Мы должны теперь вернуться к тому моменту, когда Нейта заснула в лодке Хоремсеба, чтобы очнуться уже во дворце. Отнеся девушку в назначенную комнату и приказав, чтобы служанки и сам Хамус относились к ней с самым глубоким уважением, князь отправился к мудрецу и рассказал ему, какую прекрасную и знатную добычу ему удалось привезти во дворец.
Таадар озабоченно и недовольно покачал головой.
— Лучше бы ты посоветовался со мной, прежде чем привозить сюда это дитя. Но так как дело уже сделано, то я прошу тебя щадить ее здоровье и как можно меньше мучить ее.
— Зачем такая осторожность? — подозрительно спросил удивленный Хоремсеб.
— Потому что дочь Мэны не должна быть принесена в жертву Молоху. Эту ночь я провел, читая по звездам, что женщина, которая сегодня переступит твой порог, будет нашим спасением и нашей защитой в минуту смертельной опасности. Так что в твоих интересах щадить ее жизнь. Я недостаточно ясно объяснил, чтобы рассеять твои подозрения? Признаюсь, я ожидал от тебя большего доверия.
— Прости меня, учитель! Я буду повиноваться тебе, Нейта будет настолько вдыхать аромат, насколько это необходимо для поддержания ее любви ко мне.
Хоремсеб вернулся к себе очень довольный. Совет мудреца вполне согласовался с его собственными намерениями сохранить Нейту и ее жизнь. Гордая и умная молодая женщина ему нравилась. Его тщеславие было удовлетворено тем, что в его власти, наконец, находится женщина высокого происхождения, вместо рабынь и бедных девушек, из которых он набирал себе жертв и которые смотрели на него, как на своего господина. Дочь Мэны по рождению и по характеру была совсем другого закала. Любимая всеми, избалованная и привыкшая к лести, она сполна пользовалась привилегиями, которые египетские обычаи предоставляли знатным женщинам. Покорить прекрасную капризницу, унизить ее гордость и сделать из нее послушную и смирную игрушку — такое новое развлечение предвкушал Хоремсеб.
Придя в себя, Нейта увидела, что она находится в прекрасной комнате, убранной с царской роскошью. Стены комнаты были инкрустированы ляпис — лазурью по золотому фону. Вся мебель из дорогого дерева, инкрустированная слоновой костью и драгоценными камнями, была покрыта пурпурными подушками. Немые, но ловкие служанки с уважением прислуживали ей, а богатые одежды, которые они подавали, удовлетворяли даже ее избалованный вкус. Но это первое благоприятное впечатление было непродолжительным. Бедное дитя скоро догадалось, что эта золотая клетка все — таки была тюрьмой и что теперь она имела дело не с нежным, любящим, деликатным и великодушным Ромой, который всегда уступал каждому ее капризу и смотрел на ее любовь, как на самый драгоценный дар. Даже Хартатеф и Саргон, повинуясь своей искренней страсти, стали ее рабами. Но человек, за которым она так неблагоразумно последовала, сразу показал ей, что он отнюдь не намерен забавлять ее своей любовью и проводить дни, восхищаясь ею и развлекая ее. Она поняла, что отдалась грубому и гордому господину и здесь царит его железная воля.
На следующий день Нейта после ужина захотела прогуляться по Нилу.
— Это невозможно, — спокойно ответил князь.
— Почему? Твой дворец стоит на берегу реки, и я хочу выйти! — сказала недовольным тоном удивленная капризница.
— Я очень сожалею об этом, но кто раз вошел сюда, тот уже больше не выходит. Итак, прогулки по Нилу не будет.
Нейта вскочила, глаза ее сверкали. Так как она больше не принимала яд, то к ней вернулось ее здоровье, а вместе с ним и вся неукротимость характера. Она еще любила Хоремсеба, но думала, что взаимно. Ей было известно, какую власть она имеет над мужчинами. К тому же, привыкнув, что все преклоняются перед ее волей, она была вдвойне оскорблена отказом в такой простой вещи.
— Что это значит? Я хочу выйти и выйду! — пылко заявила она. — Приказываю, чтобы мне сию же минуту приготовили лодку. Я приехала гюда не для того, чтобы стать пленницей.
Хоремсеб откинулся в кресле и смотрел на нее с нескрываемой иронией.
— Повторяю тебе, что из этого дворца не выходят. Ты добровольно последовала за мной. Привыкай повиноваться мне и не знать другой воли, кроме воли твоего господина.
Содрогаясь от негодования, Нейта смерила его гордым, презрительным взглядом:
— Ты, кажется, сказал «господина»? Вероятно, ты ошибся в выражении. Если же нет, то знай, Хоремсеб, что дочь Мэны никогда не имела господина! Сама Хатасу называет себя моей покровительницей, Тутмес обращается со мной как с равной, а мужчины, которых я удостаиваю своей любовью, считают себя моими рабами. Если ты еще когда — нибудь осмелишься так обращаться со мной, я возненавижу тебя вместо того, чтобы любить.
Князь встал и с ледяной жестокостью посмотрел на строптивицу, которая была вдвойне обольстительнее в минуты страстного негодования.
— Попробуй возненавидеть меня, — сказал он дрожащим голосом, — но знай также, что если ты хочешь сохранить мою любовь, никогда больше не произноси таких безумных речей. В этом дворце все подчинено мне. Я господин твоей души, твоей жизни, твоего тела! Пойми это и старайся соотносить с этим свои поступки. Хоремсеб терпит рядом с собой только покорных женщин, вздыхающих у его ног и вымаливающих его любовь, но не строптивых. Если ты будешь настаивать на своем упрямстве, я удалю тебя от себя.
— Я сама хочу уехать! Я не останусь больше с тобой! — выкрикнула Нейта почти в истерике.
Не удостоив ее даже взглядом, князь отвернулся и сказал равнодушным тоном:
— Уединение, надеюсь, излечит твое безумие. Ты увидишь меня только тогда, когда, покорная и раскаявшаяся, будешь умолять меня о прощении.
Повернувшись к Хамусу, он приказал:
— Отведи эту женщину в ее комнату.
Униженная Нейта онемела. Ей казалось, что она теряет рассудок. Ничего не видя и не слыша, она машинально последовала за Хамусом, который почтительно уговаривал ее успокоиться и отдохнуть немного.
Когда она осталась одна, гнев и отчаяние разразились потоками слез. Только глубокой ночью от страшной усталости она забылась сном.
Три дня Нейта не выходила из своей комнаты. Сначала она жадно прислушивалась к малейшему шуму в коридорах и на соседней террасе, ежеминутно надеясь увидеть раскаявшегося и полного любви Хоремсеба, идущего к ней вымаливать мир. Но это ожидание было напрасным: князь не приходил. С глубокой горечью оскорбленная Нейта должна была сознаться, что этот человек не любил ее так, как она привыкла быть любимой. Суровый и равнодушный, князь ждал, чтобы она унизилась перед ним. Но при одной мысли об этом вся ее гордая душа возмущалась. Просить прощения у этого спесивого хама, который один во всем виноват, — никогда!
