В те поры время было неспокойно: началась война со шведом. Захотелось шведам, чтобы русские им всю земли отдали по саму Москву. А царь Петр не из таких был.
— Исконная, — говорит, — русская земля не про их честь.
И двинул навстречу шведам свою армию. Наши пешком идут к морю, а те на кораблях плывут. Подобрались поближе к Питеру да и остановились: боятся. Наши тоже привал устроили, к делу готовятся, амуницию чистят, пушки заряжают.
Шведы хвастают:
— Где вам с нами совладать! Вы не только корабли, а и ворота вытесать не можете.
Задумался царь Петр. Про ворота шведы, конешно, набрехали, а кораблей хороших и вправду у нас в те поры было.
Без кораблей война — не война. Немного значилось и корабельных мастеров, особо приметных.
Ну, однако, горевать царь не стал. По первому снегу разослал гонцов во все концы земли, строго-настрого приказал:
— Люди, кои топору сручны, плотницкому ремеслу обучены, от мала до велика с пилами и топорами, чтобы к Питеру шли.
Петр аукнулся, а ему вся русская земля откликнулась. Собралось в какую-нибудь неделю народу видимо-невидимо словно лес на берегу вырос. Все слободки заселили, а народ все подваливает и подваливает, как плотину прорвало — рекой течет. Войска в тех местах немало стояло. Петр поднялся на пенек высокий, поглядел на солдат да на владимирских плотников (владимирских особливо много пришло), улыбнулся и как гаркнет на всю округу:
— Что, ребятушки, призадумались? Али испугались моря синего?
А плотники ему в ответ:
— Моря синего николи мы не пугались. А боимся, дела всем не достанется: эвон сколько нас собралось…
Петру ответ такой понравился.
— Не горюйте, дела всем хватит. Да я с таким народом, ребятушки, горы сворочу, все моря океаны перейду. Построим корабли получше шведа, а по весне я со своими лебедями к морю выплыву.
Засучил рукава, сам первый взял топор и пошел тесать бревно. Закипела работа. Только лес трещит, только топоры звенят да пилы поют. На улице мороз, а царь в одной рубашке орудует. Глядя на него и остальные налегают. На крещенской неделе начали, о посте все дело закончили. Царь последний гвоздь вбил и говорит:
— Корабли сладили. Дело за парусами.
Стал царь думать, где бы парусины достать Подзывает он к себе генерала Фемера, приказывает:
— Возьми из моей казны денег сколько требуется, купи парусов получше да с делом этим не тяни!
Фемер-то сам был из немцев. К нам затесался неведомо как, в доверие к царю вошел и успел чинов нахватать. Такой высокоплюй был: Петр с топором, корабли снастит, а он с тросточкой похаживает, солдат пошугивает, на плотников покрикивает.
Как услышал Фемер, что ему государева казна доверяется на покупку парусины, сразу повеселел. Приказывает он солдату Ивану.
— Заложи, Ванюха, тройку, будем ехать за парусами. Ты знаешь, где у вас хорошие полотна ткут?
Иван был родом из Иванова. Говорит генералу:
— Лучших полотен, чем в Иванове, нигде не сыщешь. Надо туда ехать.
В Иваново так в Иваново. Покатили. Ванюха за кучера сидит, кнутом помахивает, песенки попевает. Радуется побывке: в Иванове зазноба осталась — Любушка, ткачиха, первостатейная красавица.
Приехали, прямо в контору к самому первому купцу заявились: у того своя полотная фабрика да еще по домам и посветелкам его подряды мужики и бабы работали. Миллионами купец ворочал, заморскую торговлю вел, за моря холсты да парусину сбывал.
Фемер с купцом беседу ведет, а солдат к Любушке отпросился, к своей, стало быть, красавице задушевной. Фемер тому и рад: лишнего глазу не стало.
Решил Фемер все склады обследовать.
