Наконец для Хоремсеба наступил долгожданный день. Только спустилась ночь, князь отправился в павильон мудреца, чтобы помочь ему в последних приготовлениях. Все слуги получили приказ удалиться в назначенное им крыло дворца и не выходить оттуда под страхом смерти. Всякая служба была отменена, Хамус должен был тщательно наблюдать, чтобы ни одно живое существо не проникло в сад.
Большой зал, служивший обычно рабочим кабинетом Таадару, был теперь почти пуст. Тысяча вещей, загромождавших его, была вынесена в верхнюю комнату. Вместо этого поставили маленький столик из кедрового дерева, два стула и ложе. В нескольких шагах от стола стояла громадная медная чаша, до краев наполненная водой. Лампа в углу освещала бледным колеблющимся светом обширное помещение.
После всех приготовлений мудрец принес шкатулку с флаконами и поставил ее на табурет около одного из стульев. Затем, обернувшись к Хоремсебу, молча покрывавшему ложе шкурами леопардов, он сказал:
— Все готово, сын мой. Мне остается только принести амфору с теплым вином, а ты пока сходи за Нейтой. Выпила она приготовленное ей питье?
— Да, учитель! Она спит в маленькой голубой беседке. Я сейчас пойду за ней.
Он ушел и вскоре вернулся с крепко спящей Нейтой на руках. Лицо девушки было мертвенно — бледным и тело — неподвижно, как у мертвой. Мудрец помог Хоремсебу положить Нейту на ложе, поправил поудобнее подушки и тщательно закрыл ее шкурами леопарда и пантеры. Затем, наполнив кубок теплым вином, он добавил туда несколько капель из флакона и подал его князю, раздувавшему уголь в треножнике. Когда он выпил, Таадар взял из шкатулки пучок сухих трав и бросил его на уголья. Поднялся густой дым, наполнивший комнату острым, удушливым ароматом. Потом старик снял с себя всю одежду. Князь последовал его примеру.
— Теперь нам остается только ожидать бога, — сказал мудрец, садясь на стул. — Садись напротив меня, Хоремсеб, дай мне руку и смотри на воду. Он появится там.
Больше четверти часа прошло в глубоком молчании. Крепко держась за руки, лежавшие на столе мужчины внимательно смотрели на воду.
— Я весь похолодел. Члены мои точно налились свинцом, а между тем, огненные уколы пробегают по всему моему телу, — пробормотал князь, охваченный сильной дрожью.
— Это ощущение будет еще сильнее, когда ароматические субстанции твоих страстей станут выходить из тела, — тихо ответил мудрец.
В эту минуту у Нейты вырвался хриплый вздох, и она прошептала едва слышным голосом: «Он идет!» Хоремсеб вздрогнул. На его лбу выступил холодный пот от сверхъестественного страха. Но вот, вода заволновалась, ее поверхность испещрили красные и желтые пятна. Из глубины чаши поднялось кружась черноватое облако, в центре которого ясно было видно много огненно — красных рук, будто из расплавленного металла.
Эта бесформенная масса быстро приближалась, окутывая черным покрывалом голову и грудь Хоремсеба. Тот откинулся на спинку стула и прошептал сдавленным голосом: «Это смерть. У меня вырывают сердце и мозг!» Таадар удержал руку своего ученика, которую тот чуть не вырвал у него. Мудрец был бледен, губы его нервно дрожали, но ясный и сверкающий его взгляд внимательно следил за проходившими перед ними странными и зловещими видениями.
Из всего тела Хоремсеба дождем брызнули разноцветные искры. Огненные руки соединились в плотную, сверкающую массу, принявшую форму кометы. Эта комета вместе с черной тучей отступила к чаше и носилась над водой, оставаясь соединенной с телом князя широкой огненной лентой, выходившей из его груди.