Если бы Нейта могла видеть раздражительность и нетерпение князя, это сильно утешило бы ее. Тем не менее, он держался твердо и только вечером на четвертый день послал ей с одним из молодых рабов пурпурную розу.
При виде этого вероломного дара, сердце Нейты, усиленно забилось. Он прислал ей цветок. Это было доказательством, что он уступает и начинает предварительные переговоры о мире. В ожидании Хоремсеба к ней вернулось хорошее настроение. Она села и жадно вдыхала отравленный аромат цветка. Прошло довольно много времени, а князь не показывался. Охваченная беспокойством и страшной тоской, она стала ходить по комнате, а затем выбежала на террасу. Дыхание прерывалось, и ей казалось, что она задыхается в какой — то раскаленной печи. Не в состоянии оставаться на одном месте, она бросилась в сад и металась по тенистым молчаливым аллеям, дожираемая страстью.
Наконец, утомленная и разбитая, Нейта увидела скамейку. Не дойдя до нее, девушка бросилась в траву. Она прижалась пылающим лбом к холодному камню. Ощущение влажной свежести облегчило страдания и погрузило ее в оцепенение.
Взошедшая луна осветила мягким светом роскошную растительность маленькой прогалинки и белые одежды девушки.
В своем полузабытьи Нейта не слышала приближавшихся легких шагов. Она ничего не заметила, даже когда Хоремсеб сел на скамейку.
Князь издали следил за ней все время с тех пор, как она вышла в сад. Сейчас он смотрел с досадой и восхищением на прекрасное создание, неподвижно лежавшее у его ног. Затем, наклонившись к ней, он горячо прошептал:
— Нейта!
Измученная девушка вздрогнула и привстала:
— Хоремсеб!
Целый мир страданий, унижения и любви звучал в одном этом слове и светился в затуманенных слезами глазах.
Самолюбие жестокого хозяина было удовлетворено. Князь поднял Нейту и посадил ее рядом с собой на скамейку. Роза сделала свое дело: она сломила гордость прекрасной капризницы.
— Ну что, Нейта, любовь моя, будешь ты еще перечить мне? — спросил ласковым тоном Хоремсеб, горячо целуя в губы свою жертву.
— Нет, если в обмен ты отдашь мне все твое сердце, — ответила Нейта так тихо, что ее слова донеслись до ушей князя, как легкое дуновение.
Следующие недели прошли довольно мирно. Нейта не получала больше роз, но весь воздух был достаточно пропитан ядовитыми ароматами, чтобы держать нежный организм девушки в постоянном нервном возбуждении.
Однако, она не страдала. Хоремсеб, щадивший ее и находивший тысячи развлечений в обществе умной и развитой Нейты, всячески старался ублажать ее и избегал новых ссор. Для князя это было тяжелое время. В интересах опыта, который он собирался предпринять и который должен был раскрыть перед ним будущее, Хоремсеб по приказу Таадара держал строгий пост. Он ел только овощи и фрукты, мог пить молоко и не больше двух кубков вина в день и вел очень строгую целомудренную жизнь. Старый мудрец объявил ему, что всякое излишество поглотит его силы и сделает сомнительным успех великого опыта.
Несмотря на неукротимую и в высшей степени чувственную натуру, Хоремсеб покорно подчинялся этому строгому режиму. В этом ему помогал сок культивируемого им странного растения, который имел два свойства: леденить кровь и удовлетворять аппетит. Выпив этой удивительной эссенции, Хоремсеб становился спокоен, ум его был ясен и он почти не чувствовал голода. Несколько овощей, какие — нибудь фрукты и кубок молока вполне насыщали его. Но если уснувшие чувства губителя душ не требовали ничего, инстинкты сохраняли всю свою силу, и Хоремсеб во время этого поста старался наслаждаться при помощи зрения. Холодный и неуязвимый, он находил необыкновенное удовольствие в созерцании самых распущенных оргий. Царя, как бог, над разнузданными им страстями, он наслаждался бушевавшим у его ног хаосом.
Однажды вечером, после ужина, когда Нейта по обыкновению собиралась выйти на террасу, он казал ей:
— Подожди! Пойдем поболтаем в твоей комнате. Потом я покажу тебе зрелище, которое заинтересует тебя. Я не хочу, чтобы ты скучала у меня.
— Ты повезешь меня в своей чудной лодке кататься по Нилу? — спросила девушка, покраснев от волнения и удовольствия.
— Неужели ты все еще мечтаешь об этом? Нет, я покажу тебе, какие у меня есть здесь чудеса, и докажу, что я могу заменить Нил чем — то гораздо лучшим. Ты убедишься, что солнце со своими палящими лучами, со своей грубой яркостью годится только для простого народа и что действительная жизнь начинается только ночью, под серебристыми лучами луны. Блуждать в древесной тени, полузатерявшейся во мгле, мечтать под шелест листьев или под приятную музыку, наконец, любить без материальной грубости любви — вот существование, достойное нас. Что же касается удовлетворения грубых чувств, то это можно видеть на подвластных нам существах. Признайся же, прелестная капризница, что такая жизнь — само счастье!
Пока он говорил, его огненный взгляд погрузился в ясные и невинные глаза Нейты, слушавшей его в полном недоумении. Час спустя, Хоремсеб повел девушку в сад. Рабы освещали им дорогу факелами. Вокруг дворца на этот раз все было темно и тихо. Скоро они вошли в длинную аллею, ярко освещенную высокими треножниками, на которых в металлических вазах горела смола. Вся аллея была усыпана лепестками цветов. Вдоль нее на земле были расставлены ящички, распространявшие целые облака благоухающего дыма. В конце аллеи показалась круглая площадка, усыпанная песком. Посреди нее стоял маленький храм, к которому вели пятнадцать ступеней. В нише, обрамленной двумя колоннами, стоял широкий трон. Вокруг была живая изгородь из цветов. Цветы виднелись повсюду и на ступеньках лестницы. Гирлянды цветов, перекинутые через площадку, образовывали благоухающий купол.
Нейте показалось, что на лестнице были расставлены какие — то странные фигуры, державшие в поднятых руках факелы и лампы. Но подойдя ближе, она увидела, что приняла за статуи богато одетых мальчиков, стоявших неподвижно, как будто они были высечены из камня. У ног каждого из них в ящичках курились благовония. Факелы и пламя смолы ярко освещали площадку, наполненную мужчинами и женщинами, которые выстроились полукругом.
Подойдя к лестнице, Хоремсеб остановился и окинул все довольным взглядом. Побледневшая Нейта молча стояла рядом. Все, что она видела, ослепляло и поражало ее, но удушливый запах цветов и благовоний слишком сильно действовал на ее утонченную натуру. Голова у нее кружилась, и утомление, смешанное с каким — то оцепенением, овладело всем ее существом.