Пришли они в первый склад, — огромадный сарай. Поленницы полотен до крыш выложены. Товар отменный. Все заморские корабли под парусами из таких вот наших русских полотен плавали. Лучших и искать не надо, увидел бы Петр — обрадовался.
— Посмотри, — говорит купец, — кусок словно свинцовый, а плотность — иглой не проколешь, гвоздем не пробьешь. Для наших кораблей самые найподходящие паруса. Бери. Вестимо, цена на такое полотно высоконька. Ну коли дело отечественное, — и я на уступок пойду, по пятиалтынному с каждого куска сброшу. Забирай чохом, что на складе припасено, а то заморские купчишки обещали по весне побывать.
Фемер прикинул: взять эти полотна, — ни копейки из казенных денег не отколется. Не хочется эдак-то. Подумал, подумал немчишка и ну пыль в глаза купцу пускать:
— Купил бы… Но это есть не тот размер, не погодится, брать не приказано.
Вошли во второй склад: здесь полотна тоже добротные, да все ж пожиже первых. Купец советует:
— Эта марка тоже выдержит, корабли поднимет, но прочность не та. Зато и цена на такой товар пониже.
Фемер прикидывает:
— Если на этой марке остановиться, то от царевых денег в моем кармане останется четверть.
— Идем, — говорит, — дальше…
Пришли они в третий склад, где полотна штабелями сложены. Купец объясняет:
— Эта марка похуже прочих. На паруса не годится, напора не выдержит. Да для меня беда невелика: пойдет на портки да сарафаны, мужики с бабенками износят. Ну, конешно, и цена на такое полотно дешева.
— А какая цена?
Купец рукой махнул:
— Что зря толковать. Не погодится на паруса.
Фемер свое думает:
— Если такой парусины закупить, то в карман как раз половина царевых денег закатится.
И хоть ясней ясного, что товаришко поганый, Фемер так и приник к нему:
— Отсчитывай, — говорит, — вот этот сорт.
У купца глаза на лоб. Он было урезонивать покупателя начал. Знает — царская покупка, тут не шути.
— Дешевый товар не след на военную надобность совать. Я хоть и купец, а в толк беру: на войне люди не в бабки играют. Да и царю не полюбится. Царь-то, чай, с головой.
А немец и слушать не хочет.
— Я приказываю: отсчитывай, который подешевле.
Закупил плохое полотно, половину денег купцу уплатил, другую половину в платок завернул, отошел к забору и себе за пазуху сует. Ан, как раз и заявился его кучер, наш-то ивановский солдат. Заприметил он, что немец деньги прячет. Вытянулся и, как полагается, отбарабанил:
— Ваше благородие, явился по вашему приказанию вовремя.
Стал генерал перед солдатом выкручиваться. А парень тоже был не дурак, знал он этого Фемера, помнил, как тот солдат голодом морил, по морозу босиком в походы водил и на краденые деньги себе дворцы возводил.
— Моя шуба блоха пригаль. Я ловиль, ловиль, — говорит Фемер.
А сам деньги подальше сует.
Не успел немец опомниться, как Иван к нему руку за пазуху сунул, деньги нащупал и закричал:
— Поймал, поймал. Сейчас вытащу, только локтем не прижимайте.
Генерал инда побелел, прыгнул от солдата в сторону. Обозлился он на Ивана. А потом пошел всякие причины нагонять. С кулаками лезет.
— Почему половина часа прогулял? Так мы можем война проиграть: опоздаем паруса поднять.
Ишь какую статью подогнал, вроде как через Ивана все государство погибнуть может.
И велел без останову гнать к Питеру. Иван на козлах покачивается, генерал ему в спину глядит и все думает, как от солдата этого избавиться. Подкупить? — Вроде как не согласится. Лучше всего поклеп на солдата взвесть и в острог упрятать. Потому что, если солдата не упечешь, — сам сядешь: у Ивана глаз острый, память крепкая.
На том и порешил немец.
А царь Петр по берегу с утра до ночи похаживает, в подзорную трубу на дорогу поглядывает, все ждет, не покажется ли обоз из Иванова. Солнце стало по-весеннему припекать. Того и гляди, реки вскроются.
