Там же, через несколько месяцев. Вечер. Сцена ярко освещена: горят все лампы, даже в канделябрах. Стол уставлен фарфором и хрусталем. По всему видно, что здесь готовятся к какому-то семейному торжеству. Действующие лица в этом действии одеты празднично, и все же в их костюмах есть что-то домашнее. Тетки все так же старомодны и так же одинаково одеты, но сегодня их платья из темного старинного бархата отделаны старыми кружевами. В камине пылает огонь. Эусебьо выходит из сада, ставит корзинку с бутылками на передвижной столик у камина. В это время выходит тетя Матильда, несет большое блюдо с дичью. В течение первой сцены она порхает по комнате, поправляя украшения и приборы.
Матильда. Думаю, на погреб жаловаться не будут.
Эусебьо. Да уж. Бордо — к закускам, риоха — к жаркому. Как в хорошее время. (Протягивает ей пакет.) Свечи для пирога.
Матильда. Где же гости?
Эусебьо. По усадьбе ходят, с ними сеньор Ролдан.
Матильда. В такой час?
Эусебьо. Теперь ясно — луна. А вот попозже, если верить моей ноге, придут сюда. Дождик будет.
Матильда. У вас в ноге барометр?
Эусебьо. Ревматизм у меня. Только это отец мне и оставил в наследство.
Матильда (пересчитывает свечи). Двадцать три, двадцать четыре… двадцать пять. (Вздыхает.) Двадцать пять лет! Полный год прошел, а как будто вчера… Настоящий был волчонок. А теперь… Видели, как он хорошо в смокинге? Словно всю жизнь носил!
Эусебьо. Уж это от природы. Ну как, все хорошо?
Матильда. Превосходно! Все мне сегодня по вкусу, кроме наших дорогих гостей.
Эусебьо. Вы уж потерпите, сеньора. Какие ни на есть, все-таки родственники.
Матильда. Дальние, конечно, но Ролданы! Вечно эта гнилая ветвь лезет к нам в дом!.. (Смотрит на столик, где стоит серебряное ведерко.) Что такое? Кто выпил две бутылки шампанского?
Эусебьо. Я так думаю, наш молодой сеньор.
Матильда. Пабло? Он не пьет! Один выпил две бутылки?
Эусебьо. С братцем, с Хулио. Недавно тут были. Очень они веселились — смеялись все, обнимались.
Матильда. Пабло никогда не пил. Это может ему повредить.
Эусебьо. Не волнуйтесь, сеньора. У него голова на месте.
Матильда. Не уверена. С тех пор, как приехал этот Хулио, слишком много они обнимаются. Слишком много времени проводят вместе. Неспроста это и не к добру.
Эусебьо. Что поделаешь, молодость!
Тетя Анхелина выносит поднос.
Еще что прикажете, сеньора?
Тетя Матильда качает головой. Эусебьо выходит в сад.
Тетя Матильда озабоченно разглядывает пустые бутылки, убирает их. Тетя Анхелина ставит поднос на стол, машинально расставляет бокалы и тарелки для закуски. Видно, что она озабочена еще больше, чем ее сестра. И причина ее тревоги серьезней. Отвечает рассеянно, словно эхо, не слушая вопросов.
Матильда. Первый праздник в его жизни! Как в старое время, когда нас вывозили на первый бал. Ты поставила пирог в духовку?
Анхелина. Да, Матильда, он в духовке.
Матильда. Надеюсь, ты ее не закрыла?
Анхелина. Да, Матильда, я закрыла.
Матильда. Закрыла? Да он там сгорит!
Анхелина. Да, Матильда, он сгорит.
Матильда. Анхелина! Что с тобой? Ты заснула или оглохла, не дай Бог?
Анхелина. Да, Матильда. Не дай Бог!
Матильда (в ужасе смотрит на нее). Анхелина!..
Анхелина не двигается, глядя вдаль.
(Решительно подходит к ней, встряхивает ее за плечи.) Очнись! Нельзя ли узнать, что с тобой происходит?
Анхелина. Пусти!
Матильда. Не пущу! Посмотри мне в глаза и отвечай. Что происходит?
Анхелина. Пусти ты, Господи! (Вырывается, бежит к креслу, рыдает, закрыв лицо руками.)
Матильда (испуганно подходит к ней, говорит гораздо мягче). Значит, что-то серьезное… С кем же? (Опускается на колени у кресла.) Ради Бога, не пугай меня. Говори!
Анхелина. Я поклялась, что никому не скажу… Но я не могу молчать… Не могу я… Марга от нас уходит!
Матильда. Марга уходит? Почему?