По знаку господина целый рой маленьких девушек с цветами и закрытыми корзинами в руках отделился от толпы и окружил Нейту. Прежде чем она могла понять их намерения, ее одежды расстегнули и заменили их туникой из легкой и прозрачной материи, покрытой серебристыми вышивками. Вместо пояса ее обвили гирляндой цветов. Другую гирлянду прикрепили к ее длинным, распущенным волосам. Пораженная Нейта не оказала ни малейшего сопротивления. Когда служанки расступились, ее испуганный взгляд встретился с пылающим взором Хоремсеба, который, казалось, насквозь пронизывал ее. Несмотря на оцепенение, подавлявшее все ее чувства, острое ощущение унижения, стыда и бессильного гнева наполнило сердце Нейты. Пленница закрыла глаза и зашаталась, но Хоремсеб поддержал ее и, подняв на руки, взошел по лестнице со своей легкой ношей. Князь сел на трон и посадил ее рядом с собой.
Заметив смертельную бледность своей спутницы, голова которой бессильно опустилась на его плечо, князь позвал Хамуса. Тот по его приказанию принес полный кубок вина. Приподняв голову Нейты, князь поднес к ее губам кубок и прошептал: «Пей!» Девушка машинально повиновалась. Вино, как огонь, побежало по ее жилам. Румянец выступил на щеках, в больших черных глазах появился лихорадочный блеск, и она выпрямилась, сладостно улыбаясь.
Хоремсеб хлопнул в ладоши. И началось странное, захватывающее пение, то мелодичное и нежное, как гимн любви, то пронзительное и дикое, будоражащее могучими вибрациями нервы слушателей. Оно пробуждало в их душах самые разнообразные страсти.
В ту же минуту группа танцовщиц вошла в круг. Едва прикрытые длинными белыми покрывалами, которые они держали в руках, звеня кольцами ожерелий и браслетами, прекрасные создания исполнили какой — то страстный танец. Покрывала парили над их головами, как белые облака. Изощренные позы танцовщиц позволяли любоваться их чудесными телами.
Откинувшись назад, Хоремсеб пожирал глазами эту оживленную сцену. Даже Нейта, возбужденная вином, музыкой и удушливыми ароматами, не могла оторваться от этого волшебного зрелища. Князь встал и этим оборвал таинственный танец. Танцовщицы тотчас же исчезли, и вся толпа выстроилась в две шеренги, чтобы пропустить господина и его спутницу. В сопровождении толпы, поющей и бросающей ему под ноги цветы, Хоремсеб повел Нейту к большому пруду, который, как и дворец, был теперь ярко освещен. Факелы, лампы и пламя смолы окутывали каким — то красноватым туманом гладь воды. У ступенек из розового гранита, спускавшихся в воду, стояла целая флотилия маленьких лодок, украшенных разноцветными огнями и цветами. В каждой лодке были евнух, девушка с арфой и большая амфора. На почетном месте у самой лестницы ожидала господина золоченая и инкрустированная лодка. В ту минуту, когда Хоремсеб и его спутница сели на пурпурные подушки, шесть молодых мужчин и шесть девушек, прикрытых только гирляндами цветов, бросились в воду. Одни схватили длинные серебряные цепи, прикрепленные впереди лодки, другие подталкивали сзади. Вместе с лодкой они выплыли на середину пруда.
Тогда вся толпа рабов рассеялась. Одни сели в лодки, другие бросились в воду, плавая вокруг лодок с криками дикой радости. Всем были розданы кубки, которые наполняли евнухи, как только жадная рука протягивалась к ним. Скоро опьянение охватило всех. Пруд кишел обезумевшими существами, все звуки покрывало страстное пение под аккомпанемент арф.
Сначала Нейта с захватывающим интересом наблюдала за этим фантастическим действием. Но по мере того, как праздник переходил в отвратительную оргию, ею начинал овладевать ужас. Никогда еще ее целомудренный взгляд не оскорбляло такое гнусное зрелище. Воспламененные и искаженные скотскими страстями лица мелькали вокруг лодки. Эти подобия людей плавали вокруг Нейты и протягивали кубки, причем иногда руки сжимались, как бы нацеливаясь в голову господина. Все это пугало Нейту, и она, дрожа, прижалась к своему спутнику.
— Чего ты боишься? — спросил Хоремсеб, ударяя бичом по обнаженной спине раба, осмелившегося подплыть слишком близко к лодке и вызвавшего у Нейты крик ужаса.
Праздник или, вернее, отвратительная вакханалия достигла теперь апогея. Пение и музыка слились в какой — то хаос. Дикое веселье несчастных существ, отупевших от щедро раздаваемого им яда, переходило в какое — то неистовство. Тем не менее, евнухи, плававшие по пруду, старались поддерживать известный порядок. Они отгоняли кнутами более буйных, вылавливали крючками тонувших и собирали в кучу на плот женщин, не позволяя им снова вернуться в воду. Несмотря на все эти предосторожности, несколько несчастных утонуло.
Вдруг у самой лодки князя появился пловец, возбужденный до невменяемости. Это был здоровый молодой нубиец могучего телосложения. Его широкая грудь тяжело вздымалась, а дикие налитые кровью глаза вперились в Нейту так, что у нее застыла кровь. Раб ухватился рукой за борт лодки и потянулся к девушке. Нейту обдало пьяное дыхание этого животного, и она откинулась к Хоремсебу. Почувствовав сильный толчок, чуть не опрокинувший лодку, князь резко обернулся.
При виде дерзкого безумная ярость исказила его лицо.
— Бешеная скотина! Ты осмеливаешься прикасаться к тому, что принадлежит твоему господину! — прорычал он, молниеносно выхватил из — за пояса небольшую секиру с золотой рукояткой и рассек голову раба. Череп несчастного раскололся, как ореховая скорлупа, и струи крови и мозга брызнули на Нейту, почти ослепив ее. Даже не вскрикнув, Нейта упала в обморок. С минуту отвратительный труп еще держался за борт лодки, потом руки разжались, и он тяжело упал в воду.
Хоремсеб наклонился к Нейте и, зачерпнув рукой воды, вспрыснул окровавленное лицо своей спутницы. Это ни к чему не привело и он проворчал с досадой: «Глупый случай. Но не беда! Она все равно привыкнет…» Приказав причалить к берегу, он поднял Нейту и унес ее в комнату.
Это положило конец разгулу. Все несчастные, служившие для гнусного развлечения князя, были выведены на берег. Тех, кто еще мог кое — как плестись, как стадо животных, погнали ударами кнута в их помещения. Несколько евнухов под руководством Хамуса разобрали оставшихся. Мертвецки пьяных отнесли, мертвых оттащили в специально отведенное место. Тех трех или четырех, кого тяжело ранили, вытаскивая крюками, и на выздоровление которых нельзя было рассчитывать, в бессознательном состоянии бросили в садок на корм рыбам, предназначенным для стола Хоремсеба.
Когда, наконец, Нейта очнулась от долгого обморока, все следы ужасного гульбища исчезли. Вспоминая, что произошло, она с тоской спрашивала себя, случилось ли все на самом деле или это был только отвратительный бред, созданный ее больным мозгом?
