М. г.
Никогда еще, по моему мнению, Англия не была так достойна удивления, как в течение нынешнего года. Одного Вавилонского предприятия всемирной выставки в хрустальном дворце, доказавшего что Лондон есть истинная и всеми признанная столица всемирной промышленности, было бы достаточно для поглощения всего внимания и всех умственных сил всякого другого народа; но очевидно, что Англия стоит выше своих собственных промышленных чудес. Ее волнуют интересы более важные, ее духовная энергия возбуждается более возвышенными помыслами. Европа в суете своих материальных забот и стремлений, не понимает этой духовной жизни, или точнее: той жажды духовной жизни, которая выражается агитациями по поводу дела Горгама и папского вопроса. Над первым почти везде смеялись, как над чем-то детским, недостойным образованной нации; второе же сочли таким же ребячеством и признаком болезненного самолюбия Англичан и Англиканской Церкви в особенности. Я недавно слышал разговор Француза с одним из моих соотечественником. Они сошлись в следующем, глубокомысленном заключении: самолюбие всех народов, оскорбленное сравнением с Англией, теперь может утешиться; Англия, эта земля чудес, до того безрассудна, что толкует в продолжении целых месяцев о догматическом помешательстве приходского священника и о пустых, ничего незначащих титулах каких-нибудь двенадцати епископов.
Конечно, такого рода мнения доказываюсь лишь, как невысоко в умственном отношении стоят лица, провозглашающая их; однако нельзя не признать, что форма, принятая религиозными движениями в Англии, много способствовала скрытию истинной важности спорных вопросов. Мне кажется даже, что эта форма обманывает и большинство ваших соотечественников, и что они рады обману, дозволяющему им укрыться от неизбежной встречи с истинным вопросом, от необходимости стать к нему лицом к лицу и признать его значение и важность. А все-таки вопрос не может быть устранен.
Дело Горгама приняло форму спора о юрисдикции; в папском вопросе спор шел о титулах; но в том и другом форма не более как предлог. Горгамский вопрос, в сущности, ничто иное как несогласие, распря между пресвитером и епископом по поводу сомнительного богословского мнения; это возобновление старой нелепости opus operans и opus operatum. Основание богословского мнения, единственное обстоятельство, которое могло придать ему некоторое значение, это вопрос о том: подвергаются ли некрещенные младенцы вечному осуждению (согласно с мнимо-кротким, но в сущности жестоким учением Августина), или можно считать их спасенными, согласно с духом истинного милосердия, которое выражается в Евангелии? Вопрос этот — дело одного любопытства; на него решительно не найдется ответа ни в откровении, ни в предании; он был окончательно затемнен умствованиями схоластической науки, или скорее, схоластического невежества. Решение гражданской власти, по моему мнению, очень благоразумно. Но этим же самым решением допускается и устанавливается, как закон, что магистратура судит вопросы церковной дисциплины, и, что еще важнее, этим решением признается, что сомнения о догматах, возникшие в средине Церкви, могут быть устраняемы гражданскою властью, прежде чем решит их сама Церковь. Это уже чисто Прусское Протестантство. Если Церковь примет это решение, то она тем самым объявит себя вполне Протестантскою, вполне некафолическою и, по неизбежной необходимости, впадает в Немецкий рационализм. Нападение со стороны папы, в сущности, еще ничтожнее вопроса о крещении. Папа имеет несомненное право посвящать епископов для Ирландии; в продолжение многих лет он имел de facto право управлять церковными делами всего Римско-католического населения Англии; теперь ему рассудилось назначить своим уполномоченным местопребывание в Англии и дать им соответственный титул. Где тут опасность? В чем заключается оскорбление? Титул, по местности, может иметь значение для Церкви, определяющей себя географически, для Римской Церкви; но для Англии, как государства, для Англичан, как христиан, могут ли эти фантастические притязания иметь какое-нибудь значение? Если бы Якобитский патриарх вздумал прислать в Англию 12 епископов, облеченных самыми громкими титулами, то неужели их бы также встретили с криком негодования? Дружный неудержимый хохот был бы конечно единственным им приветствием. В чем же разница? А впечатление, в первом случае, совсем иное, и причина этого очевидна. Церковь в Англии, или, по крайней мере, значительная часть ее хотя и разорвала узы, подчинявшие ее Риму, однако, чувствуя себя беспрестанно угрожаемою Ультрапротестантством, крепко стоит за призрак кафоличности, в тайной надежде, что авось либо когда-нибудь состоится сделка, которая даст Англиканцам право утверждать, что они всегда держались предания и никогда не были вполне отчуждены от одной из первобытных Церквей. Теперь, Рим отвергает их решительно; Рим доказал, что он отрицает их существование как Церкви, или точнее: не хочет о нем знать. Таким образом они чувствуют себя отброшенными силою в Протестантство (по их понятиям — убийственное для всякой религии), или же вынужденными признать, что Англиканство есть не церковь, а простое учреждение. Вот, кажется, единственный ключ к религиозным волнениям, происходившим в течение последних месяцев. Англия почувствовала, что Англиканство, в теперешнем его виде, удержаться не может. Та скорбь, то глубокое потрясение, с которыми сознала это Англия (хотя правда не признаваясь в этом), приносит великую честь искренности и силе ее религиозных потребностей.
