По дороге из Амиена в Корби, пешеход, идя лесистому берегу Скарпы, невольно обращает вниы ние на возвышенность в роде холма, покрытую деревьями. В этом месте дорога разделяется на двое и одна поднимается на холм; если путешественник, привлекаемый красивым местоположением, спросит у какого–нибудь крестьянина, куда ведет эта дорога, то тот поднимет шапку и ответит:
— В замок графа Листаль.
В последствии мы будем иметь случай описать внутренность замка графа Листаля, бывшаго судьи, имя котораго справедливо уважается в стране, и котораго, только состояние здоровья принудило удалиться на время от дел.
Дело происходит на другой день после описанных нами событий.
Было около восьми часов утра; небо было ясно, в воздухе холодно. Бледное зимнее солнце напрасно старалось разогреть замерзшую землю.
По дороге из замка крупной рысью ехали две амазонки, в которых с перваго взгляда можно было угадать искусных наездниц.
— Берегитесь, говорила одна из них другой, сегодня очень скользко и Винтер может упасть….
Вместо ответа, всадница ударила хлыстом лошадь, которая в галоп поскакала с холма. Доскакав до подошвы, она вдруг остановила лошадь и с улыбкой, как бы смеясь над благоразумием и осторожностью, ждала своей спутницы. Другая напротив, того не могла удержаться чтобы не вскрикнуть от испуга, и сказала тоном дружескаго упрека:
— А что сказала–бы я отцу, еслибы с вами случилось несчастие?
— Несчастие? С какого это времени, дорогая Берта вы меня считаете за ученицу?
Берта улыбнулась в свою очередь и сказала:
— Для чего–же во всяком случае, играть таким образом с опасностью?
— Ну, ну…. не сердитесь: я снова сделаюсь благоразумной и осторожной….
— Тем более, что вы подаете мне дурной пример….
— О, что касается до вас, то я вас знаю, вы благоразумны.
Хотя эти слова были произнесены ласковым голосом, но опытный наблюдатель заметил бы в них легкий оттенок иронии. Но Берта этого, казалось, не заметила и обе женщины поехали рядом по берегу Скарпы.
Обе эти женщины представляли между собою резкую противуположность и трудно было с перваго раза угадать какия родственныя узы соединяли их.
Та, которая так пренебрегала опасностью, впрочем, более воображаемой, чем действительной, была женщина лет тридцати–двух; великолепные белокурые волосы были приподняты на висках и собраны на затылке. Не смотря на сильный холод и на оживление езды, ея лице было блестящей белизны и не показывало ни малейшаго волнения. Сквозь чрезвычайно тонкую кожу сквозили синия жилки. Ея маленькие, но красиво очерченные глаза бросали проницательные взгляды, полные энергии и лукавства. Нос был не велик, губы тонки и бледны. Шея и бюст были безукоризненны. Руки делали быстрыя и нервныя движения. Длинное платье, поднявшись, вероятно, нечаянно, показывало необыкновенно крошечную ножку.
Графиня де-Листаль, потому что это была она, была в полном смысле очаровательная женщина. Все ея жесты были грациозны, все позы полны очарования.
Граф де-Листаль женился на ней четырнадцать лет тому назад. Оставшись вдовцем с маленькой трех летней дочерью, он просил Мариен (это было имя графини) взять на себя воспитание сироты. Графиня была по происхождению американка.
Берта была брюнетка. Это была высокая молодая Девушка, с ясными глазами и откровенным выражением лица. Правильныя черты ея лица светились добротой. Губы были свежи и розовы, а зубы белы.
Госпожа де-Листаль хотя и говорила вполне чисто по французски, но сохранила небольшой акцент, придававший только более очаровательности ея словам.
Несколько мгновений обе женщины ехали молча.
— Кстати, довольны–ли вы мною, сказала вдруг графиня.
Берта повернулась и с любопытством поглядела на нее.
