Григорий Петрович под осень ждал сына с фронта хорунжим. Эта надежда росла из месяца в месяц. «Разве старик Коваленко не такой же урядник, как он, Григорий Семенной, а приехал же его сын Петро офицером, да теперь еще и атаманит над целым юртом. А чем Андрей хуже?» Следом за этими мыслями приходили и другие, тревожные — о дружбе Андрея с Сергеевым. Но старик гнал их от себя прочь. Да к тому же и Сергеев с Максимом Сизоном, боясь расправы за сочувствие большевикам, давно убежали из станицы и скрывались неизвестно где, а Иван Дергач не показывался на улице даже днем.
Шли дни. Уже вернулись в станицу братья Бердниковы, Трынок, Шмель и другие казаки–однополчане Андрея. Григорий Петрович, скрывая тревогу, все чаще приезжал на станцию и подолгу смотрел на убегающие вдаль рельсы.
Андрей приехал неожиданно, в одну из холодных январских ночей.
И когда скинул он заиндевелую бурку, Григорий Петрович горестно крякнул: погон на Андреевой бекеше не было.
Григорий Петрович молча посмотрел на сына, и они без слов поняли друг друга. Андрей сумрачно сказал:
— Снимал, батя, с офицеров, снял и с себя.
С тех пор и охладело сердце Григория Петровича к сыну. А после того, как по станице пошли разговоры об Андрее, как о большевике, после того, как осмелели фронтовики во главе с Андреем, а в станице снова появились Сергеев и Максим Сизон, Григорий Петрович даже разговаривать перестал с ним. И если была какая надобность по хозяйству, обращался к Василию.
Сергеев, сидя в углу на колченогом стуле, с тревогой посматривал в окно. Его истощенное, давно не бритое лицо с опущенными углами рта говорило о крайней усталости.
В комнате расположились, где кто сумел, десятка полтора фронтовиков. На широкой лавке возле окна, искоса посматривая то во двор, то на улицу, сидел Дергач.
Сергеев перевел взгляд с окна на Максима, угрюмо опустившего голову:
— Ну, Максим, говори!
Максим поднял голову, большими зеленоватыми глазами обвел присутствующих.
— Так вот, по вашему поручению ездили мы с товарищем Сергеевым в Ейск. Ругали нас там — стыдно было слушать!
— Ты лучше расскажи, что они нам сделать наказывали? — сказал нетерпеливо Андрей.
— Ну, расспросили нас и, как мы сочувствуем большевикам, дали поручение. Атамана ко всем чертям — раз! — Максим загнул один палец. — Ревком организовать — два! Отряд самообороны сформировать из надежных фронтовиков — три!
— Вот это здорово! — не выдержал Андрей.
— Оружие у того, кто не будет зачислен в отряд, отобрать — четыре!
— Давно пора куркулей обезоружить! — не вытерпел снова Андрей.
Сергеев укоризненно посмотрел в его сторону и сказал:
— Не прерывай, Андрей! — И добавил: — Вот и выходит, что надо немедленно созвать сход и выбрать ревком. Правильно я говорю?
— Давно пора!
— Чего там долго размусоливать!
— Идем на майдан*.
___________________________________
*Станичная площадь
— Постойте, товарищи!
Андрей подошел к столу:
— Надо организовать свой отряд, пеший и конный, а для этого надо сегодня же отобрать у куркулей оружие и коней. Так и Ейский отдел большевиков наказывал, а раз мы сочувствуем большевикам, то должны их наказ выполнить.
— Предлагаю, — сказал Сергеев, — поручить организовать конный отряд Андрею Семенному и Ивану Дергачу, а пеший — Максиму Сизону. Коней отобрать поручить им же… Итак, товарищи, времени терять нечего! Каждую минуту кулаки и офицерье могут поднять восстание.
С улицы ворвался тревожный гул набата. Все, вскочив, бросились к окнам. Сергеев хрипло выкрикнул:
— Опередили, гады! Идем на площадь! Держаться всем вместе!
Из дворов, на ходу пристегивая кинжалы, шли казаки. Иногородние, с хмурыми лицами, нерешительно выглядывали из–за заборов, боясь выходить на улицу.
Сергеев, отобрав по дороге пять человек, послал их по дворам собирать иногородних.
Около станичного правления уже собралась большая толпа. Сергеев шепнул на ухо Андрею:
— Собери вокруг себя фронтовиков из казаков, которых знаешь.
— Ладно, не учи!
Густой, тяжелой волной плыл в воздухе набат, когда на крыльцо станичного правления в сопровождении помощника и писарей вышел Коваленко. На его черкеске узкими полосками блестели серебряные погоны, а сбоку в деревянной коробке болтался тяжелый маузер.