И Английское и Римское правительства сделали все, что могли, чтоб выяснить вопрос, и оба были поняты. В непродолжительное время совершилось много отпадений в Латинство; об них много говорили. Переходы в Ультрапротестантство, хотя они и остались незамеченными, были еще чаще. Те, которые стремятся к Кафоличеству, чувствуют, что обрывки преданий, произвольно набранных, без последовательности и власти, и беспрестанно подвергаемых сомнениям, не могут составить кафолической Церкви. Те, которые требуют полной свободы Протестантства, чувствуют, что свобода, ограниченная остатками преданий и авторитетов, не есть истинное Протестантство. Всякий тянет в свою сторону, и никого нельзя обвинить. Положение Англиканства теперь совершенно определилось. Это узкая земляная насыпь, сомнительной устойчивости, о которую с двух сторон ударяют волны Романизма и Протестантства и которая с обеих сторон быстро осыпается в неизмеримые глубины. Такое положение долго продержаться не может. Но где же из него выход?
Романизм есть противная природе тирания. Протестантство есть беззаконный бунт. Ни того ни другого признать нельзя: но где же единство без самовластия? Где свобода без бунта? И то и другое находится в древнем, непрерывающемся, неизменившемся предании Церкви. Там единство, облеченное большею властью, чем деспотизм Ватикана: ибо оно основано на силе взаимной любви. Там свобода более независимая, чем безначалие Протестантства: ибо ею править смирение взаимной любви. — Вот твердыня и убежище!
В девятом веке Рим разорвал святой союз любви и впал в то догматическое заблуждение, которое вы сами так откровенно признали и так сильно опровергли. Болезнь христианского мира должна быть излечена. Почему бы Англии не положить начала этому желанному излечению? Чем опаснее становится положение Англиканской Церкви, тем настойчивее призываются ее члены к делу возрождения. Конечно, на первое время, нельзя надеяться на сочувствие всех Англиканцев, ни даже большинства. В Англии, как и везде, большинство раболепствует пред неверием, мирскими заботами, невежеством, предубеждениями, привычками и ленью. Но сила Божия не в числительности совершается. Пусть хоть немногие заговорят решительно, и хотя бы их было и не более, чем первых Апостолов, все же они могут, подобно первым учителям Христианства, положить начало быстрому течению духовных побед. Я считаю теперешнее время особенно благоприятным именно потому, что оно крайне опасно, и потому, что опасность стала так ощутительна.
Надеюсь, что вы не осудите откровенности моей речи. Я не могу говорить об Англиканской Церкви без глубокого и искреннего волнения. Я жалею о теперешнем ее положении, но источником надежды служит мне рвение, одушевляющее членов этой Церкви, в деле распространения имени Христова по всему миру. Да обретут они у себя дома и для себя самих тот мир душевный и ту духовную радость, которую они стараются распространять в отдаленных племенах.
6 июня 1851.