— Вы точно не понимаете, продолжала графиня.
— Признаюсь, я не помню…
— А поручение которое вы мне дали?…
— А! сказала, вспыхнув, молодая девушка.
— Я ничего не забываю, и вы знаете, что я не пренебрегаю ничем, что может содействовать вашему счастию.
— Ну что–же? сказала Берта с жадным любопыством.
— Я говорила с вашим отцем….
— И что он отвечал?
— Сначала он был очень удивлен, потому что не знал и, лучше сказать, не угадал намерений господина Сервана. Но когда я обяснила ему ту привязанность, которую он к вам чувствует и на которую, по вашим словам, вы ему отвечаете, то вот слово в слово, что он мне отвечал….
— О! говорите скорее, мамаша.
— О, хитрая, вы меня зовете мамашей, потому что немного любите меня в эту минуту.
— Разве я вас не люблю всегда!
— Одним словом, ваш отец сказал, что он не видит никаких препятствий вашему союзу с г-м Серван; но он думает только, что вы еще слишком молоды и что надо подождать год, прежде чем делать свадьбу.
— Значит он согласен?…
— Через год…. да.
— Через год! Это очень долго, сказала Берта опуская голову.
— Если вы будете любезны и добры к вашей мачихе, то она постарается сократить этот длинный срок…. Но все–таки, главное сделано. К тому–же вы знаете какую привязанность питает ваш отец к г-ну Сервану. Не мое дело говорить о странной симпатии, которую наш гость возбуждает во всех окружающих его…. Я не хотела–бы сердить вас, но я признаюсь, что Морис со своей странной физиономией и инквизиторским взглядом удивляет и иногда пугает меня. Неужели его глаза не пугают вас?
— Нет! отвечала молодая девушка, еслибы вы знали как он добр и как, не смотря на свои громадныя познания, он снисходителен к тем, кто стоит ниже его.
— Какой энтузиазм! вскричала графиня.
В этом восклицании было какое–то насмешливое принуждение, которое поразило молодую девушку. Она обернулась к графине, устремила на нее свой ясный взгляд, и сказала почти умоляющим голосом:
— Почему вы не любите Мориса?
— Что вы говорите? отвечала графиня. Как могу я не любить этого феникса, котораго все обожают!…
— Я очень хорошо чувствую, сказала Берта, голос которой дрожал от волнения, что вы не раз делаете общаго к нему расположения….
— А уверены–ли вы, что он сам чувствует ко мне большое расположение?…
— Он постоянно говорит о вас тоном искреннаго уважения….
— Дитя мое, сказала графиня отрывистым голосом, существуют различныя степени расположения…. Любите господина Сервана. Я не думаю говорить ничего против этого, но оставьте мне мою свободу ценить людей.
— Но в чем–же вы, наконец, можете упрекнуть его?
Графиня, в свою очередь, взглянула на Берту. Это была точно молния, которая сейчас–же погасла.
— Ни в чем, сухо сказала она. Предположим, что я его люблю и не будем более говорить об этом.
В эту минуту всадницы доехали до поворота дороги, на дороге сидел зажав палку между колен какой–то человек. Это был нищий, который слыл немного за колдуна. Тому, кто спрашивал, сколько ему лет, он отвечал фразой, которая с перваго взгляда казалась безумной:
— Мне три года.
А между тем она значила: мне восемдесять–три года. Как будто доживя до восьмидесяти лет он начал новое детство.
Тушар — так звали этого нищаго, был впрочем такого сложения, что должен был прожить сто лет. Чем жил Тушар? Каково было его прошлое? Что у него было? Этого никто не знал. Помнили только, что он уже давно жил в этой местности, занимая небольшую, стоявшую уединенно в лесу, хижину, говоря с тем и с другим, и иногда давая полезный совет, беря милостыню, когда ее давали, но никогда сам не прося.