Изнеможенная Нейта действительно чувствовала себя нездоровой. Ее бил озноб, в теле была свинцовая тяжесть, а больную голову, казалось, сжимал железный обруч. Но зато сознание прояснилось, вырвавшись из — под влияния ядовитых благовоний. Нервы были натянуты, как струны, а на сердце лежала тоска. В эту минуту Хоремсеб внушал ей отвращение и ужас. Как и в первый раз, между ней и чародеем победоносно встало красивое лицо Ромы. Нейта сжала обеими руками пылающую голову. Неужели она забыла и перестала любить этого человека, такого благородного и такого доброго, каждый взгляд и каждое слово которого пробуждало в ее душе покой и счастье? С болезненным сожалением о потерянном она вспоминала их разговоры. Перед Ромой она всегда раскрывала все свои чувства. То, что она читала в его ясных глазах, никогда не заставляло ее краснеть. Его поцелуй вносил мир в ее сердце, а в его объятьях она укрывалась, как в спасительной крепости.
По сравнению с этим, каким же адом была ложная любовь Хоремсеба! Без сомнения, он тоже уважал ее и никогда не посягал на ее женскую честь, но отчего же при виде князя кровь бросалась в голову? Почему, когда он наклонялся к ней, она, казалось, задыхается в каком — то огненном чаду? Почему его поцелуй ввергал в безысходную тоску, а его пламенный взгляд испепелял? Вся дрожа, Нейта призналась себе, что роковая любовь к Хоремсебу разбила ее жизнь, не дав счастья. Необъяснимое влечение требовало его присутствия. В его поцелуе она искала облегчения, награды за изнурительное ожидание, за страдание, но никогда не находила ни покоя, ни отдыха.
Бедная Нейта! Ее грубо оторвали от всех привычек, от честных привязанностей, которые ее окружали, от здоровой и правильной жизни. И теперь это нежное создание прозябало в фантастическом мире, где, казалось, ниспровергались все законы природы. Она постоянно чувствовала себя, как под влиянием грез. В этом странном дворце ночь превращали в день. Лучи заходящего солнца будили его обитателей. Только при свете факелов начиналась лихорадочная деятельность. Облака благоухающего дыма наполняли комнаты и сады, а сцены, вроде вчерашней, могли заставить поверить, что находишься во власти демонов. Все эти обстоятельства были хорошо рассчитаны на то, чтобы истощить самый сильный организм, а не то что хрупкую впечатлительную девушку. Кроме того, нездоровое влияние Хоремсеба было так же вредно для души Нейты, как этот новый образ жизни для ее тела. Князь, правда, не давал ей яда, который, несомненно, мало — помалу убил бы ее, но приносил пахучие амулеты и сам весь был пропитан ядовитыми ароматами, которые, как только он наклонялся к ней, отравляли Нейту, возбуждая в ней страсть.
День прошел очень тягостно. Сон бежал от пленницы. Когда жара сменилась приятной свежестью, она встала и сделала знак своим женщинам, чтобы они одели ее к ужину. Ей хотелось выйти в сад насладиться несколькими часами дня и тем солнцем, которого она почти не видела. Она машинально позволила одеть себя. Ее мысли витали вокруг Хоремсеба. Необходимость видеть его за ужином вызывала у нее ужас и отвращение, между тем — странная вещь, она ни за что на свете не согласилась бы отказаться от этого свидания и даже начала считать часы, которые их разделяли.
Закончив одевание, рабыни ушли, кроме той, которая надела на нее драгоценности и вспрыснула ароматической эссенцией. Когда молодая рабыня поднесла большое металлическое зеркало, взгляд Нейты случайно упал на ее лицо. Там было написано мрачное отчаяние. Великодушная и сострадательная по природе, Нейта под влиянием своего прозрения еще больше открылась для сочувствия. В первый раз она внимательно всмотрелась в свою служанку и заметила преждевременную старость, печать утомления и страдания, которыми дышала вся ее фигура. Положив руку на голову молодой рабыни, она спросила ее с добротой:
— Ты слышишь меня? Или ты тоже — глухонемая? Для верности Нейта указала рукой на рот и уши.
Рабыня подняла глаза. В них светились печаль и признательность. Затем несколькими быстрыми движениями она объяснила, что отлично слышит и понимает.
— Каким образом ты онемела, бедное дитя? Или ты, как и твои подруги, нема от рождения?
К глубокому удивлению Нейты, служанка от этого вопроса необыкновенно разволновалась. Ее всю трясло, глаза сверкали, а с губ срывалось хриплое ворчание. Через минуту она овладела собой, покачала головой и оживленной жестикуляцией объяснила, что евнух (она представила его так, что нельзя было ошибиться) отрезал ей язык.
— О, какой ужас! Но по чьему приказанию? — воскликнула Нейта, охваченная тяжелым предчувствием. Раздирающий и отчаянный смех сорвался с губ молодой рабыни. Еще более выразительными жестами, дышавшими ужасом и отвращением, она указала на господина, по воле которого так изуродовали всех рабов.
Охваченная внезапной слабостью, Нейта в изнеможении опустилась на стул и закрыла лицо руками. Тоска, страх и отвращение к Хоремсебу захлестнули ее. Его образ стал ярче от этой новой жестокости. И это чудовище она любит? Ради него она покинула и забыла Рому, который, без сомнения, скорбит о ее смерти. Легкое прикосновение оторвало ее от горьких мыслей. Она подняла голову и увидела, что рабыня встала перед ней на колени, молитвенно сложив руки, и боязливо смотрела на нее. Поймав взгляд госпожи, она с умоляющим видом прижала палец к губам.
— Не бойся, бедное дитя. Я не выдам того, что ты доверила мне.
Нейта протянула рабыне руку, которую та с признательностью поцеловала.
И вот она вышла в сад.
Солнце еще не село. Его живительные лучи играли на густых кронах и сверкали, отражаясь на гладкой поверхности пруда. Нейта жаждала чистого воздуха и дневного света, с которыми теперь почти никогда не встречалась.
Вид пруда вызвал у нее отвращение, поэтому она углубилась в одну из аллей. Походив совсем немного, девушка почувствовала усталость. Мучившее ее болезненное состояние теперь вернулось еще с большей силой. Нейта поднялась ка первую попавшуюся террасу и села на скамейку, прислонясь к колонне. Перед ней расстилалась поляна, окруженная стеной зелени. От нее начиналась аллея сикомор. Все было пустынно и молчаливо. Никто из служителей не появлялся, чтобы зажечь факелы и треножники и расставить благовония, так как еще не наступил час, когда выходит их господин.
Постепенно странное оцепенение овладело ею. Голова отяжелела, ледяная дрожь пробегала по телу и, казалось, черное покрывало опустилось перед глазами. Вдруг ей почудилось, что какая — то тень выступила из — под пальм и быстро направилась к ней. Сосредоточившись, она увидела женщину, лицо которой было закрыто покрывалом, а украшенные браслетами руки были протянуты вперед. Она словно скользила к террасе, слегка касаясь земли.
«Кто бы это мог быть? — подумала Нейта. — Кто — нибудь из танцовщиц или служанок? Но как она смела прийти сюда и приблизиться ко мне?»
