наверное, совсем ледяная.
Пабло. Конечно! Не купаться же мне в горячей воде, как тетки… А еще что?
Марга. Еще у меня нет купального костюма.
Пабло. Зачем тебе?
Марга. Не голой же мне купаться?
Пабло. Ты одеваешься, чтобы купаться? Как странно!
Марга. Там у нас так принято.
Пабло. А почему ты не можешь купаться голой? Ты ведь молодая, здоровая, красивая…
Марга. Это — не из-за меня. Из-за тебя.
Пабло. Ага, значит, я тебе мешаю?
Марга. Нет, не то!.. Ты потом поймешь… Иди купаться один. До свиданья, Пабло. (Идет к двери.)
Пабло. Постой, слышишь?
Марга (слушает). Прелесть какая! Это соловей?
Пабло. Соловей?! Чему учили тебя в твоем университете!.. Это щегол.
Марга. Да?
Пабло. Знаешь, что он говорит? Слушай.
Марга (испуганно). Нет, не надо!.. Не говори, что он с тобой беседует… Мне страшно!
Пабло. Молчи!.. (Слушает, удивленно.) Не может быть…
Марга. Ты его понимаешь?
Пабло. Конечно. Я только не понял, почему он так сказал. Еще не время.
Птица умолкает.
А ведь правда, жарко очень… Воздух так пахнет… (Расстегивает воротник, глубоко вдыхает воздух.) Чем это пахнет?
Марга. Не знаю. Может быть, вот эти ветки?
Пабло (подходит к букету). Миндаль! (Радостно.) Значит, он прав! Весна пришла, Марга!
Марга. Весна?.. (Отступает в испуге.)
Пабло. Вот почему мне так трудно дышать… Вот почему глаза…
Марга. Какие глаза?
Пабло. Твои. Я тебе из гордости не хотел говорить — понимаешь? Я никогда не видел ничего более красивого… (Как зачарованный, идет к ней, хрипло.) Дай, я посмотрю поближе!
Марга (забегает за стол). Спасибо, Пабло! Иди, купайся! Холодная вода тебе очень поможет…
Пабло. Нет, я пойду только с тобой!
Марга (почти кричит). Пабло, мы не в лесу! (Бежит.)
Пабло (преграждает ей путь). Стой!
Марга. Я закричу!
Пабло. Стой, говорю!.. (Сильно прижимает ее к себе, целует. И внезапно отпускает.) Теперь кричи. Только запомни: тут главный — мужчина… (Бросает на пол куртку, расстегивает рубаху.) Жду тебя на реке! (Убегает.)
Марга. Дикарь… дикарь…
Появляются испуганные тетки.
Анхелина. Ничего не говорите, сеньорита! Мы видели…
Матильда. Какой дикарь! Поцеловать вот так, насильно…
Марга. Нет, он еще не научился целовать! Он меня укусил.
Матильда. Укусил? Господи милосердный!.. (Падает в кресло.) Анхелина!..
Анхелина. Я понимаю, понимаю… (Громко.) Эусебьо! Багаж сеньориты!
Марга. Нет, я остаюсь!
Матильда. Вы остаетесь?
Марга. Не знаю, смогу ли я чему-нибудь научить… Но мне надо многому научиться самой!
Пение птиц.
(Прислушивается.) Да, милый, да, я знаю… Весна!
Анхелина. С кем вы говорите?
Марга. Со щеглом.
Слышен крик Пабло: «Мар-га-а-а!..»
(Улыбается, поднимает руку, кричит.) Пабло-о-о!.. (Сбрасывает на пол жакет, выбегает.)
Щегол весело поет — он столько повидал в жизни.
Занавес