Окинув пристальным взглядом притихшую толпу, он шепнул что–то писарю. Тот опрометью бросился с крыльца и скрылся в толпе.
Вскоре набат смолк. Коваленко, поправив маузер, шагнул вперед.
— Господа станичники! — голос его зазвучал властно, словно он не речь собирался произнести, а командовал сотней. — Наступило тревожное время. Мне донесли, что крупная банда большевиков…
— Сам бандит!
— Погоны сними, сволочь!
— Долой!
В группе фронтовиков, стоящих около Андрея, началось движение. На них зашумели пожилые казаки:
— Замолчите, сукины дети!
— Дайте человеку договорить!
— Идите вы к чертям собачьим с вашим человеком! Золотопогонный гад он, а не человек!.. — кричали фронтовики.
Наконец шум утих. Коваленко снова заговорил, но уже не так уверенно:
— Так вот, станичники, эти самые большевики захватили паровоз, несколько вагонов и ездят по станицам, грабят население.
— Сами грабите!
— Долой с майдана, куркуль!
В Коваленко полетели комья грязи. Один из них угодил ему прямо в лицо, плотно залепив правый глаз, другой попал в подбородок. Отплевываясь и ругаясь, Коваленко скрылся за спинами своего помощника и писарей.
Бут, стоящий рядом с Волобуем и Семеном Лукичом в толпе пожилых казаков, поднял палку над головой и, потрясая ею в воздухе, истошно кричал:
— Станичники! Да куда ж вы смотрите! Атамана бьют! Гоните их, голодранцев, с майдана!
Фронтовики, хватаясь за кинжалы, настороженно и выжидающе глядели на толпу наступавших на них сторонников Бута и Семена Лукича.
Над бушующей толпой выросла длинная фигура Сергеева. Уверенно, громким голосом, он сказал:
— Граждане! Атаман Коваленко получил ложное сообщение насчет большевиков. Отряд, о котором он говорит, ездит по заданию ЦИКа Черноморской республики для организации советской власти на местах и никакими грабежами не занимается. Советская власть…
— Долой!
— Геть с майдана!
— Станичники, чего вы куркулей слушаете? — отчаянно прозвучал и затерялся в ругани и криках голос Дергача.
Грубо оттолкнув Сергеева, на крыльцо взобрался Волобуй. Его обычно тусклые глаза блестели теперь злыми огоньками.
— Господа станичники! — злобно взвизгнул он. — Господа станичники! Коваленко хотел тут предложить нам организовать отряд самообороны из старых казаков…
— А ты–то откуда знаешь, что он хотел предложить?
— Снюхались, собаки треклятые!
— Ты брюхо–то убери! Кабан!
Волобуй, делая вид, что не слышит выкриков, продолжал:
— Я говорю, надо организовать такой отряд, который мог бы защитить нашу станицу от банды.
— Банду организовать хочешь?
— Долой!
— Дайте ему говорить!
— Дело человек кажет!
— Долой!
Рукопашная казалась неизбежной. Андрей шепнул что–то окружавшим его фронтовикам и стал решительно пробиваться вперед. Фронтовики помогали ему расчищать дорогу.
Когда он, в новом казачьем уборе, с георгиевскими крестами, приколотыми повыше серебряных газырей, появился на крыльце, притихли даже старики.
Сергеев был чужой казакам, иногородний, им было оскорбительно слушать чужого городовика на своем казачьем майдане. Андрей же был свой, казак. И хотя про него и ходили слухи, что он большевик, все же он был вахмистр и георгиевский кавалер.
Казаки плотнее придвинулись к крыльцу, ожидая, что скажет Андрей. Шум постепенно смолкал.
Андрей молча вытянул вперед руку, и все невольно повернули головы в указанную им сторону. Бут, шептавший что–то Семену Лукичу, почувствовал на себе сотни внимательных, любопытных глаз, смущенно умолк.
Станичники! Вот он… — в голосе Андрея зазвучали гнев и презрение. Семен Лукич спрятался за широкую спину Бута. — И вот он, — рука Андрея протянулась к все еще стоящему на крыльце Волобую, — а также и другие куркули нашей станицы, подговорив атамана, готовят восстание против советской власти. Они боятся, что у них отберут добытые ими обманом сотни десятин лучшей земли и отдадут вам. Чтобы защитить свое добро, они хотят создать контрреволюционную сотню. Я вас предупреждаю, казаки, в его голосе послышалась угроза, — что мы пришли с фронта не с пустыми руками, а боевые наши кони стоят готовыми к седловке. Сейчас мы уйдем с майдана и соберемся в другом месте. И если они посмеют собрать свою банду… мы вырубим их всех до одного!
— Это отцов–то своих рубать?
— Не отцов, а тех, которые посмеют собраться в контрреволюционный отряд. А если… если отцы наши пойдут с врагами нашими, то… и отцов повырубаем!
