Морис Серван был молодой человек, лет двадцати шести, средняго роста. С перваго взгляда нельзя было не быть пораженным его наружностью. По странной случайности, редкой у мущин, его волосы и борода были того цвета, который встречается только у очень молодых девушек и называется пепельным.
Первые лучи утра давали его волосам серебристый оттенок; черты лица его были тонки и красивы, нос длинный, губы немного толстые. Но что придавало особенную странность его лицу, это большие черные глаза с темными ресницами. Когда он устремлял на кого–нибудь свой взгляд, то казалось, что он одарен сверхестественным могуществом. Это было какое–то очарование, против котораго с трудом можно было устоять; да и к чему? Ничто в этом прекрасном лице не внушало недоверия, напротив того, возбуждало симпатию и Морис, мы это увидим впоследствии, был любим всеми знавшими его.
Между тем Люсиен, который в качестве медика был немного раздосадован, что не сразу угадал истину, поспешно подошел к трупу и разсматривал рану, указанную Морисом.
В верхней части спины, как раз по средине, была рана шириною не более сантиметра.
— Я сейчас предупрежу суд, сказал начальник станции.
— Я взял на себя, сказал кланяясь Морис, предупредить ваше желание. Я хотел ехать в Аррас, когда мне сказали об этом…. случае. Я отложил на завтра мою поездку и отправил в моем экипаже человека, который вероятно не замедлит привезти господина Даблэна….
Викторин в свою очередь почувствовал себя уколотым; положительно этот Серван не позволял никому исполнять своих обязанностей.
В ожидании судебнаго следователя, Викторин вместе с коммисаром делал множество предположений, одно другаго невероятнее. Начальник станции был очень доволен, что такое важное событие произошло около его станции и чуть что не говорил, что он в восторге, что совершено убийство.
Случай! фи! это бывает каждый день. Но преступление, о, это другое дело, это привлекает всеобщее внимание. Это был случай отправить в правление донесение о происшествии, не забыв прабавить:
"Я беру на себя смелость воспользоваться этим случаем, чтобы напомнить гг. членам правления, что мои заслуги и т. д."
Что касается до коммисара, то он с самым глубокомысленным видом слушал фанстастические предположения своего собеседника. Только в одном обстоятельстве он был вполне согласен с ним, это в тех выгодах, которыя мог доставить им этот случай.
Один Морис Серван стеснял их.
Этот несносный позволил себе увидеть то, что коммисару следовало заметить первому.
Существуют люди, которые постоянно мешаются в то, что до них не касается.
В это время Морис подошел к доктору и разспрашивал его о малейших подробностях приключения.
Люсиен Бошан, таково было имя доктора, был с детства другом Мориса Серван. Они были воспитаны вместе и получили одинаковое образование. Только за несколько лет до этого, обстоятельства разлучили их.
Бошан занимался практикой в Амиене, тогда как Морис, богатство котораго давало ему независимое положение, путешествовал, изучая различныя страны с умом и проницательностью, которые ничто не останавливало.
— Но почему ты здесь? спрашивал его Люсиен.
— Я уже два месяца живу здесь.
— А я ничего об этом не знал! Почему ты не дал мне знать, не приехал ко мне?
— По очень простой причине, потому что я не знал что ты в Амиене
— Ты значит живешь не в городе?…
— Я тебя понимаю. Действительно, если бы я жил в Амиене, то известность доктора Бошан….
— Я тебе запрещаю смеяться надо мной.
— Тем более, что это было–бы плохое доказательство моего удовольствия тебя видеть. Я не забыл нашей дружбы.
— Обясни мне в таком случае почему я ничего не слыхал о тебе?…
— Потому что я живу отшельником.
— Где это?
— В одном соседнем замке…
— Который называется?
— Ты очень любопытен.
— А! а! сказал смеясь Люсиен, вижу, я угадываю…. Ты прячешься в какое–нибудь очаровательное гнездышко, чтобы скрывать твое счастье.