Вдруг она заметила еще несколько новых теней. Они возникали, казалось, из кустов и даже из — за колонн террасы. В мгновение ока они окружили Нейту. Онемев от ужаса, она была не в состоянии пошевелиться и приросла к скамейке. Закутанные в черное женщины столпились вокруг нее. От них шел смертельный холод и сочился удушливый отвратительный запах. Кулаки, покрытые ожогами, протянулись к ней, и хриплые, глухие голоса закричали:
— Вот та, для которой он нашел и любовные поцелуи, а не только смертельные, которыми награждал нас. Она не предназначена для смерти. Беги из этого дворца. Мы не потерпим здесь твоего присутствия. Беги, Нейта, так как тот, кого ты любишь, принадлежит нам. Или стань такой же, как мы, и раздели нашу участь.
Черные покрывала упали, Нейта увидела молодые лица, обезображенные страданием и животными страстями. Пламя бушевало вокруг зловещих теней, и у каждой жертвы из раны на груди текла черная густая кровь. Покрывала превратились в дым, который носился вокруг этой ужасной толпы. Нейта хотела бежать, но онемевшие ноги отказывались повиноваться ей. В этот момент вся ее жизненная сила сосредоточилась на зрении и слухе.
— Посмотри! Эти раны — дело его рук, — сказал один из призраков, искаженное лицо которого дышало дикой ненавистью. — Хоремсеб пил кровь, которая течет в нашей груди, и этими кровавыми узами он связан с нами. Он принадлежит нам, и мы увлечем его в бездну. Там, освобожденный от плотского тела, он будет в нашей власти. Если ты хочешь разделить нашу власть, отдай и ты свою жизнь, чтобы напитать его.
Жалобно смеясь, отвратительные тени теснее обступили ее, как вдруг, кружась вокруг собственной оси, они исчезли с террасы, как огненные шары, гонимые ветром.
Отчаянным усилием стряхнув оцепенение, приковывавшее ее к скамейке, Нейта, дрожа, встала. Ее испуганный взгляд упал на Хоремсеба, который с беззаботной улыбкой шел к ней по аллее. Она, движимая только желанием не оставаться одной бросилась к князю. Но силы изменили ей, и она с глухим криком упала на колени.
— Что с тобой, Нейта? — спросил Хоремсеб, нежно наклоняясь к девушке, расстроенное лицо которой дышало безумным страхом.
— На меня напали женщины, окруженные пламенем и с ранами в груди. Они грозили мне, — пробормотала Нейта, задыхаясь. — Они сказали мне, что я не имею права на твою любовь, пока ты не напьешься моей крови. Эти женщины утащат тебя в бездну, где ты будешь в их власти. Ах, вот они возвращаются! Они окружают тебя, цепляются за тебя. Прогони их, если ты любишь меня!
Голос ее оборвался, и она упала на землю без чувств.
С минуту Хоремсеб стоял неподвижно. Бледный, с потускневшим взглядом, он, казалось, собирался с силами. Сильное тело его дрожало. Не духи ли его жертв, подобно ледяному ветру, касаются его влажного лба и приподнимают его волосы? Не их ли руки протягиваются к нему из — за каждого куста, в каждом темном углу? Стиснув зубы, он поднял Нейту и одним прыжком очутился на террасе. Здесь, положив девушку на скамейку, он хлопнул в ладоши.
Тотчас же прибежали Хамус и несколько рабов с факелами в руках.
— Вина и эссенций, — приказал Хоремсеб хриплым голосом.
Благодаря его стараниям, Нейта скоро открыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, целуя ее.
— Теперь лучше. Кажется, меня мучали дурные грезы, — заметила Нейта, стараясь улыбнуться.
— Без сомнения, ты бредила. Пойдем теперь ужинать — это окончательно восстановит твои силы, — сказал Хоремсеб, обнимая ее за талию, чтобы помочь ей идти.
Ужин проходил в полном молчании. Нейта не могла ни есть, ни пить. Хоремсеб озабоченно наблюдал за ней. Глубокая складка прорезала его лоб.
— Твои видения делают тебя больной, Нейта. Ты бледная, расстроенная, потеряла аппетит — так продолжаться не может. После ужина я отведу тебя к великому мудрецу и врачу. Он даст средства, которые тебя вылечат, — Хоремсеб замолчал, видя, что Нейта встала. Ее широко открытые глаза с ужасом следили за каким — то предметом.
— Кто эта бледная женщина, окруженная пламенем, с пурпурной розой в руках? Она хочет схватить тебя, Хоремсеб, — прошептала она.
Маленькие ледяные пальцы конвульсивно ухватились за ожерелье князя. Тот быстро обернулся.
— Что ты видишь, Нейта? Ничего нет!
— О, она остановилась между нами, а вот и бездна! Остановись, остановись! Не позволяй толкать себя туда, — уже кричала Нейта, в ужасе отступая назад.
— Ты больна, дорогая моя, — сказал Хоремсеб, притягивая ее к себе. — Я вижу, что ты меня очень любишь, так как не хочешь, чтобы я упал в бездну. Но успокойся, мы никогда не расстанемся с тобой.
Он прижал ее к себе еще крепче и поцеловал. Но, когда он прикасался к губам Нейты, на нее дохнуло едким горячим дымом изо рта Хоремсеба. Огненные языки окружили ее голову, освещая его лицо кровавым светом. Задыхаясь, изнывая, как в раскаленной печи, ослепленная и оглушенная, она стала отбиваться. Ее хрупкое тело изгибалось в конвульсиях.
— Пощади! Не жги меня, Хоремсеб, пламя душит меня! — кричала она, стараясь вырваться из его рук.
Вдруг она резко выпрямилась, а затем без чувств опустилась на руки князя. Снова Хоремсеб смертельно побледнел.
— Что это значит? Она, кажется, видит тех, кто здесь погиб? — с беспокойством пробормотал он. Вдруг его взгляд прояснился и на лице появилось выражение необычайной гордости и самодовольства. «Их души не могут найти себе покоя. Они еще любят и ревнуют меня. Бедная Нейта! Эти умные тени завидуют тому предпочтению, которое я оказываю тебе, и преследуют. Таадар должен избавить тебя от этого». Сделавшись, как по волшебству, спокойным, Хоремсеб поднял Нейту на руки и понес ее к мудрецу. Старый хетт стоял на пороге, словно ожидая их. Мрачный и молчаливый, не задав ни одного вопроса, он взял все еще бездыханную больную и, положив на ложе, долго исследовал ее. Наконец он сказал недовольным тоном:
— Чувства этого ребенка развиты сильней, чем это может вынести тело. Она видит жертвы, принесенные Молоху, и слышит их беспорядочные речи, полные ненависти и ревности.
— Ты это знаешь, учитель? — спросил удивленный Хоремсеб. — Но раз ты коснулся этого предмета, позволь задать тебе один вопрос. Если Нейта видит души этих женщин, значит, они существуют? Следовательно, эти мстительные тени, действительно, окружают меня, пылая ненавистью и любовью. Они хотят сбросить меня в какую — то бездну, чтобы отомстить мне?