Собиралась гроза. Где–то далеко прозвучал глухой раскат грома.
Старики закрестились. И не понять было отчего — в страхе ли перед громом или от неслыханных слов Андрея.
От крыльца отделилась группа фронтовиков. Невольно расступалась перед ними колыхнувшаяся толпа. С гордо поднятой головой шел Андрей. Фронтовик, стоящий рядом с Чесноком, восхищенно шепнул ему:
— Вот, чертяка, отчебучил! Он такой, что и очень свободно может повырубать!
Чеснок, не отвечая, стал выбираться из толпы…
Когда площадь осталась позади, Андрей остановился:
— А теперь, хлопцы, до дому, седлать коней! Собираться у моста за греблей. У кого лишняя шашка или кинжал есть, берите с собой! Патроны тоже несите. Ну, а вы, — обернулся он к иногородним фронтовикам, присоединившимся к ним в конце площади, — приходите пеши. Коней вам добудем! — И, обведя всех смеющимися глазами, крикнул: — А теперь — по домам ма–р–р-ш!
Фронтовики с шутками и смехом быстро расходились в разные стороны.
Около Андрея остался один Максим.
— Ну, а ты, — Андрей вынул из кармана новенький вороненый наган, — бери вот это да беги до Сергеева, чтоб они, гады, с ним чего не сделали. — И, проводив задумчивым взглядом удаляющегося Максима, поспешно свернул а переулок…
Когда Андрей прискакал за греблю, там уже собралось около десяти конных казаков. К своему удивлению, он увидел среди них и Луку Чеснока.
— А ты зачем здесь? — подъехал к нему Андрей.
Лука выпрямился:
— А вот слыхал, что ты сотню фронтовиков собираешь, ну, и приехал. Я что, по–твоему, не фронтовик, что ли? — в его голосе послышалась обида.
Да нет, Лука, я так спросил… — замялся Андрей.
Ты на мою руку не гляди! — поймал Чеснок недоумевающий взгляд Андрея, смотревшего на его пустой рукав — Я, может, повод в зубах держать буду.
Андрей, соскочив с коня, порывисто обнял Чеснока:
— Спасибо, брат! А рука что ж… Казак и с одной рукой все же казак.
Со всех сторон к гребле съезжались казаки. Появились и пешие иногородние и те из казаков, у кого не было лошадей.
Андрей стал на большой камень:
— Товарищи! По поручению партии большевиков мною из иногородних и казаков организуется отряд. Начальником отряда временно назначен я. Когда же отряд организуется полностью, вы сами выберете себе командира. А теперь говорите — согласны ли вы, чтобы временно отрядом командовал я?
— Согласны! Чего там!
— Командуй, грец с тобой!
— Ну, а если согласны, то слушать мою команду! Нас собралось двадцать семь конных да пеших… тридцать два человека. Товарищ Дергач! Построй пеших и веди их к станичному правлению, а остальные — по ко–о–оням!
После ухода Андрея и фронтовиков с майдана остальные также стали расходиться. Старики нерешительно топтались на месте, не зная, что предпринять. Такой сходки в станице еще никогда не было.
Приезжающие с фронта сыновья часто вступали в споры со своими отцами, но из повиновения все же не выходили. А когда появился Андрей Семенной, все вверх дном пошло. Перестали слушать сыны родительское слово. Атамана и того в грош не ставили.
Семенной словно зачаровал молодых казаков — так и ходят за ним следом. И знают старики, что скажи он сегодня лишь слово, разогнали бы фронтовики майдан и на седину стариковскую не посмотрели бы.
На крыльце снова показался Коваленко. Из–за его спины робко выглядывал Волобуй.
— Господа станичники! В правлении семьдесят пять винтовок и десять цинков патронов, присланных отдельским атаманом. Говорите: передать эти винтовки фронтовикам или нет?
— Не давать! — разом выдохнули сотни грудей, а Волобуй, встав рядом с Коваленко, замахал руками:
— Они нас рубать хотят, а мы им оружие отдадим? Да где же тогда правда на свете? Свой отряд организовать, чтобы нас от банды защищал да от этих смутьянов.
Волобуй, сойдя с крыльца, стал пробираться к Буту. Казаки молчали. Коваленко обвел взглядом заметно редеющую толпу:
— Кто, господа станичники, хочет записываться в отряд и получить оружие, прошу вперед.
Писарь развернул толстую тетрадь, приготовясь записывать фамилии. Расталкивая казаков, к нему подошли Семен Лукич, Сушенко с сыном и еще пять–шесть пожилых казаков. Остальные стали расходиться.
Когда писарь, записав подошедших добровольцев, поднял голову, то около крыльца оставалось уже не больше двух десятков казаков. Коваленко, все время презрительно смотревший на уходящих, крикнул:
— Ну, кто следующий? Подходи!