— Не совсем… потому что я тоже угадываю, что ты хочешь сказать… и чтобы сразу положить конец твоим предположениям я скажу тебе название. Я провожу время в замке Листаль….
— Я уже слышал эту фамилию. Не правда–ли, она принадлежит одному аристократу стариннаго рода, который заключил немного неравный брак?…
— Да и нет; я тебе это обясню в последствии; мне кажется, что я слышу голос Даблэна и мы обязаны заняться делом.
Разговаривая, молодые люди отошли от станции; когда они возвращались, Люсиен взял за руку Мориса и сказал, глядя ему в глаза:
— Сознайся, что ты влюблен.
— Нет… я люблю… и это большая разница.
— Но это гораздо лучше.
— Я знаю!
Между тем коммисар и начальник станции вели усердные разговоры с судебным следователем.
Даблэн был маленький человек, худой, подвижный, деятельный, благородный во всех отношениях и уважаемый, как он того заслуживал. Заметив Мориса, он поспешно пошел к нему на встречу протянув руки.
— А! любезный Серван, я очень рад, что вижу вас здесь…. и вы меня не оставите, не правда–ли? Вы первый догадались об этом деле…
— Вы говорите об ударе ножем….
— Конечно, об этом, и г. Викторин мне точно разсказал все происшедшее…. Но войдите сюда, мы поговорим.
Труп был положен в залу, принадлежавшую к складам товара.
Викторин, коммисар, Люсиен, Морис и Даблэн вошли в нее.
— Господа, сказал следователь, вы не удивитесь, если я прежде всего соглашусь с мнением господина Сервана…. Будет слишком долго разсказывать, по какому течению обстоятельств я узнал на сколько простой следователь может извлечь пользы из его замечаний.
— Пощадите мою скромность, сказал, смеясь, Морис.
Маленький следователь выпрямился.
— Нисколько! нисколько! я знаю, что говорю… Вы дикарь, вы индеец… по проницательности, конечно. Скажите мне скорее, что вы знаете обо всем этом деле…
— Но я ровно ничего не знаю…
Коммисар счел своим долгом вмешаться.
— Господин Серван не имел времени собрать сведений, сказал он.
Морис слегка вздрогнул. Можно было подумать, что горячий конь почувствовал шпоры… В словах коммисара слышалось некоторое насмешливое недоверие. Морис встал и подошел к трупу.
— Я думаю, сказал он, если господин Даблэн даст мне позволение, что труп следовало бы раздеть.
— Сделайте это! приказал судья.
Покойник был одет в теплое платье: на нем было надето толстое драповое пальто. На рубашке, также как и на остальном белье, не было никакой метки.
— Первое, что нам следует узнать, сказал Морис, это то, кто этот человек. Сейчас заметно, что его одежда не французскаго покроя, в особенности я обращу ваше внимание на сапоги, они, по всей вероятности, куплены или в Англии, или в Соединенных Штатах.
В кармане жилета лежали большие медные часы. Морис открыл крышку.
— Посмотрите: Бенсон Стрэнд. Это, во–первых, указывает на английское происхождение жертвы. Впрочем, я сделаю только одно замечание. Эти медные часы хотя и фабрикуются в Англии, но очень редко там продаются. Это, преимущественно, товар вывозный. Покойник ехал из Лондона, как показывает билет, но я думаю, — это, конечно, только мое предположение, — я думаю, что он должен был ехать из Ливерпуля, куда его привезло какое–нибудь американское судно…
— Это только предположение, как вы сами говорите, прервал опять коммисар, который с сожалением видел это вторжение в его область занятий. Уверены–ли вы в этом?
— Потрудитесь понюхать эту одежду, сказал, улыбаясь, Морис, и вы легко услышите, что она пропитана запахом корабля, которым она, конечно, не могла так пропитаться во время переезда из Дувра в Калэ.
— А вот, что еще более подтверждает ваше предположение, прибавил Даблэн, и говоря это, он вынул из кармана панталон черноватую массу, в которой, с перваго взгляда, можно было узнать табак для жеванья. Это уже вполне принадлежность американца!