В продолжение нескольких минут вся эта масса кружилась, как в плавильне, причем слышался сухой треск. Руки исчезли. Вдруг раздался сильный треск. Ослепительный огненный луч, казалось, спускавшийся с потолка, упал на облако, которое пришло в сильное движение, распалось и затем совсем исчезло. На его месте появилось семь отражений Хоремсеба, семь прозрачных теней, с чертами лица князя, соединенных между собой тонкими огненными нитями. Все эти нити сливались с широкой огненной лентой, которая выходила из груди Хоремсеба и, как от сильного ветра, дрожала и извивалась. Каждое из изображений имело свой цвет, похожий на цвет спектра. С одного края изображение было окрашено в красный цвет, с другого — в фиолетовый. В этих прозрачных, как кристалл, телах ясно видны были все органы человеческого тела, работавшие с поразительной быстротой. Вещество, под цвет каждого изображения, сверкающим каскадом обращалось в прозрачное тело. На этом фоне, как звезды из черного дерева, выделялись два больших темных пятна соединенных черной артерией. Одно из них было на месте сердца, другое — вместо мозга.
Снова показались огненные руки, деятельно работая над выделением из воды и воздуха синеватых, желтых и зеленых огней. Одна из рук поднялась и бросила широкий луч белого и ослепительного света. Этот луч упал на одно из изображений Хоремсеба, на минуту окутал его и отлетел в пространство, оставив после себя только черные точки, похожие на капельки росы. То же произошло и с шестью другими изображениями. После этого поток света залил все их сразу. Прозрачные тела слились в одно тело, затем в пурпурную массу, испещренную черными точками. Эта масса покатилась по огненной ленте и вместе с ней исчезла в груди князя. У того вырвался хриплый вздох. Через минуту он открыл глаза.
— Твои ароматы взвешены, — пробормотал мудрец, — но печальны и беспорядочны были их вибрации.
Он умолк, так как в эту минуту появилась огненная рука и стала чертить на воде фосфоресцирующие знаки, исчезавшие по мере того, как Таадар разбивал их.
— Ты сейчас увидишь сцену отдаленного будущего и более близкого. Но все эти сцены будут относиться к твоему существованию в те эпохи, когда все, что живет в настоящее время, сойдет уже в могилу.
Трепеща от любопытства, Хоремсеб наклонился вперед, не сводя глаз с синеватого облака, тихо поднимавшегося из чаши. Постепенно это облако расширилось и приняло форму огромного шара, занявшего всю глубину зала, стены которого, казалось, раздались, чтобы вместить его.
В центре светящегося диска носились облака, порой совершенно закрывавшие его. Затем появились светлые пятна, и гладкая светящаяся поверхность превратилась в огромную площадь, окруженную постройками, архитектура которых была совершенно не похожа на египетскую. В глубине виднелось большое строение, к которому вела лестница. Но, странная вещь, — стены строения, казалось, были прозрачны, и Хоремсеб видел все, что происходило внутри. Там стоял колоссальный идол, вокруг которого двигались жрецы, одетые в белые одежды. Это чудовище было раскалено, и внутри бушевало громадное пламя.
Вся площадь и все доступы к храму были переполнены народом, стоявшим тесной стеной вдоль дороги, по которой двигался печальный кортеж. Со связанными за спиной руками, скованные друг с другом, шли обнаженные люди с суровыми, полными отчаяния лицами. Вооруженные бичами и копьями воины толкали их вперед. Громадной лентой тянулась через площадь эта бесконечная цепь несчастных и всходила на лестницу. Когда они останавливались перед идолом, их одного за другим бросали в пылавшую пропасть, в раскаленные внутренности ненасытного бога. По временам люди останавливались перед помостом, на котором группа женщин играла на арфах. В одну из таких остановок высокий и сильный мужчина, тело которого было исполосовано бичом, обливаясь кровью, обернул голову и устремил на Хоремсеба взволнованный и суровый взгляд. Ледяная дрожь потрясла все тело князя. Ему показалось, что в этом скованном, обнаженном и униженном пленнике он узнал самого себя. Хотя лицом он и не был похож на него, трепещущее тело и сердце кричали ему: «Это ты!» Но процессия двинулась дальше, когда пленник, с которым, казалось, слилась душа чародея, переступил порог храма, облака раздались и закрыли всю сцену.