Анхелина. Не знаю. Я к ней пошла — думала, там никого нет, а она укладывает вещи и плачет.
Матильда. И ничего не объяснила?
Анхелина. Нет. Только сказала: «Так будет лучше для Пабло». И взяла с меня клятву, что никто не узнает, пока она не будет далеко. Надо что-нибудь сделать, Матильда! Нельзя ее отпускать!
Матильда (поднимается, говорит медленно). Так. Кажется, я начинаю многое понимать.
Анхелина. Ты раньше замечала?
Матильда. Вот уже несколько месяцев она не та… Бледная, грустная… Глаза стали еще больше.
Анхелина. Она заболела?
Матильда. Помнишь, она за завтраком потеряла сознание?
Анхелина. Это ведь сразу прошло. Просто обморок.
Матильда. Это с ней не в первый раз. И плачет она тоже не в первый раз. Когда с молодой девицей творятся подобные вещи, тут не болезнь, тут дело посерьезнее.
Анхелина (внезапно поняла, вскочила). Нет!
Матильда. Да, Анхелина, да! И хуже всего, что ее винить нельзя. Винить следует нас. Мы должны были подумать вовремя…
Анхелина. Помнишь, сеньор Ролдан сказал: «У вас тут бочка с порохом, а вы подносите к ней спичку!» Кого же теперь винить — бочку или спичку?
Матильда. Вот! Это хуже всего. Неужели в проклятой нашей жизни правы оказываются Ролданы?
За сценой — песни и смех.
Появляются Пабло и Хулио.
Анхелина. Вот они! Что нам делать, сестрица?
Матильда. Пока что перетерпеть этот благословенный ужин. Только скажи Марге, чтобы не уходила без моего разрешения. И еще — пусть сойдет к ужину, чего бы это ей ни стоило.
Анхелина поднимается по лестнице.
Ну, пойду посмотрю, как там этот проклятый пирог. Если печка так же накалилась, как моя душа, вряд ли его можно будет есть!.. (Выходит.)
Из холла выходят Пабло и Хулио, под руку, словно поддерживая друг друга. Пабло растрепан, галстук у него висит. Несомненно, он сильно навеселе. Но трудно сказать, действительно ли он в таком радушно-пьяном настроении или притворяется. Хулио умеет пить, и видно, что у него показное веселье, что это ловушка. В руках у него папка с бумагами. Оба поют и сильно жестикулируют.
Пабло (хохочет, хлопает Хулио по спине). Хулио, ты велик! Подумать только — жил я, жил и не знал, что такое истинный друг! Обнимемся! (Обнимает Хулио.)
Хулио. Спасибо, Пабло! Я был уверен, что мы станем друзьями.
Пабло. Эти женщины мешают нам, вечно они подкапываются, хнычут, ноют!.. Мужчины не хнычут. Мужчины пьют. А устанут пить — тогда поют. А устанут петь — тогда снова пьют. Женщина — животное чувствительное. Мужчина — животное разумное. Обнимемся?
Хулио. Обнимемся. И шампанского выпьем?
Пабло. Выпьем! Только ты не открывай. Я сам открою! (Отнимает у Хулио бутылку.) Ты слишком тихо открываешь. А я люблю, чтобы шумно… выстрелило чтоб… Ш-ш-шпум! Вот так! И чтобы пена… пены чтоб побольше!.. Вот так! Так, так, так! Вот! (Протягивает бокал.) Есть ли в мире что-либо прекраснее, чем истинный друг?
Хулио. Два друга!
Пабло. Ну, за двух друзей!
Хулио. За тебя!
Пьют.
Пабло (пошатывается, падает в кресло). Вот чертово зелье, с ног валит! Как будто целый день скакал на коне! (Вскакивает, с силой хлопает себя по лбу.) Вот! Шампанское — тот же конь! В жилах пламя, а на морде пена. Конь в бутылке!
Хулио. Здорово! Ты молодец, Пабло! Куда мне до тебя!
Пабло. Правда, здорово? Обнимемся!
Хулио. Друзья навеки!
Пабло снова падает в кресло.
(Берет папку.) А теперь способен ты выслушать меня?
Пабло. Опять дела? Заставляешь меня работать? Да ведь поздно уже.
Хулио. Всего лишь несколько подписей. Такие господа, как ты, только ставят подписи… (Протягивает перо.) Вот тут.
Пабло. Сейчас нужно писать? Это я не могу. Мне еще надо поучиться…
Хулио. Ну что ты, подписываться не умеешь?
Пабло. Еще не совсем. Эта дура Марга выучила меня писать правой рукой. А важные бумаги надо подписывать левой!