Наконец, дождался. Обрадовался, навстречу выехал. Солдату так ли уж хочется слово сказать Петру, да не знает, как и подступить — вокруг генералы толпой. Да и Фемер с Ивана глаз не сводит, говорит своим солдатам:
— Посадите мово кучера под замок в одиночну камеру да никого к нему не подпускайте. И чтобы караульные его не слушали, — он не в своем разуме. А которые караульные его слушать станут, тем плохо будет.
Посадили солдата ивановского в каталажку.
Царь услышал про это, спрашивает Фемера:
— За что ты на своего кучера прогневался?
— За то, — отвечает Фемер, — что он в Иванове надолго отлучился, обоз задержал, тем государству урон нанес, а по пути сюда и вовсе рехнулся.
Петр поверил генералу и решил:
— За самовольную отлучку наказать, да не забывать, что солдат был исправный и в ратном деле ревностный.
Дали приказ корабли снастить. Утром, чуть свет, обошел царь все воза, все полотна самолично обследовал. Крикнул корабельных мастеров и так, милок, хитренько повёл:
— Что вы, мастеровые люди, скажете: пойдут ли такие полотна на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте. Ум хорошо, а два лучше.
Корабельные мастера в один голос отзываются:
— Полотна неважные, на таких парусах далеко не уплывешь.
Петр на Фемера покосился.
— Правильно вы сказали, мастеровые люди. Под такими парусами мы плавать не собираемся.
Фемеру и крыть нечем, бормочет немец:
— Я умом руководствовался, я рассудил…
Петру эти слова не понравились.
— Умом? Ах, ты, плут! Погоди я твой ум проверю…
Только из головы нейдет, как пророн исправить? Парусов хороших нет, а время не ждет. Что делать?
Немец выслужиться хочет, снова сунулся:
— В России никогда хороших полотен не ткали. Мой совет — снарядить купцов и послать за моря в Силезию. Умней ничего не придумаешь.
Осерчал Петр:
— Опять ты со своим умом лезешь? Наши тульские кузнецы блоху подковали, а ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье сшить могут. А ты советуешь к немцам за парусами ехать? Советы я твои выслушал и забыл. Ум твой хочу испытать. Что-то не в меру ты им похваляешься. Даю три загадки, отгадай. Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется?
— А это совсем ясно: человек нуждается в повивальной бабке! — отвечает Фемер.
Петр посмеялся:
— Не то, не то!
Вторую загадку дает:
— Чем солдат запасается, когда в поход собирается?
Фемер опять попал пальцем в небо:
— Деньгами, ваше величество, зольдат запасается.
— Третья загадка: скажи мне: без чего на тот свет не пускают?
От этой загадки немец совсем втупик встал. Молчит.
— Где ж твой ум? — говорит Петр. И велит денщикам.
— Отведите-ка его в каталажку.
Повели немца куда приказано. А там солдат Иван похаживает, с тоски-кручины песенки про ткачей ивановских попевает. Парень он был веселый, никогда не унывал. Достал грамотку, написал:
Простой солдат.
Даю совет.
Умом богат,
А денег нет.
Высунул Иван руку сквозь решетку, приклеил ту грамотку над острожным окном. Пусть-де люди читают.
Вот, в ту каталажку, где сидел Иван, и привели его начальника на хлеб, на воду. Сидит немец в углу на соломе и думает: «Как же мне царевы загадки разгадать, своим умом царя удивить, богатства своего не лишиться, украденой казной попользоваться?» И ничего-то он придумать не может.
Наутро царь к себе Фемера требует.
— Ну, разгадал мои загадки?
Фемер новый ответ припас. Думает угожу царю:
— Когда человек на свет появлялся, он в строгом начальнике нуждался, таком, как вы, царь-государь.