— Я уже говорил тебе, что ничто не уничтожается… а тем более то нечто, совершенное и нежное, что называется душой, — важным тоном ответил мудрец. — Без сомнения, эти существа, разлученные с телами в самом расцвете жизни и молодости, носятся по тем местам, где они жили. Эти женщины желали бы обладать тобой и они ревнуют каждый взгляд, каждую мысль, которыми ты даришь другую, так как в этих бестелесных существах, бушуют все страсти живых. Чувства сохраняются и после смерти, только им недостает плотских органов. Поэтому они страдают вдвойне, их бессильные желания наталкиваются на непреодолимое препятствие. Оттого — то эти существа и хотят увлечь тебя в бездну, название которой — смерть.
Только тогда они могут стать опасными и по — настоящему угрожать тебе. Перейдя в тонкое тело, ты будешь доступным для преследования теней, пожираемых ненавистью и любовью. Но так как, питаясь кровью жертв, мы будем жить вечно, то этой опасности для тебя не существует. Сознание твоей неуязвимости еще больше возбуждает бессильную ярость невидимых существ.
— О! Больше, чем когда — нибудь, я должен приносить жертвы и пить их кровь, — вскричал Хоремсеб в какой — то дикой экзальтации, — Я хочу, я должен жить вечно! Эти грубые, полные ненависти души никогда не будут иметь надо мной власти.
— Тебе нечего бояться. Но я возвращаюсь к Нейте. Может, могущественный аромат и зрелища, подобные вчерашнему, страшно возбудили ее организм. Она видит и слышит то, что невидимо для других, у которых легкие нити, привязывающие душу к телу, тесно закреплены и слегка ослабляются только во время сна. У Нейты это ослабление переходит всякие границы. В таком состоянии органы души начинают вибрировать и открывают живущим то, что скрывается в атмосфере, населенной чудесами. Но подобное состояние, в тоже время, и очень опасно, так как может повлечь за собой разрыв сердца. Молодой женщине необходим свежий воздух и абсолютный покой. Я уже просил тебя поберечь ее, но так как ты не обратил внимания на мою просьбу, то я оставлю ее здесь, в верхней комнате павильона, и сам буду ухаживать за ней. Знай, Хоремсеб, что Нейта — дочь моего народа. Здесь она находится под покровительством своего бога и под моей защитой.
Старый мудрец величественно посмотрел на него и положил руку на голову женщины.
— Ты бредишь, Таадар! Каким образом Нейта — дочь Мэны, начальника царских палаток, может быть дочерью хеттов?! — недоверчиво спросил Хоремсеб.
— Это ты ошибаешься, Нейта — дочь фараона Хатасу и царевича Наромата, старшего брата Саргона. Поэтому — то я и сказал тебе, что в случае опасности этот ребенок будет для нас могущественной защитой, так как царица боготворит это воспоминание о своей единственной любви.
Пораженный Хоремсеб слушал, не перебивая.
— И ты говоришь мне это только сегодня? Но это невозможно. Неужели же гордая Хатасу могла полюбить побежденного? И затем, как она скрыла все это от отца?
При слове «побежденный» лицо хетта омрачилось, и в его глазах сверкнуло ядовитое выражение.
— Побежденный судьбою! Вспомни, Гиксы доказали Египту, что он не всегда бывает победителем, — холодно произнес Таадар.
— Прости меня, учитель, я не хотел оскорбить тебя. Только крайнее удивление вырвало у меня такие несправедливые слова. Но раз ты уже столько мне открыл, то объясни все до конца. Если только состояние Нейты не требует твоего немедленного вмешательства.
Мудрец взял флакон и натер девушке виски и лоб. Потом сказал, опускаясь на стул:
— Пока ей больше ничего не нужно, и я удовлетворю твое совершенно понятное любопытство, хотя открыть эту тайну меня заставила только необходимость обуздать тебя.
Таадар облокотился на стол и погрузился в свои воспоминания. Хоремсеб чуть ли не задыхался от нетерпения, и учитель, собравшись с мыслями, сказал:
— Мне тяжело возвращаться ко временам несчастья и унижения, когда боги отвернулись от нашего несчастного народа, и гордый победитель раскинул лагеря в полусожженных дворцах наших царей. Решительная битва, проигранная нами, отдала тысячи пленных в руки египтян. Среди них был и Наромат, самый красивый из хеттов, надежда и гордость своего народа. Покрытый ранами, а главное, истощенный потерей крови, молодой герой был найден среди груды тел, когда египтяне в присутствии своего царя стали считать убитых.
Тебе известно, что Хатасу сопровождала Тутмеса в этом походе. Прекрасная, как Гатора, она была еще совсем ребенком, хотя уже и тогда отличалась необыкновенной энергией и гордостью. О том, какое влияние она имела на царя, ты можешь судить по тому, что мне рассказал твой отец, как очевидец. Фараон, готовивший свою любимую дочь для трона, всеми силами старался дать мужской закал ее характеру. С ее женской хитростью должны были соединиться невозмутимость и мужество воина. С этой целью он заставлял ее присутствовать на сражениях, конечно, на таком расстоянии, чтобы она не могла быть ранена. В этот день он привез ее смотреть как будут считать мертвых.
Стоя на царской колеснице, она не морщась смотрела, как считали и записывали отрубленные руки, разбирая груду трупов, около которой остановилась царская колесница. Из этой кучи тел скоро вытащили бесчувственного Наромата. По золотой каске и по украшениям Тутмес узнал царевича, которого он разбил накануне, и сказал: «Это был лев! Этот герой умер смертью храбрых». Можно только догадываться, что происходило в эту минуту в душе Хатасу. Тем не менее, она заметила:
— Мне кажется, мой отец и фараон, что сыну царя, хоть и мертвому, не подобает быть изуродованным в общей куче трупов. Если даже такой победитель, как ты, сам бог войны, воздает такую большую хвалу его памяти, то не заслуживает ли герой погребальных почестей?
Царь был в восторге. Он похвалил тактичность и великодушие дочери и приказал с почестями похоронить Наромата. Когда же его подняли, боль вырвала стон у раненого. Узнав, что он не умер, его отнесли во дворец. Как встретились и полюбили друг друга Наромат и дочь Тутмеса I, я не знаю. Только Сэмну, тогда еще простой воин из свиты царевны, и одна из сопровождавших ее женщин по имени Сатати принимали участие в этой истории. Эта любовь, единственная в жизни гордой Хатасу, совершенно овладела ею и смягчила ее сердце к побежденным. Царевна добилась от Тутмеса больших послаблений для них, и Наромат взошел бы на трон своего отца в качестве данника Египта, если бы Хатасу решилась расстаться с ним. Но здесь эгоизм подавил все остальные чувства. Царевич должен был следовать за армией и… раны его снова открылись. Наромат умер, а беременная Хатасу в отчаянии вернулась в Фивы. Случай помог скрыть эти обстоятельства. Тутмес I немедленно должен был отправляться в Ливию. Думая, что дочь его утомлена продолжительным походом, он на этот раз не взял ее с собой. Во время его отсутствия родилась Нейта. Мэна, ее названный отец, был женат вторым браком на одной родственнице царя. Царевна доверилась ему. Так как начальник царских палаток также оставался в Фивах для излечения ран, то он и объявил, что возьмет ребенка к себе. Жена Мэны умерла в родах, произведя на свет мертворожденного ребенка. Этого ребенка заменили Нейтой. Только Мэна, Сэмну, Сатати и два хетта, Тиглат и колдунья Абракро, были посвящены в эту тайну. Узнал я все это от Тиглата, а передал только твоему отцу и тебе. Хоремсеб жадно слушал этот рассказ.