Хулио. Левой? Какая чепуха! Кто тебе сказал?
Пабло. А вот, посмотри… В прошлом году отца ранило на охоте, и он с тех пор не владел правой рукой. Это в октябре случилось… а тут вот его подпись за ноябрь, за декабрь, за январь… Какой же он, значит, рукой подписывал? (Встает.) Вот и выходит, что ты еще не все знаешь. Молодой потому что. Выпьем?
Хулио. Нет.
Пабло. А вино-то крепкое. Ты белый, как бумага. Выходит, ты пьешь хуже, чем я! (Поет.)
Однако, убежден…
Дибирия-дин-дин…
Дибирия-дин-дин…
Входит тетя Матильда.
Матильда (решительно). Пабло! Ты считаешь возможным принимать гостей в таком виде? Иди наверх, подставь голову под кран, причешись, завяжи галстук…
Пабло. Иду, иду, не ворчи! Спасибо тебе, Хулио. В жизни так не веселился. (На лестнице.) Так ты не забывай! Важные бумаги — обязательно левой рукой, вот оно как!
Однако, убежден…
Дибирия-дин-дин,
Дибирия-дин-дин… (Уходит.)
Матильда. И не стыдно вам? Он ведь никогда не пил!
Хулио. Не волнуйтесь. У Пабло голова яснее, чем у нас с вами.
Матильда. Что это вы затеяли? Ролданы шагу не сделают без умысла, и эти умыслы — всегда дурные.
Хулио. Не устраивайте скандала, сеньора. Что подумают гости?
Действительно, в эту минуту из сада выходят гости со старшим Ролданом во главе.
Доктор Аугусто Перес Ролдан — дальний родственник Пабло со стороны матери, т. е. представитель линии, которую тетя Матильда назвала бы гнилой. Сеньор Ролдан — антрополог. Его избрали почетным членом все провинциальные академии, у которых нет более важных дел. Он педантичен, нуден, явно не привык к возражениям. Без сомнения, у него куча дипломов и медалей, но он не носит их и не показывает, чтобы они лучше сохранились.
Донья Лола де Перес Ролдан предпочитает называться Лулу — по ее мнению, это куда изысканнее и, главное, молодит ее. Она — супруга выдающегося ученого и чрезвычайно этим гордится, подобно всем сюсюкающим дамам ее типа.
Фифи, их дочь, все время хихикает, с очаровательно глупым видом, свойственным девицам, охотящимися за мужчинами. У нее амплуа дурочки.
Мне очень жаль, что приходится обнародовать эти маленькие семейные тайны, но бесполезно было бы пытаться их скрыть, потому что вы сами их сразу откроете.
Лулу. Матильда, душечка! Мы осмотрели всю усадьбу. Обворожительно!
Матильда. Спасибо.
Роланд. Это все чепуха! Вот посмотрели бы вы леса, выгоны, заповедники в горах!
Фифи. Ну, буквально, как во сне!
Профессор. А где наш молодой хозяин?
Матильда. Скоро придет. Он немного устал. Сейчас отнесу ему крепкого кофе. Надеюсь, вы меня простите?
Лулу. Ну, что за счеты!
Матильда. Хулио побудет с вами. Кажется, он большой знаток вин. Я скоро вернусь. (Выходит.)
Хулио. Херес? Портвейн?
Лулу. Нет ли у вас французских марок?
Хулио. Белое анжуйское?
Лулу. Все равно, только бы французское!
Хулио (наливает ей вина). А тебе какого, Фифи?
Фифи. Я из всех вин люблю ветчину! Хи-хи!.. (Берет сэндвич.)
Хулио. Вам, доктор?
Профессор. На ваше усмотрение. В данный момент меня занимает только один вопрос. Я хотел бы как можно скорее увидеть нашего молодого дикаря.
Хулио (наливает ему). Научный интерес?
Профессор. Удивительно счастливый случай. Книга о современном дикаре произведет сенсацию! Мне позавидовал бы сам Руссо.
Роланд. Не обольщайтесь. Год назад он, возможно, и был дикарем. Сейчас он вконец испорчен культурой.
Профессор. Сразу видно, что вы не специалист. Дайте мне проэкзаменовать его, и из-под наносного слоя сразу же выступят характерные черты первобытного человека.
Хулио. Какие же?
Профессор. Низменные: страсть к охоте, рыбной ловле и войне; тенденция к удвоению слогов; пристрастие к ярким, кричащим цветам и к блестящим предметам. И в особенности, болезненная склонность к истязаниям животных, свойственная таким детям.
Фифи. Я буквально умираю от любопытства. Но мне так страшно… Говорят, что когда он увидел женщину, он ее… укусил!