Ответа на другие загадки Петр и слушать не захотел. Лестью-то его не задобришь. Опять немца в каталажку отвели. Совсем он раскис, в глазах намыленная петля мерещится. Не пьет, не ест, сидит, как воробей, нахохлившись.
А Ивану и горя мала. Он покусает хлебца, запьет водицей и похаживает себе по каталажке, с утра до ночи песни попевает. Над генералом потешается:
— Что, наклевался золотых зернышек?
Немец Ивану про свое горе плачется.
— Сгубили меня русские загадки.
— А ну, расскажи, какие-такие загадки?..
Послушал Иван загадки и говорит:
— Загадки мудреные, но кто голову на плечах не для шапки носит, тот отгадает.
— Отгадай! — просит немец. — Деньги пополам делить буду. Только молчи…
Иван согласья не дает.
— Зачем мне твои ворованные деньги? Я трудом привык жить. Тащи эти деньги с собой на тот свет, может они там тебе пригодятся — грехи откупать. У тебя их, как погляжу, немало, будто на паршивой собаке репейника.
Так и не стал отгадывать.
На второе утро немца опять к царю зовут. И на этот раз Фемер ничего не отгадал. Снова его в каталажку втолкнули. Последние сутки остаются на размышление, а там и петля.
Иван похаживает, в окошко поглядывает, над немцем потешается:
— День да ночь, а там и галстук крученый наденут.
На третье утро повели к царю немца, а у него и ноги не двигаются. Загадок он, конечно, не разгадал, и велел Петр петлю крутить.
Иван похаживает по каталажке, нет-нет да и скажет:
— Столб вкопают, галстук сплетут и за тобой придут.
Немца в озноб бросает. Никакому богатству не рад: своя-то шкура дороже.
Иван советует:
— Хоть бы завещанье написал, кому добро отказываешь.
Немец бухнулся в ноги солдату, сапоги лижет, спасти просит, золотые горы сулит.
Иван и подумал: после немца пропадет царево золото нивесть где. Не лучше ли то золото заполучить до последнего рубля да и представить царю на пользу.
— Ладно, — говорит солдат, — так и быть, постараюсь, хоть и хотел ты меня с бела света сжить. Сколько заплатишь?
Немец сулит тысячу. Иван свою цену выставляет, а если, мол, дорого, полезай в петлю.
— За первую загадку все земли, все дома твои, фемеровские.
Думать некогда, смерть за дверью немца дожидается.
— Согласен! — кричит.
— Не больно слову-то верю. Пиши грамотку.
Написал Фемер. Иван прочитал, не сплутовал ли немец, убрал грамотку в картуз и стал отгадывать первую загадку.
А немец его слова в точности записывает и себя утешает:
— Хорошо еще, что деньги не потребовал…
Однако прежде времени обрадовался. За вторую загадку Иван их и запросил:
— Все твои деньги мне отдашь — золото, что в (подвалах хранишь, камни самоцветные да брильянты.
Опять Фемеру делать нечего.
— Бери! — говорит.
Иван и вторую отгадку сказал.
Немцу не терпится, торопит он солдата.
— Говори третью загадку. Какая цена?
Иван в ответ:
— Давай поменяемся шинельками — ты оденешь мою, а я твою. И в третьей грамотке собственноручно напиши, что отдаешь ты мне свое звание, а мое себе берешь.
Подмахнул немец и эту бумагу. Положил Иван ее в картуз под ветошку, сказал Фемеру третью отгадку.
И только успел немец эту третью отгадку записать, как видит: царь Петр мимо каталажки едет.
Заметил Петр над окном Иванову грамотку, прочитал, занятно ему стало. Приказал солдата к себе призвать. Скоренько привели Ивана из каталажки.
Царь ему грамотку показывает:
— Ты писал?
— В точности я.
— А почему ты думаешь, что у тебя ума много?
— Так ведь я из фабричного села, а мы там всем миром думаем. Среди умных людей потолкался и сам ума набрался.
— У меня вон тоже один немец своим умом похвалялся. А на проверку и получилось — плутист, а не особо умен.