— Благодарю тебя, Таадар. То, что ты мне рассказал, осветило много вещей и объяснило необыкновенную гордость Нейты. Это перешло к ней от матери. Вернемся теперь к настоящему. Конечно, я влолне подчиняюсь твоим распоряжениям и пришлю тебе сюда все, что Нейте нужно. Но позволишь ли ты мне навещать ее?
— Разумеется. Только Нейте необходимо совершенно поправиться, прежде, чем она будет в остоянии переносить новую обстановку. Я возвращу ее тебе гораздо более сильной, так как ароматы ассимилируются в ее крови.
К великому своему удивлению, Нейта пришла в себя в павильоне и осталась там жить. Она скоро привыкла к обществу старого мудреца, который обращался с ней ласково и которого занимали ее развитой ум и ее тонкие и острые ответы. Благодаря серьезному лечению и более здоровой жизни, к Нейте вернулись мало — помалу и силы и прежняя свежесть.
Хоремсеб часто навещал ее. Тайна ее рождения вызвала у него новый интерес к девушке, а блестящая красота дочери фараона подстегивала желание видеть ее у своих ног. Но она была еще больна, и присутствие Таадара мешало ему возобновить свою суетную и преступную игру. Так прошло несколько месяцев. Здоровье Нейты поправилось, она покинула павильон и стала вести во дворце свой прежний образ жизни. Встречаясь чаще с Хоремсебом, она снова подпала под его влияние. Но так как князь не давал ей яд и не злоупотреблял ядовитым ароматом, ее рассудок был не очень омрачен. Хоремсеб тоже сильно привязался или, вернее, привык к своей прекрасной и невинной подруге. Только его страшно мучила необходимость лишать себя ее общества во время оргий, которыми он развлекался при своем аскетическом образе жизни. Он решил еще раз попытаться приучить Нейту к этим отвратительным зрелищам.
Однажды вечером Нейта сидела вместе с князем в том павильоне, откуда они когда — то любовались танцами на площадке. Вдруг Нейта с удивлением увидела, что принесли трон и стали подвязывать Хоремсебу большие, золоченые крылья, а на голову надели тиару, сверкавшую драгоценными камнями. Когда же он знаком предложил ей занять место рядом с ним, она поняла, что должна будет присутствовать при какой — то новой оргии. Дрожа от страха, обливаясь холодным потом, она протянула к князю сложенные руки и, вне себя от ужаса, взмолилась:
— Нет, нет! Умоляю тебя, оставь меня! Я не хочу идти с тобой!
Хоремсеб не привык к сопротивлению: все должно было преклоняться перед его волей. Кроме того, его тщеславие доходило до мелочной глупости. Ему показалось, что этот отказ на глазах у всех был демонстративным. Подозрение, что она пренебрегает честью сидеть с ним рядом, привело князя в слепую ярость.
— А! Тебе не довольно места рядом с твоим господином! — прошипел он, окидывая Нейту угрожающим взглядом.
Наклонившись к Хамусу, он сказал ему несколько слов, и кортеж двинулся в путь.
Нейта, как пьяная, прислонилась к дереву. В ней боролись гнев, отчаяние и стыд. Она испуганно насторожилась, когда к ней подошел евнух и, скрестив руки, почтительно сказал:
— Господин приказал мне заставить тебя присутствовать на празднике. Следуй за мной без сопротивления, благородная женщина, и не вынуждай меня применять насилие к твоей высокой особе. Прости, что я, такой ничтожный служитель, осмеливаюсь дать тебе совет: никогда не противься воле князя. Месть его ужасна, а ненависть и гнев могут уничтожить тебя.
Нейта обхватила руками голову. О, зачем она последовала за этим гнусным человеком, который презирает ее и обращается с ней, как с рабыней? Этот злой насильник принуждает ее присутствовать на зрелищах, внушающих ей отвращение, а на ее просьбу отвечает тем, что отдает ее во власть слуги.
Убеждение, что Хамус действительно может употребить против нее силу, больно уязвило ее самолюбие. Вспыхнув, она отрывисто сказала:
— Показывай дорогу!
Придя в сопровождении евнуха на место праздника, она увидела Хоремсеба, сидящего на высоком жертвеннике, который мы уже описывали. У его ног толпа пила, танцевала и, из — за обилия возбуждающих напитков, находилась уже в состоянии настоящего бреда. Хамус указал Нейте на колонну, стоявшую в нескольких шагах от трона, и сказал:
— Встань здесь!
Нейте показалось, что ее ударило молнией, когда евнух вытащил веревку и, ловко обхватив за талию, привязал ее к колонне. При этом последнем оскорблении, низводившем ее в степень животного, кровь с такой силой прилила к голове, что в ее глазах все потемнело. Она не видела, что происходило перед ней. Шум и крики оргии доносились до нее, как какой — то отдаленный гул. Через минуту она зашаталась, упала на колени и закрыла лицо руками. В ней бушевала такая дикая ненависть к Хоремсебу, что при мысли о его безграничной власти над ней, она чувствовала, как волосы поднимаются у нее на голове.
Она не заметила, как чьи — то сильные руки подняли ее и посадили на удобный стул. Но хорошо знакомое прикосновение мягкой и холодной руки заставило ее открыть глаза. К ней наклонился улыбающийся Хоремсеб.
— Приди в себя, капризница, мой гнев прошел!
Удушливый аромат, который шел от него, расслабляюще подействовал на Нейту. Ее гнев, казалось, превратился в страстную любовь, толкавшую в объятия князя. Однако душа не отвечала этому подчинению чувств и продолжала страдать от унижения и гнева. Не понимая больше сама себя, разбитая внутренним терзанием, Нейта инстинктивно отбросилась назад и бессознательно прошептала:
— Пощади!
На губах князя появилась та странная улыбка, которая леденила и воспламеняла его жертв.
— Какой пощады ты просишь, Нейта? Что, кроме половины своего царства, могу я тебе дать? Полно же! Оставь свои капризы и подними свою хорошенькую головку. Взгляни, как беснуется у наших ног эта презренная толпа рабов и слуг. Проникнись убеждением, что мы, подобно богам, царим выше всех животных страстей.
Нейта ничего не ответила. Полная слабость вытеснила ее страшное возбуждение. С безжизненным взглядом она откинулась на спинку стула и скоро впала в какое — то полузабытье, перешедшее в обморок.
Когда она пришла в себя, то лежала в саду на скамейке, недалеко от наружной стены. Хоремсеб сидел в ногах и помог ей подняться.
— Тебе уже лучше? — спросил он. — Да? В таком случае, пойдем. Тебе надо подышать свежим воздухом, это подкрепит тебя.