Лулу. Дурочка! Пабло немыслимо богат. И потом, твой отец утверждает, что в первобытный период только кусались. Поцелуй изобрели позже.
Роланд. Теперь он совершенно другой. Возможно, еще опасней, но совсем не буйный… улыбается, как пай-мальчик.
Профессор. Да, да, это опасно. Улыбающийся, смирный дикарь. Полинезийский тип.
Фифи. Нет, я просто уверена, что он по ночам лазит по деревьям и воет.
Профессор. Напрасно, дорогая. Именно так вел себя первобытный человек до открытия огня.
Лулу. Умоляю, не говори ужасов! Неужели нам представят гориллу в смокинге?
Профессор. Нет, нечто куда более занятное — рудимент первобытной культуры.
Роланд. Вам это кажется занятным?
Профессор. Исключительно! Жаль, что отец научил его говорить. Без речи он был бы идеальным экземпляром!
Хулио. Меня не интересует его научная ценность. Он унаследовал куда более ценные вещи.
Лулу. Унаследовал? Что же именно?
Хулио. То, что нам весьма на руку. (Раздельно.) Вы забыли, что отец двадцать лет был вне закона… и умер сумасшедшим.
Фифи (испугалась). Ой, не пускайте его сюда! Не пускайте, я закричу!
Лулу. Ты будешь делать то, что я скажу… Если он пригласит тебя в сад — пойдешь с ним в сад.
Фифи. Там темно! Он такой дикарь!
Лулу. В темноте все одинаковы. Будешь с ним мила, ясно? Если придется принести жертву… О, простите, сама не знаю, что говорю!..
Роланд. Тише!
По лестнице спускается тетя Анхелина.
Лулу. Анхелина, душенька! Мы как раз говорили о твоем племяннике… Фифи сгорает от нетерпения. Ах, молодость, молодость!..
Анхелина. Вот он идет!
На лестнице появляется Пабло. Он тщательно одет и причесан. Останавливается, немного растерян.
Гости тоже замирают, смотрят на него. Женщины невольно делают шаг назад.
Пабло. Добрый вечер, господа. (Спускается еще на две ступеньки.)
Женщины отступают еще на шаг и снова застывают.
Пауза. Входит тетя Матильда.
Матильда. Ну, все словно языка лишились. Иди сюда, сынок, я тебя представлю.
Пабло учтиво подходит к гостям.
Донья Лола де Перес Ролдан.
Лулу. О, просто тетя Лулу, пожалуйста!
Пабло. Очень рад, тетя Лулу! (Решительно обнимает ее.)
Матильда. Нет, не так! Женщин обнимать не надо. Им просто целуют руку.
Пабло. Простите. (Целует ей руку с изысканной непринужденностью.) Счастлив вас видеть, сеньора.
Лулу. О, прелестно, прелестно! Поздравляю вас с днем рождения. Двадцать пять, не так ли?
Пабло. Двадцать пять.
Лулу (вздыхает). О, какой очаровательный возраст! Мне было двадцать пять десять лет назад… Но, увы, пришлось смириться!.. Фифи, моя дочь.
Пабло (тете Матильде). Поцеловать руку?
Лулу. Нет, нет! Она — ваша кузина. Если хотите, поцелуйте ее в лобик.
Фифи (вскрикивает). Ой, нет!
Пабло. Кажется, поцелуй в лоб не устраивает Фифи. Наверное, она любит, чтобы ее целовали в другие места.
Матильда. Просто дай Фифи руку.
Пабло. С удовольствием. (Сильно пожимает ей руку.)
Фифи подавляет легкий крик, машет пальчиками.
Анхелина. Не сердись на него. Он еще не научился справляться со своей силой.
Пабло. Значит, тебя зовут Фифи? Странное имя. Почему тебя так назвали?
Фифи. Меня зовут просто Хосефина, а мама говорит —
Фифи звучит изысканней. Хи-хи!
Лулу. Фифи только о вас и твердит. Потом вы пойдете погулять, да, девочка?
Фифи. Да, мамочка.
Матильда. Доктор Аугусто Перес Ролдан, профессор какой-то непонятной науки…
Профессор. Антропологии, сеньора.
Матильда. Ну, понятней не стало. Профессор антропологии. Член всяких академий.
Профессор. Очень рад, очень рад.
Пабло. И я рад, профессор. (Обнимает его сильнее, чем допустимо для антрополога.)
Анхелина. Не так крепко, дорогой, ты задушишь профессора.
Тети предлагают вина, закуски. Гости — одни сидят, другие стоят, но никто еще не подошел к столу.
Пабло. Значит, антропология… А что это такое?