Погруженная в свои мысли и удивленная тоном, которым графиня сказала последния слова относительно Мориса, Берта машинально пустила свою лошадь вперед, так что мачиха осталась в нескольких шагах сзади. Последняя, также, очевидно, не желавшая продолжать разговор, который был для нея, казалось, тяжел, остановилась перед нищем. Тушар при виде графини поднялся на ноги.
— Так рано уже на ногах, Тушар? сказала графиня, вынимая кошелек и ища в нем мелких денег.
Старик сделал шаг вперед, протянув руку.
— О! сказал он, этот холод для меня очень приятен и графиня хорошо делает, что пользуется такой погодой.
Графиня подала ему милостыню и хотела уже ехать дальше. Но Тушар, с шапкой в руке, не сходил со средины дороги.
— Берегитесь, сказала тогда графиня, лошадь может ударить вас.
— О, нет никакой опасности…. лошади знают меня. И животное не сделает зла такому старику как я.
Но делая это, нищий, казалось, повиновался какому–то тайному намерению. Он поспешно повернул голову. Берта исчезла за поворотом дороги.
— Графиня, сказал Тушар, не сердитесь на меня…. Но мне дано к вам поручение….
— Ко мне!
— Да, письмо….
В это–же время он вынул запечатанный конверт, который подал графине.
— Письмо…. ко мне? А кто вам дал его?
— Я не могу вам сказать, потому что это был человек мне совершенно неизвестный. Я сначала не хотел брать письма, но он очень настаивал, говоря, что это надо сделать для блага графини….
Г-жа Листаль взяла письмо из рук нищаго и с любопытством смотрела на адрес, на котором действительно было ея имя…. Она уже хотела сломать печать, как вдруг нищий поспешно остановил ее.
— О! не читайте теперь, поспешно сказал он… Мне строго наказывали, чтобы вы прочитали это будучи одна.
Графиня засмеялась.
— В самом деле, какая таинственность! Можно подумать, что это какой–нибудь роман. А кто вам отдал это письмо, мущина или женщина?
— Мущина.
— Молодой или старый?… Припомните хорошенько.
— Я еще не потерял памяти…. Сегодня утром ко мне постучался мущина, очень красивый, и когда я отворил, он спрашивает меня: "Тушар (я не знаю, как он узнал мое имя, и тем не менее, он его знал). Тушар, сказал он, знаете вы графиню Листаль? Да, отвечал я, это самая красивая и добрая дама во всей стране….
— Оставим эти похвалы, перебила его с некоторым нетерпением графиня.
— Вы меня спросили — я и говорю, как было дело. Незнакомец продолжал: Возьметесь ли вы передать ей письмо? Да, отвечал я, если это будет для нея услуга. — И для нея и для меня. После этого он дал мне новый экю в сто су. Я сейчас же вышел и отправился сюда, зная, что графиня должна проехать по этой дороге…. и я еще раз повторяю, что этот человек желал, чтобы вы не читали этого письма при ком нибудь…. Мое поручение кончено…. и если графиня не сердится на меня за это…
Графиня с любопытством разсматривала письмо.
— Это все, что вы мне можете сказать? Как он был одет? Не видали–ли вы его когда–нибудь прежде?
— О, я могу поклясться, что видал его в первый раз… Он был одет… видите–ли… как господин, который путешествует, через плечо у него была надета сумка.
— Это все?
— Все…
Графиня вынула из кошелька несколько серебряных монет и дала их нищему, он улыбнулся.
— Сегодня не дурной день для Тушара, сказал он, больше десяти франков за одно письмо.
— Я забыл сказать, прибавил он, видя что графиня хочет ехать, я забыл сказать, что незнакомец велел вам сделать то, что написано в письме… Впрочем, я повторяю только его слова… я не понимаю, что все это может значить….
— Хорошо, сказала графиня, вот Берта!