— Это невозможно, я ошибся. Ведь я не могу умереть, — бормотал Хоремсеб, сжимая обеими руками взмокший лоб, но в это время диск снова прояснился и поглотил все внимание князя.
Сцена изменилась, и на этот раз князь вздрогнул от радости. Не Мемфис ли был перед ним? Да, конечно! Эта же улица, аллея сфинксов, все было похоже. Там слева был обелиск, и люди радостно толпились у пьедестала, на котором стояло кресло под балдахином, без сомнения, это были египтяне, с их белыми одеждами и полосатыми клафтами. Но кто был этот странный, весь увешанный дорогим оружием воин, приближавшийся на великолепном белом коне в сопровождении громадного конвоя? Бледное лицо всадника было обрамлено черной, как вороново крыло, бородой, а большие темные глаза равнодушно скользили по толпе. Подъехав к трибуне, он сошел с коня, поднялся по лестнице и сел на трон. Вокруг него столпились воины конвоя, египетские сановники и царские носители опахал.
— На этот раз это я! Я буду фараоном! — подумал Хоремсеб, и гордое самодовольство наполнило его сердце.
По аллее сфинксов медленно двигалась хорошо знакомая процессия. Там шли певцы храма и жрецы. Это был праздник Аписа, так как в процессии вели священное животное, убранное цветами и лентами. Поэтому его взгляд быстро перешел на того, кого он принимал за самого себя. Без сомнения, династия Тутмеса угасла и он взошел на трон фараонов. Но что это значит? Вокруг царского трона появились одна за другой несколько бледных и растрепанных женщин. На груди у них зияли открытые раны, а в поднятых руках они держали красные розы. Эта отвратительная толпа быстро увеличивалась, замыкая вокруг царя кольцо. Затем одна из женщин скользнула и села к нему на ручку трона. Обвив шею царя одной рукой, она другой потрясла перед глазами коронованного воина пучком пурпурных роз.
Бледное лицо женщины было искажено ненавистью и страданием. Длинные, рыжие волосы были распущены и обвивали ее огненным покрывалом. С ужасом и удивлением узнал Хоремсеб в этой женщине Нефтису.
Сидевший на троне мужчина страшно заволновался. Его лицо побагровело, а в широко открытых глазах светилось безумие. Его взволнованный взгляд упал на Аписа, проходившего мимо трибуны. Он вскочил с трона, как ужаленный, бросился к священному животному и пронзил его кинжалом, выхваченным из — за пояса.
Облака скрыли смятение, последовавшее за этим святотатством. Хоремсеб не успел еще прийти в себя от этого, когда перед его глазами развернулась новая картина.
Перед ним была бесплодная равнина, усеянная трупами. Воины в остроконечных касках, с бородатыми дикими лицами толпились на поле битвы, грабя мертвых и увеча раненых. Вдруг вытащили из — под груды трупов, очевидно, только что оглушенного человека. Каска его была сплющена, а в сжатой руке он еще держал сломанный меч.
В руках этих дикарей человек пришел в себя. Оскорбил он победителей своим высокомерным взглядом или неосторожным словом? Неизвестно, только солдаты пришли в страшную ярость. В мгновение ока они сняли с него одежду, отрезали ему нос и уши, выкололи глаза и бросили с насмешливым видом. Несмотря на ужасные муки, несчастное существо осталось жить.
Этот человек ползал между трупами, жуя траву, чтобы обмануть голод и тщетно ища, чем бы утолить жажду. Наконец он в отчаянии, бессильно упал на землю.
Это окровавленное и обезображенное лицо ничего не напоминало Хоремсебу, а между тем у него захватило дыхание, так как вокруг несчастного снова появилась растрепанная толпа жертв Молоха. Они трясли своими красными розами и торжествующе смотрели на несчастного. Вдруг показался дворец Мемфиса, и Нил при лунном свете, и великолепная лодка, в которой на подушках лежал сам чародей.
Голова кружилась у Хоремсеба, мысли путались. Он хотел бежать, но неведомая сила приковала его к месту.