Профессор. Очень простая вещь: наука, изучающая человека.
Пабло. Всего-то? Проще простого!
Лулу. Профессор — блестящий ученый. Он пишет книг. У него сорок клеток с обезьянами.
Пабло. Сорок клеток с обезьянами, чтобы изучать человека?
Профессор. Вот именно. Я не стану утверждать — как утверждали в прошлом веке — что они являются нашими предками, но позволю себе назвать их нашими бедными родственниками.
Лулу. Вам будет очень интересно послушать, что думает профессор об обезьянах. Они заперты в подвале, а в лаборатории производятся опыты — профессор делает им разные уколы и смотрит, что получится.
Пабло. Уколы? Тогда мне кажется, интереснее послушать, что думают обезьяны о профессоре.
Профессор (смеется несколько вымученно). Превосходно, превосходно!.. Не правда ли, какая прелестная непосредственность. Полинезийский тип.
Пабло (к Фифи). Виски?
Фифи. Все, что хочешь, кузен. Ой, прости, я сказала «ты». Понимаешь. Ты мне очень, очень нравишься! Хи-хи!
Матильда. Фифи сказала тебе любезность. Разве тебе нечего ей сказать?
Пабло. Славненькая! Вам, Лулу?
Лулу. О, я не пью.
Пабло. Вы француженка?
Лулу. О, нет. Я просто женщина со вкусом. У нас все так грубы. А по-французски даже самое грубое слово звучит обворожительно…
Профессор. Разрешите задать вам несколько вопросов?
Пабло. Пожалуйста, профессор.
Профессор (вооружается блокнотом). Вас не побеспокоит, если я буду кое-что записывать?
Пабло. Я счастлив. Спрашивайте, спрашивайте. (Садится на стол боком, наливает себе виски, отвечая на вопросы, берет с тарелок то одно, то другое и ест.)
Профессор. Ваш любимый спорт?
Пабло. Ну, это просто. Охота и рыбная ловля.
Профессор (торжествующе). Говорил я вам!.. Основные пристрастия первобытного человека. (Записывает.) И без всякого сомнения, еще одна страсть — война.
Пабло. Нет, нет! Куда мне? Я просто жалки дикарь. Войной занимаются люди цивилизованные.
Профессор. Превосходно, превосходно!
Пабло. Благодарю, профессор.
Профессор. Нравятся вам яркие краски?
Пабло. Да.
Профессор. Блестящие предметы?
Пабло. Очень нравятся.
Профессор. Так я и думал. (Записывает.) Какие именно блестящие предметы нравятся вам больше всего? Стеклянные бусы, блестки?
Пабло (просто). Звезды и глаза женщин.
Анхелина (сияя от гордости). Запишите, профессор, запишите!
Лулу. Фифи! Не правда ли, прелестно?
Фифи. Прелестно! Когда мы пойдем в сад?
Профессор. Позже, дети, позже! Сейчас им занимаюсь я. (К Пабло.) Какие слова нравятся вам: длинные или короткие?
Пабло. Короткие.
Профессор. Так, так, хорошо. (Пишет.) С тенденцией к повтору слогов, не правда ли?
Пабло. Простите?..
Профессор. Я имею в виду явление, наблюдаемое в речи детей. Утку они обозначают звуковым комплексом: «кря-кря», а колокола — «бум-бум».
Пабло. Нет, я никогда не слышал таких слов. Только сегодня узнал, в первый раз: «да», «нет», «Фифи», «О, Лулу»!
Матильда. Записывайте, профессор, записывайте!
Лулу (гневно поднимается). Это грубо!
Хулио (спешит вмешаться). Ну, не принимайте всерьез…
Роланд. Не лучше ли прекратить этот опыт и спокойно поужинать?
Профессор. Он это нарочно сказал.
Лулу. Ты согласен слушать, как оскорбляют твою семью?
Фифи (встает). Идем, папа. Наш автомобиль открыт, а шофер говори, что будет дождь.
Пабло. Да, мне тоже кажется, что сегодня без бури не обойдется. (Играет с ножом, подбрасывает его.)
Профессор. Прошу вас, господа, садитесь.
Роланд. Оставьте его, профессор, лучше будет.
Пабло (с трудом сдерживаясь). Я спокоен. Спрашивайте.
Все садятся. Ждут. Молчат. Только Анхелина тщетно ищет убежище в «Венском лесу».
Не до Штрауса, тетя. Спрашивайте, профессор.
Профессор. Без всякого сомнения, вы привязаны к своим лошадям и собакам…
Пабло. Я их люблю.
