Напрасно Пиноккио рвался, плакал, кричал, дергался… Никто не шел на помощь. Деревня была далеко, а дорога пустынна. Темнело. От боли и страха Пиноккио почти терял сознанье.
Сверкая в темноте, как крохотный зеленый фонарик, совсем близко пролетала Лучола.
— Лучолина, милая! — взмолился Пиноккио. — Освободи меня, избавь от этого мученья!
— Бедный мальчик! — приостановилась Лучола. — Как это ты попал в эти железные клещи?
— Я забрался сюда, чтобы сорвать веточку винограду…
— Разве это твой виноград?
— Нет… нет… Мне есть хотелось…
— То-то — есть хотелось… Пошел бы попросил, а ты — воровать…
В это время послышались совсем близко чьи-то осторожные шаги. Это хозяин виноградника шел с фонарем и смотрел, не попались ли в капканы хорьки.
Хозяин так и подпрыгнул, когда вместо хорька увидал в капкане Петрушку.
— Ага! Так это ты, значит, таскал у меня кур!
— Я не воровал ваших кур, — рыдал Пиноккио, — я хотел сорвать лишь веточку винограду!..
— Врешь!
Крестьянин открыл капкан, схватил Пиноккио за шиворот и понес во двор.
— Ну, — сказал он, ставя его на землю, — теперь уже поздно, и я хочу спать. Мы рассчитаемся с тобой, как следует, завтра. А пока, видишь, собачья будка, — сегодня сдох цепной пес, — ты останешься на эту ночь на его месте и будешь сторожить курятник.
Крестьянин надел Пиноккио на шею толстый ошейник с медными бляхами, стянул его покрепче, а длинную железную цепь прикрепил к стене.
— Если пойдет дождь, ты можешь спрятаться в будку. Там еще осталась солома, на ней два года спала бедная собачка; если заслышишь воров, — лай, как можно громче, и буди меня!
С этими словами он вошел в домик и заперся на все засовы и замки. А бедный Пиноккио ни жив, ни мертв остался один в темноте на цепи.
— Так тебе и надо! Так тебе и надо, бродяга! — бранил он себя, вытирая кулаком слезы. — Не слушал бы дурных советов, не бегал бы из дому, работал бы, учился, — никто не посадил бы тебя на цепь. Ах, если бы начать всю жизнь сначала!..
Облегчив горе слезами, он тихонько забрался в будку, лег на солому и заснул.