— Лице его также носит на себе этот американский отпечаток, продолжал Морис, по американски подстрижена его борода… Поэтому, по моему мнению, мы имеем достаточно признаков, чтобы согласиться на счет национальности жертвы… А вот, взгляните, продолжал он, это отнимает последния сомнения, и он указал на клеймо на пальто, на котором значилось: "Давид и К°, 296, Бродвэй, Нью—иорк".
— Вы правы, сказал, наконец, коммисар, не находя никаких доказательств против очевидности.
— Продолжайте, сказал Даблэн.
Морис подумал несколько мгновений.
— Точно также как и я, начал он, вы должны были заметить одно очень странное обстоятельство. Человек, совершивший такое продолжительное путешествие, не имеет при себе ни бумаг, ни денег. Подобная небрежность невозможна. Она должна иметь обяснение.
— Вероятно, деньги и бумаги были в руках исчезнувшаго спутника.
— Скажите лучше, убийцы…. Но мне кажется, что тут есть другое обстоятельство. Это платье не ново и может дать нам драгоценныя указания.
Морис разложил на столе пальто убитаго; оно было сделано из черной, довольно толстой и косматой материи.
— Следите за моим пальцем, сказал он. Вы видите, начиная от плеча, эту линию, которая более всего заметно на плече, и которая проходит наискось по спине и по груди. На этой линии драп вытерт.
— Что же вы из этого выводите?… с любопытством спросили слушатели.
— Я из этого вывожу то, что покойник носил через плечо сумку на ремне.
— И что эта сумка украдена.
— Да, именно так.
— Но этот удар ножа?
— Здесь, как мне это вполне справедливо заметил господин коммисар, мы принуждены руководствоваться единственно только предположениями. Но тем не менее, позвольте мне обяснить, что я считаю возможным. Допустив, что эти два человека путешествовали вместе, что доказывает присутствие двух билетов, надо прежде всего спросить себя, почему они желали выскочить из вагона? Потому что вы не можете ни минуты предположить, чтобы он мог быть убит в поезде. Самое место раны уничтожает это предположение. В минуту получения удара, он был обращен спиной к товарищу. Между тем очевидно, что в вагоне он сидел прислонясь спиною к спинке скамейки. Значит эти два путешественника решились выскочить из поезда во время хода. Что могло принудить их к этому? никто не в состоянии этого угадать! Но вот что, по моему мнению, должно было произойти. Убитый вышел, по всей вероятности, первый и стоял на подножке. Другой встал вслед за ним и в ту минуту, как первый хотел броситься вперед, второй нанес ему этот удар ножем…. Взял–ли он перед этим сумку, под предлогом того, чтобы предоставить первому большую свободу движений? Я готов этому поверить…. Во всяком случае, будучи ранен, несчастный упал под колеса; затем через несколько шагов, убийца выскочил из вагона.
— Эти обяснения кажутся очень вероятными, сказал следователь, и я живейше благодарю вас за них. Теперь, мы начнем действовать по порядку; я начну допрашивать свидетелей. Если вы можете меня подождать, то мы вместе вернемся в Амиен.
Морис поклонился в знак согласия.
— Не найдете–ли вы полезным снять фотографию с убитаго.
— Да, я думаю это сделать.
Между тем, Серван не спускал глаз с убитаго, точно по его лицу хотел угадать скрывающуюся в этом деле тайну.
— Это странно, прошептал он вдруг, тогда как никто не мог его слышать. Эти черты напоминают мне…. но что–же?
И он погрузился в размышления.
— Ну! сказал Люсиен, останови свои размышления и в ожидании пока Даблэн, кончит следствие, пройдемся немного…. и разскажи мне о той, которую ты любишь.
Друзья вышли со станции. Но Морис обернулся еще раз, чтобы бросить взгляд на жертву, повторяя про себя:
— Но на кого–же похож этот человек?