Профессор. Вполне естественно — они приносят вам пользу. Но в глубине души не испытываете ли вы временами детской потребности мучить их?
Пабло. Мучить животных? Нет, профессор. Но мне кажется, вам это доставляет немалое удовольствие.
Профессор (бледнея). Должен ли я расценивать эти слова как оскорбление?
Пабло. Вам не вполне ясно? Ну, спрашивайте еще! Ну?
Матильда (в ужасе поднимается). Не надо, дорогой… Не надо! Хватит! Замолчи!
Анхелина (в первый раз восстает против старшей сестры). Сама ты замолчи! Покажи ему, сынок! Покажи ему, как следует!
Все вскакивают, кричат, перебивая друг друга.
Роланд. Спокойней, господа…
Лулу. Я требую извинений! Немедленно!
Фифи. Идем, папа! Он сейчас завоет!
Хулио. Ты понимаешь, что ты наделал?
Профессор. Успокойтесь, друзья мои! Замолчите во имя науки!
Лулу. Молчите, говорю вам. Не придавайте значения вспышке ярости. Ярость — не что иное, как особая реакция адреналина.
Пабло (возбуждаясь все больше). Вот так наука! Человек отдает жизнь за прекрасное будущее… воздвигает собор… сходит с ума от любви!.. Ничего, господа, не придавайте значения! Это просто реакция адреналина. С чем же вступает в реакцию адреналин, профессор?
Профессор. С инсулином. А если положение опасно — с сахаром.
Пабло. Мы спасены! Сахару — сильным и смелым! Сахару — племенам и народам! В сахаре — спасение человечества!
На крики Пабло выходит Марга. Она одета к ужину.
Останавливается, удивленно смотрит на всех.
Кидается к Пабло, чтобы успокоить его.
Марга. Пабло! Пабло, дорогой! Перестань!
Пабло. Вот они, твои цивилизованные люди! Вот на какую свалку ты хотела меня затащить!
Марга. Что они тебе сделали?
Пабло. Посмотри на них! Как будто мужчины и женщины! Верно? Нет! Это марионетки! Потянешь за веревочку — слезы, потянешь за другую — смех, потянешь за третью — поклоны. (Отвешивает шутовские поклоны.)
Марга. Я не знаю, что тут произошло. Но — уйдите отсюда, прошу вас!
Лулу. Да, тут нам делать нечего. Позор!
Пабло. Стойте! Вы ведь пришли в балаган полюбоваться на человека-зверя! Внимание! Представление начинается! Только сейчас дикарь сам будет вести программу! (Хватает колокольчик, орет.) Эусебьо! Эусебьо!
Марга (обнимает его). Пабло, ради всего святого!
Пабло (резко отталкивает ее, звонит в колокольчик, как ярмарочный зазывала). Пусти! Заходите, господа, заходите! Начинаем представление с танцами и пением! Театр марионеток! (Поет.) А вот наш коронный номер. Заходите, господа, не пожалеете! Покажем вам знаменитую сказку про Али-Бабу и сорок Ролданов!
Хулио (выступает вперед). Прекрати!
Пабло (весело, зло, вызывающе звонит в колокольчик). Вот! Наконец-то пришел человек! Эй, ты! Не видишь — мне надо, чтобы человек мне ответил! Давай, отвечай!
Хулио делает шаг вперед. Марга становится между ними.
Марга. Нет. Сейчас с ним могу говорить только я.
Роланд. Оставьте его! Он не в себе!
Пабло. Жаль. Думал, что встретил человека. Ложная тревога. Смотри на них, Марга! Вот они какие, марионетки! Только меня им не затащить в свой сахарный мир! (Орет.) Эусебьо! Эусебьо!
Входит Эусебьо.
Эусебьо. Сеньор!
Пабло. Седлай двух коней!
Эусебьо скрывается.
А вы все — вон! Встречу во дворе — отстегаю! (Бежит к лестнице, срывая смокинг.) Все вы — мусор! ( Взбегает по лестнице, скрывается.)
Марга. Скорблю о происшедшем, господа. Прошу у вас прощения от его имени.
Лулу. Поздно спохватились. Поздравляю с прекрасным учеником. Идем, Аугусто!
Фифи. Зачем мы сюда пошли? Какой-то сумасшедший!
Роланд. Рано или поздно это должно было случиться. Наследственность!
Хулио. Знаете, профессор, вот это действительно представляет интерес.
Матильда. Вы сами виноваты. Вы хотели над ним посмеяться.
Анхелина. Простите его. Он ведь никогда раньше не пил.
Профессор. Извинения бесполезны. Когда в доме находится бешеный зверь, его надо держать взаперти. Идем.