И сказав это, она поспешно сунула письмо в карман. Действительно, молодая девушка возвращалась назад. Она казалась очень взволнованной.
Старик сделал шаг назад и снова принял униженный вид, так что Берта не могла угадать ничего из того, что произошло между ними.
— Что с вами, дитя мое? вскричала графиня заметив волнение Берты. Вы совсем разстроены.
— О, нет, сказала краснея Берта…. я приехала только сказать, что в конце дороги я заметила….
— Что такое?
— Вы за это не сердитесь на меня и не будете сердиться на него за то, что. он меня любит.
— Хорошо, хорошо, я понимаю, сказала графиня улыбаясь и протягивая руку молодой девушке…. тот, кого вы увидели и чей вид вас так взволновал, был Морис Серван…
— Да, мамаша.
— Когда вы зовете меня мамашей, вы делаете из меня все, что хотите…. Я вижу, что мне придется кончить тем, что надо будет полюбить г. Сервана, для того чтобы доставить вам удовольствие…
— Как вы добры, сказала Берта, наклоняясь к графине, чтобы обнять ее.
— О, плутовка!
В эту самую минуту Морис подошел к дамам и низко поклонился им.
Он поспешил осведомиться о здоровье графини, удивляясь что она не боится подвергать себя утреннему холоду.
— Благодарю вас за ваше участие, отвечала г-жа Листаль; сознайтесь однако, что если вы безпокоитесь, то гораздо более за Берту, чем за меня…. Но не бойтесь, мы, деревенския жительницы, мы привыкли пренебрегать погодой и не подвергаемся никакой опасности
— Если вы возвращаетесь в замок, сказал Морис, то я доставлю себе удовольствие проводить вас, конечно, если вы мне позволите это….
— И если наши лошади пойдут шагом. Хорошо. Идите рядом с нами…. теперь обясните нам почему вас вчера целый день не было видно, также и Даблэна? Не говоря уже о том неудовольствии, которое причинило нам ваше отсутствии, вы знаете очень хорошо, что мой муж не может обходиться без вашего общества, а между тем он принужден был довольствоваться моим, что, как кажется, его очень огорчило….
Морис засмеялся.
— Мне было–бы очень легко ответить вам банальным комплиментом, графиня, сказал он.
— Котораго я и добивалась?.. не так–ли?
— Но я предпочитаю обяснить вам причину моего отсутствия и я уверен, что мой разсказ живо заинтересует вас.
— А, так это будет целый разсказ?
— Да, настоящий разсказ… или драма, если вам угодно, потому что дело идет, ни более, ни менее как об убийстве.
— Об убийстве? с ужасом вскричала Берта.
— Скорее разскажите нам в чем дело, сказала в свою очередь г-жа Листаль
— С удовольствием.
И Морис принялся разсказывать обстоятельства, которыя мы передали в предидущих главах. Ничего новаго не случилось в это время, что могло–бы навести правосудие на след виновнаго. Как кажется, жертва был иностранец, по всей вероятности американец. Но до сих пор никто не мог дать серьезных указаний относительно его личности: впрочем, это обстоятельство было легко обяснить, так как путешественники ехали из Англии и были очевидно не знакомы в этой местности.
— Знаете–ли вы, сказала графиня, что это приключение далеко не успокоительно…. так как убийца в конце концов остался здесь!…
— Признаюсь, возразил Морис, что, с моей стороны, не верю этому… и даже, лучше сказать, уверен, что он теперь далеко отсюда….
— Тем лучше, потому что мы нисколько не желаем подобнаго соседства….
Во время этого разговора Морис и его спутницы добрались до решетки замка Листаль.
— Граф верно в своем кабинете, сказала графиня. Мы сейчас присоединимся к вам.
Морис поклонился.
Графиня Листаль отправилась сию–же минуту в свою комнату. Она торопилась скорее узнать, что содержит в себе таинственное письмо, которое было ей передано нищим.