Иван стоит, руки по швам, ждет, что дальше будет. Царь и дает ему те же самые загадки, на которых Фемер срезался.
— Подумай, коли нехватит ума, сразу откажись. Не люблю того, кто не по своей силе кладь поднять хочет.
Иван на попятную не пошел. И прямо ответ выкладывает:
— Когда человек на свет появляется, — прежде всего в пеленках нуждается да в лопотьице. А лопотьице с пеленкой, окроме ткача, выткать некому.
— Пожалуй, верно… — усмехнулся царь.
— Когда солдат в поход собирается, — рубахой да портянками запасается. Выходит, и на войне без ткача не обойтись.
Царь и за второй ответ похвалил солдата.
— А скажи-ка: без чего похорон не бывает? — дает он третью загадку.
Иван и тут нашел, что сказать.
— Ваше величество, ясно дело: как осень без дождя не бывает, так и похорон без слез. Но и без савана на тот свет не берут. А кто саван соткал — сами ведаете: ткач.
Царь Петр только головой покачал:
— Вижу, Иван, что ты не только умом богат, но и своих ткачей крепко любишь.
И спрашивает его:
— Теперь скажи ты мне, где полотно хорошее на паруса раздобыть? И кого послать за ним?
Иван отвечает:
— Лучшее полотно в Иванове, а за ним пошли, царь, меня.
— А много ли тебе денег на полотна дать? — спрашивает. — Немец-то вон сколько повез, да и то нехватило.
Иван только плечами пожал:
— Мне и пяти рублей вдоволь. Остальные — моя забота.
Показывает он грамотку, что немец ему писал, когда деньги да именье дарил, и все как есть рассказывает.
Тут-то царь Петр и понял, почему немец на дерьмо польстился и плохое полотно привез.
Взял Иван из государевой казны синюху, чтобы щей в трактире по дороге похлебать, и погнал в Иваново… А уж снега почернели, грачи прилетели: весна, скоро и корабли на воду спускать.
Как заявился солдат в Иваново, перво-наперво весь народ созвал — и хозяев и ткачей. Встал на возок, снял шапку, а золотое шитье на его шинели так и сияет. Поклонился честному народу и такую речь повел:
— Швед на нас обозлился, хочет все земли у нас отнять. В море выплыл, к Питеру подбирается, Москву полонить грозит, а все наши города огню предать. Царь корабли снастит, плыть навстречу шведу собирается, а парусов нет. Вся надежда на вас, ткачи-ивановцы. Соткем хорошие полотна — поможем выгнать шведа с нашей земли, не соткем — останутся корабли без парусов, а мы пропадем.
Во всех светелках, на всех заводах полотных Ивана знали. Зашегутился народ. И хозяева, и купчишки, и ткачи простые потащили к Ивану полотна самые наилучшие, что иглой не проколешь, гвоздем не проткнешь. Столько за день нанесли, что и на тысяче подвод не свезешь. Дают и ни копейки с Ивана не спрашивают.
Ну, и привез Иван добреца Петру обоз неисчислимый. А полотна — лучше не сыщешь. Тысячу человек засадил царь паруса шить. Сшили, сразу и подняли. Как раз угодили: лед на реке только-только сошел.
Велел Петр немца привести. Ткнул его носом в полотна и говорит:
— Не возводи больше поклеп на ивановских ткачей. Полюбуйся на ивановские полотна.
Фемер царю грамотку сует:
— Это, — говорит, — три отгадки. В каталажка сидел, составил. Теперь все правильно.
Петр прочитал и бумажку бросил:
— Хорош ответ, да не тобой придуман. Чужим умом живешь. Не надо мне таких.
И никакого снисхожденья не дал немцу.
А наши с новых-то кораблей так шведов шуганули, что те еле ноги унесли.
Много благодарностей получил Иван от царя за то, что хорошо корабли оснастил. Так и оставил Петр его в генералах, не посмотрел, что отец-то у Ивана в светелке полотна ткал.