Марга. Проводите их, Матильда. И вы, Анхелина. Я должна с ним поговорить.
Все выходят. За сценой замирают возмущенные голоса.
Марга глядит вслед гостям, потом бежит по лестнице.
Ей преграждает путь Хулио.
Хулио. Сперва ты должна поговорить со мной.
Марга. К чему это? Теперь мне все равно, что бы ты ни сказала.
Хулио. А если я скажу ему?
Марга. Тоже все равно. Если ты поставил на эту карту, ты проиграл.
Хулио. Неужели ты будешь утверждать, что не влюблена в него?
Марга. Я его люблю.
Хулио. И не боишься потерять? Или, может быть, ты считаешь, что я буду молчать и теперь?
Марга. Тебе незачем с ним говорить. Все, что ему надо узнать, он услышит сейчас от меня.
Хулио. Не верю. Ты мне и тогда говорила, что не способна лгать. А чем же ты занималась все это время?
Марга. Странным, непривычным делом — я была счастлива.
Хулио. Ну и будь счастлива, если хочешь. А если не хочешь… Срок истекает сегодня.
Марга. Я знаю, я ждала… Так страшно было… Только… очень хорошо закрыть глаза, забыть, удерживать счастье… Знаешь, как дети откусывают хлеб по маленькому кусочку — в больших семьях?
Хулио. А завтра?
Марга. Мне все равно, что будет завтра. Я привыкла голодать.
Хулио. Подумай еще раз. Если ты мне не поможешь… У меня не осталось выбора. Может быть, ему будет хуже, чем ты предполагаешь.
Марга. Хуже, чем разлука?
Хулио. Гораздо хуже. Этот приступ буйства весьма показателен. Профессор будет превосходным свидетелем.
Марга (отступая в страхе). Что ты хочешь сказать?
Хулио. То самое, что ты подумала.
Марга. Нет!
Хулио. Он провел двадцать лет с невменяемым человеком. Нетрудно упрятать в сумасшедший дом того, кто беседует с птицами и видит Бога в блеске молний.
Марга. Нет! Я не разрешу! Я буду кричать!
Хулио. Почему бы ему не повторить судьбу отца? Разве с тобой не произошло то же самое, что с его матерью?
Марга. Подлец! (Хочет ударить его.)
Хулио (хватает ее за руку). Все зависит от тебя. Решай, Маргарита! Решай сейчас же!
На лестнице появляется Пабло. Он в охотничьих
сапогах, натягивает куртку. Видит Маргу и Хулио.
Одним прыжком оказывается возле них.
Пабло. Убери руку! (Хватает кочергу.) Что Марга должна решать? Ну?
Марга (становится между ними). Пабло! Ради Бога!
Пабло. Говори!
Хулио. Зачем же мне говорить? Пусть говорит Марга. Правда, Марга?
Марга. Да, Хулио. Я скажу. Только уйди отсюда, пока не поздно.
Хулио. Послушай ее, Пабло. История эта не нова, но представляет интерес. Доброй ночи. (Выходит.)
Пабло. Почему ты его защитила?
Марга. Не его. Я тебя защитила. Ты мог его убить.
Пабло. Что же это за старая интересная история?
Марга. Слушай меня, Пабло. Мне легче отдать жизнь, чем причинить тебе боль. Но я не хочу, чтобы ложь стояла между нами. Он был моим любовником.
Пабло (пошатнулся, как от удара, из рук выпала кочерга). Что ты сказала?.. Нет… Не может быть… Я не так расслышал…
Марга. Я знаю, дорогой. Мне тоже кажется, что этого не может быть. Мне отвратителен этот человек. Но… он был моим любовником.
Пабло. Нет, Марга! (Глухо.) Скажи, что завтра не взойдет солнце… Скажи, что сейчас погаснет Вселенная… Я поверю. Только не это!
Марга. К чему молчать! Ты бы все равно узнал. Лучше, чтоб от меня. Так — чище.
Пабло. Значит, это правда. Ты — святая. Ты — единственная. Значит, и ты тоже…
Марга. Да, дорогой. К несчастью, я тоже.
Пабло. Ты мне так просто это говоришь!
Марга. Мне нечего стыдиться. Мне так же больно, как и тебе, но я ни в чем не виновата. И не прошу у тебя прощения.
Пабло. Хорошо. (Отворачивается.) Тогда зачем седлать двух коней? Одного достаточно.
Марга. Это было очень давно! Я тогда училась, никого у меня не было!
Пабло. Прекрати! Я не прошу объяснений.
Марга. Я не объясняю. Я прощаюсь с тобой.