Желающих больше не нашлось. Коваленко круто повернулся и, не прощаясь, пошел в станичное правление; за ним молча поплелись помощник, писарь и немногие добровольцы.
Когда часа через два отряд Семенного прискакал к правлению, там никого, кроме писаря, не было. Андрей с маузером в руках вошел в канцелярию. За ним, держа винтовки наперевес, шли семь казаков. Остальные окружили дом.
Увидев Андрея, писарь испуганно заморгал глазами.
— Где винтовки? — Андрей поднял маузер.
— Не… не знаю!
— Отвечай, когда спрашивают!
Писарь растерянно вскочил, поглядывая то на дуло направленного на него маузера, то на казаков:
— Вон в тех ящиках, господин вахмистр…
— Ну вот, давно бы так! — Андрей повернулся к казакам: — А ну, хлопцы, посчитайте, сколько их.
Казаки бросились к ящикам.
— Шестьдесят четыре винтовки и шесть цинков, товарищ Семенной.
Андрей посмотрел на писаря:
— А где остальные?
Тот молча протянул Андрею тетрадь.
Так! Успели–таки одиннадцать штук растащить… Казанок!
— Я, товарищ командир.
— Сейчас тебе писарь даст список. Сядешь на коня, возьмешь двух хлопцев и мотайтесь по дворам. Скажите, что, если к ночи винтовки не будут в правлении… расстреляю!
В канцелярию вошел Дергач.
— Ваня, выставь караулы! Около винтовок поставь двух часовых. Я возьму человек пять и поеду искать Сергеева. Над моими хлопцами команду примешь ты. Если не вернусь к ночи, из конных наряжай патрули, а пешие пусть тут ночуют.
Садясь на жеребца, Андрей крикнул:
— Тут винтовки будут приносить. Прими!..
Ночью он не вернулся. Дергач, нарядив конные патрули и сменив часовых, лег на атаманском столе спать…
Иван Дергач не был красивым парнем. Волосы цвета мокрой соломы, широкоплечая неуклюжая фигура и скуластое лицо со вздернутым носом, сплошь усеянное крупными веснушками, — красоты тут мало. Но все скрашивали большие карие глаза и ослепительно белые зубы. Отца, убитого в русско–японскую войну, Дергач помнил смутно. Второй брак матери не принес счастья маленькому Ивану. Отчим относился к нему холодно и сурово, а напившись пьяным, избивал мальчика.
Тяжело прошло для Дергача детство, но и юность не была лучше. С тринадцати лет стал он батрачить у богатых хуторян. Потом — мобилизация, турецкий фронт, тяжелое ранение и лазарет.
В феврале семнадцатого года он приехал из лазарета в родную станицу, где пошел батрачить к Буту.
Зима, проведенная в станице, дружба с Максимом и Сергеевым многому научили Дергача. Когда вернулся в станицу Андрей и стал поднимать станичную молодежь на борьбу за советскую Кубань, Дергач стал ему верным помощником…
Стенные часы прохрипели четыре удара. Дергач открыл глаза. Начинало уже светать.
В соседней комнате тихо посапывали часовые. Вскочив со стола, Дергач подошел к окну и в ужасе отшатнулся: весь двор был заполнен всадниками. Выхватив наган, он бросился к двери, рванул ее к себе и столкнулся с Сергеевым. За Сергеевым стояли Максим и какой–то усатый человек в ремнях.
Сергеев положил руку на плечо Дергача:
— Что, Ваня, испугался? — И, улыбаясь, показал взглядом на усатого человека: — Знакомьтесь! Это командир красногвардейского отряда товарищ Юдин.
Дергач обрадованно воскликнул:
— Это который советскую власть устанавливает?
— Он самый, — улыбнулся Юдин, протягивая Дергачу руку.
Поговорив с Юдиным, Дергач подошел к Максиму:
— Ты Андрея не видел?
— Нет. Когда он меня назад вернул, мы с Сергеевым на станцию подались. У начальника ручную дрезину выпросили и махнули на Брюховецкую. — Максим по–детски счастливо улыбнулся. — Вот видишь, привели с собой отряд. Завтра, Юдин говорит, ревком выбирать будем…
Андрей, не найдя Сергеева, остальную часть ночи кружился по прилегающим к базару улицам и переулкам, опасаясь, что кулаки, пользуясь темнотой, попытаются захватить оружие.
… Утром выбрали ревком. В него вошли Сергеев, Андрей Семенной, Максим Сизон, Иван Дергач и еще несколько казаков и иногородних.
Отряд решили организовать сводный, совместно со станицами Каневского юрта, из пехоты и кавалерии. Начальником был выбран Семенной. Ему же поручили оканчивать и формирование отряда.