Он подвел ее к стене, открыл дверь и они очутились на лестнице, спускавшейся к Нилу. Лучи восходящего солнца золотом и рубинами сверкали на поверхности священной реки. Вершины гор, обрамлявших пустыни, окрасились в солнечные оттенки. Наконец, на горизонте появилось блестящее светило дня, заливая ослепительным светом весь пейзаж, храмы и дворцы Мемфиса, массивные силуэты которых резко вырисовывались в ясном небе.
Трепеща, и полными легкими вдыхая живительный воздух пустыни, смотрела Нейта на этот волшебный вид, от которого отвыкла в своем плену. С необыкновенной силой в ней пробудилось воспоминание о дворце Саргона, где она так часто, сидя на террасе, любовалась восходами и закатами, дышала свежим речным воздухом. Тогда она считала себя несчастной, а между тем она была свободна и на ее сердце не давила, как теперь, страшная тяжесть. Никогда она не испытывала этой ужасной борьбы между рассудком и роковой силой, ломавшей ее волю, гордость и бросавшей ее к ногам человека, которого она ненавидела, презирала и в то же время боготворила.
Вдруг в памяти воскресло унижение, испытанное этой нечью. Краска стыда залила ее лицо. Она почувствовала себя растоптанной, несчастной, и ею овладело страшное желание свободы. Невольно она взглянула на того, кто имел на нее такое роковое влияние и в чьей власти она находилась. У нее мелькнула мысль, что и он сейчас наслаждается, как освобождением, чудным видом природы, дневным светом и чистым воздухом, свободным от отравленных ароматов, что, может быть, как и она, жаждет свободы вдали от этого дворца, под мрачной кровлей которого он становился рабом своих страстей или погрязал в преступлениях, заглушая в себе всякое человеческое чувство.
Прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди, Хоремсеб, казалось, погрузился весь в созерцание очаровательного пейзажа. Его лицо совершенно изменилось. Гордость, жестокость, угрозы куда — то исчезли, уступив место созерцательному покою. Большие темные глаза горели чистым, полным радости восхищением, а нежная, мечтательная улыбка полуоткрыла пурпурные губы.
Взгляд Нейты с восторгом скользил по высокой и стройной фигуре красивого молодого человека, покрытого драгоценностями. На его кудрявой голове еще красовалась тиара, а плечи покрывал пурпурный плащ, в который он нарядился председательствовать на отвратительной оргии.
— Так прекрасен телом и так отвратителен душой, — прошептала она, прижимая руки к груди. Снова смешанное чувство ненависти и любви наполнило ее сердце. Все слилось в единственное желание покинуть эти места страданий, где она теряла рассудок, перестав себя понимать. Быстро решившись, она схватила его за руку:
— Хоремсеб!
— Что тебе надо? — спросил он, вздрогнув и с удивлением глядя в ее взволнованное лицо.
— Верни свободу моей душе, чародей Мемфиса! Ты ее связал, я чувствую это. Все мое существо восстает против власти, которую ты имеешь над моими чувствами. Мой рассудок осуждает эту власть. Никогда до тех пор, пока я тебя не увидела, я не знала этого пожирающего огня, который пылает в моей крови, влечет меня в твои объятия, отнимает у меня уважение к самой себе и заставляет меня краснеть перед собой. Но если ты сумел связать, то ты должен знать и как освободить! Верни же мой покой и уважение к самой себе! Освободи мое сердце от роковой страсти, которая причиняет мне столько страданий. Тебе же это ничего не стоит, Хоремсеб, так как ты не любишь меня и держишь как рабыню. Для тебя я не больше чем игрушка.
Нейта заметно воодушевилась. Ее черные глаза гордо пылали, и нежное тело трепетало от беззащитности.
Вдруг это возбуждение разразилось потоками слез. Сложив руки, она подошла к нему и продолжала умоляющим голосом:
— Сжалься надо мной, Хоремсеб, позволь мне уехать! Ни одним словом я не выдам того, что здесь видела, и никогда не нарушу твой покой. Напротив, всеми силами буду стараться защищать тебя даже перед царицей, так как что — то нашептывает мне, что над твоей головой собираются зловещие тучи. Или же, если ты меня любишь, если ты хочешь сохранить меня, я постараюсь безропотно переносить твои чары. Только в таком случае, ради самого себя, Хоремсеб, откажись от этой жизни, полной преступлений, от этих ночных праздников, от этого ужасного уединения и от всех этих извращений. Займи снова принадлежащее тебе место в обществе. Пока еще не поздно, вернись в общество людей, под лазурное небо и под золотистые лучи Ра. Беги от мрака, расслабляющих ароматов и отвратительных зрелищ, убивающих твою душу и леденящих твое сердце!
Князь с удивлением слушал ее. Темное облако омрачило его лицо, но глубокое убеждение, звучавшее в голосе прекрасной пленницы, все — таки произвело на него впечатление. Добрый гений князя шептал ему: «Откажись, пока еще не поздно! Сам Таадар предвидит угрожающую тебе опасность».
Глубоко вздохнув, он провел рукой по внезапно побледневшему лицу, но зло уже укоренилось в нем. Тщеславие и упрямство победили слабый голос добра. С непередаваемой улыбкой он наклонился к Нейте и, обняв ее за талию, сказал ласковым голосом:
— Ты бредишь, Нейта! Одна любовь связывает меня с тобой, а эти чары я бессилен вырвать из твоего сердца. Но так как ты чувствуешь себя здесь несчастной — уезжай! Я не хочу силой удерживать тебя. Иди по берегу реки в Мемфис, а оттуда тебя доставят до Фив. Следовать за тобой я не могу. Я должен жить здесь, и мы никогда не увидимся с тобой. Возвращайся в свой дом и будь счастлива в объятиях твоего супруга, принца Саргона. А теперь прощай!
Он крепко поцеловал ее и, вытащив из — за пояса красную розу, воткнул ее Нейте в волосы. Затем он отвернулся и, сделав прощальный знак рукой, медленно направился в сад.
С минуту Нейта стояла окаменевшая. Удушливый аромат, распространяемый ожерельем князя и розой, украсившей ее волосы, начал уже свое ужасное действие. Все тело Нейты горело, а околдованный взор был прикован к Хоремсебу, готовившемуся уже запереть калитку сада.
Страшное отчаяние овладело Нейтой при мысли, что она уже больше не увидит его, не услышит его голоса и не будет чувствовать на себе этого ласкающего и властного взгляда. Нет! Лучше отказаться от свободы, от солнца, oт чистого воздуха, только не разлучаться с ним.
Как перышко, подхваченное ветром, бросилась она к чародею и повисла у него на шее.
— Хоремсеб! — задыхаясь, пробормотала она. — Я добровольно возвращаюсь, чтобы умереть здесь. Пусть будет, что решат бессмертные! Я же не могу жить без тебя. Несмотря на дневной свет и на солнце, вдали от тебя мне все будет казаться мраком.
Не в состоянии продолжать, она прижалась головой к груди чародея и горячо заплакала. Она не заметила самодовольно — насмешливой ухмылки, скользнувшей по губам Хоремсеба.
— Добро пожаловать вторично в мой дом, — сказал он, прижимая ее к себе. Он запер дверь, задвинул засов, и они вошли под густую древесную тень. Нейта опустила голову. Ей казалось, что над ней закрылась могильная плита.