Пабло. Можешь не прощаться. Синие глаза, зеленые глаза… Аделаида, Марга — мне-то что? Все вы хороши, чтобы погубить человека!
Марга. Пабло, послушай меня!..
Пабло. Зачем? Нам говорить не о чем. Вот — дверь!
Марга. Тебе незачем выгонять меня. Пинком, как собаку. Мой багаж уложен.
Пабло. Чего же ты хочешь?
Марга. Я просто хочу проститься с тобой хорошо.
Пабло. Не теряй времени даром. Ну, живо! Хулио еще здесь.
Марга. Нет. Не можешь понять — уходи. Ты не имеешь права оскорблять меня.
Пабло. Пошла вон! Слышала, я не хочу свалки в моем доме!
Марга (все смелее и тверже). Сначала выслушай меня. Не кричи, сейчас ты гораздо ниже, чем я. Такой маленький — даже жалко тебя, Пабло. Жалко и стыдно за тебя.
Пабло. Марга, мне надо стыдиться? Так, что ли?
Марга. Да, тебе. Сильный человек, свободный человек, чистый человек… Я тобой восхищалась, а ты все сразу разрушил. К чему тебе твоя сила? Чтобы обидеть женщину? К чему тебе твоя свобода? Чтобы отнять у меня мою? А твоя хваленая чистота… Посмотри на себя — наполовину зверь, наполовину марионетка. Животная злоба, как там, наверху, и дурацкие предрассудки, как там, внизу.
Пабло. Ты сделала меня таким. Можешь гордиться.
Марга. Да, ты прав. Я хотела дать тебе душу, великую, как твоя сила. И не смогла. Ты — самое страшное поражение в моей жизни. Во всяком случае, если кто-нибудь не выполнил долг, то это не я!
Пабло. Я никому ничего не должен! Если тебе кажется, что тебе недоплатили — зайди в контору, там рассчитаются.
Марга. Этого я не ждала. Удар, недостойный тебя. Ну, если хочешь меня оскорблять, говори еще. Прикажи осмотреть мои чемоданы! Я ведь могу что-нибудь унести, как вороватая служанка. Ты пересчитал фамильные драгоценности? А серебряные ложечки?
Пабло. Меня не интересует, что ты унесешь. Я привык, что все обкрадывают меня.
Марга. Ты привык? Ну что ж, проверь, вся ли кровь твоя при тебе. Я уношу лучшее, что есть в твоем доме. Я уношу ребенка.
Пабло (резко оборачивается). Ребенка? Моего ребенка?
Марга. Кто дал тебе право звать его своим? От тебя — только инстинкт. Душа — от меня. Это мой ребенок, я никому его не отдам!
Пабло. Стой! Хочешь меня привязать?
Марга. Пусти!
Пабло. Нет, не пущу! Ты уйдешь потом, одна. (Отталкивает ее.) Все повторится. Ты — туда, к своим марионеткам. А мой детеныш будет со мной в горах, наверху.
Марга. Нет, это мой ребенок! Великое дело моей жизни. Все лучшее от тебя, все лучшее от меня!.. Не зверь и не марионетка! Человек! Слышишь? Я буду матерью человека! (Падает.)
Пабло (бросается к ней). Марга! Марга! (Обнимает ее, поднимает и несет к дивану.) Посмотри на меня! Я не помнил, что говорил… (Опускается на колени, целует ей руки.) Посмотри на меня! Ну, презирай меня, только посмотри! Оскорби меня, только скажи что-нибудь! Марга! Марга!
Она не двигается. И все лампы внезапно гаснут.
Свет только от канделябров и от огня в камине.
Ветер распахнул окно. Пабло охватывает животный страх перед неведомым, ворвавшимся в его детский горный мир.
Что ж!.. Не двигается, не смотрит… Какой-то холод ворвался сюда… (Встает, весь дрожит, но становится перед ней, защищая ее.) Нет! Только не смерть! Я отдам жизнь, или пусть мы умрем вместе!.. Только не оставляй меня одного. Я не могу остаться один, я ведь узнал тебя! Я никогда уже не смогу быть один!..
Молния, гром. Пабло, ослепленный вспышкой света, резко поворачивается.
Спасибо тебе, Господи! Спасибо тебе!
Марга (медленно приходит в себя). Пабло, дорогой мой…
Пабло. Я с тобой, Марга! Навсегда с тобой!
Марга. Не оставляй меня… Я не могу… Это — как смерть.
Пабло. Не бойся, Смерть не посмеет. Ибо в тебе — Жизнь. И то третье слово. Ты никогда не говорила его.
Марга (нежно и сильно прижимает к себе его голову, гладит). Любовь. Любовь. Любовь.
Конец