Перед ним возникали разные картины то страданий и мучений, то богатства и могущества. Но князь все меньше понимал их, до такой степени ему казались странными постройки, люди и даже природа. Но вот еще три видения, которые потрясли Хоремсеба.
Ему представилась круглая комната, освещенная двумя высокими, узкими окнами. Стены были обтянуты материей, а свет, проходя через цветные стекла, отражался на массивной мебели с резными спинками. На одном из стульев сидел красивый молодой человек с гордым и насмешливым видом. Обняв его за шею и страстно глядя ему в глаза, рядом стояла невысокая, худая женщина, одетая в длинное черное платье. Голова ее была покрыта вуалью. На шее на золотой цепочке висел блестящий крест.
Хоремсеб не мог ошибиться: эта женщина была Нефтиса, а сидящий мужчина — он сам. Он видел, что они разговаривали, но не слышал ни одного слова. Тем не менее, понимал, что она говорит о любви и ревности и требует, чтобы он женился на ней. Тот с улыбкой и многозначительным жестом отвечал, что браку мешают стоящие между ними четыре лишних глаза.
Затем появилась комната, освещенная ночником, в глубине которой стояла широкая кровать с колоннами. Бледная, с растрепанными волосами, Нефтиса наклонилась над двумя спящими детьми, бормоча:
— Четыре лишних глаза.
Что — то сверкнуло в ее руке и быстро опустилось на головы спящих детей. Преступная мать в ужасе убежала. Она стремилась к любимому человеку, образ которого носился в отдалении. Но при ее приближении тот с ужасом и отвращением отвернулся и исчез в тумане. Она осталась в каком — то длинном, слабо освещенном коридоре. Со скрещенными на груди руками она скользила по нему, и встречавшиеся ей люди вне себя от ужаса бежали прочь.
При виде этого насмешливая и жестокая улыбка скользнула по губам тени, посланницы несчастья.
Вдруг облака раздались, и открылась следующая картина. Лунный свет отражался на поверхности воды. Лодка, наполненная мужчинами и солдатами, быстро приближалась к большому, зловещему строению, высившемуся на берегу моря. Когда лодка причалила и путники вышли на берег, Хоремсеб заметил, что лицо одного из них, к которому все обращались с обнаженными головами, было закрыто черной маской.
Он увидел того же человека одного в комнате с узким зарешеченным окном. Черная маска все еще закрывала его лицо. Он в сильном волнении ходил по комнате, потом в отчаянии упал на стул. Он не заметил, как какая — то женщина в длинном черном платье с золотой цепочкой на шее скользила к нему. Взяв с груди красную розу, она потрясла ею над головой пленника и, наклонившись к нему, прошептала что — то на ухо. Перед ним появились прекрасные картины с чудесным дворцом, окруженным садом, залы с золочеными стенами, залитые светом. Там толпились мужчины и женщины, увешанные драгоценностями. А под балдахином на возвышении сидел молодой человек. Длинные локоны рассыпались у него по плечам, на груди красовалась синяя лента, и была видна небрежно накинутая горностаевая мантия. Все низко кланялись красавцу — королю, глядя на него с обожанием, принимая как дар слова, слетавшие с его губ.
Охваченный дикой ревностью, пленник вскочил на ноги, он рвал на себе одежду и старался сорвать маску, будто приросшую к лицу, и как безумный бился головой об стены. Там — свобода, могущество, лесть, любовь, здесь — одиночество, темница, смерть заживо. Такой контраст мог растерзать душу и лишить рассудка.
Таинственная женщина приподнялась в воздухе, а ее пылавший ненавистью взгляд пронзал пленника. Она откровенно наслаждалась его отчаянием. Жестокая улыбка блуждала на ее лице, когда она прошептала: «На этот раз твои глаза оказались лишними». С этими словами она исчезла, но Хоремсеб в ту же минуту узнал Нефтису.
С хриплым стоном он откинулся на спинку стула, его пугало и ужасало будущее, которое он вызвал, и оно явилось перед ним в таких печальных и грозных картинах. Вечная жизнь, которой он так жаждал, была ужасна, не предпочтительнее ли смерть, чем все то, что он видел и должен был перенести. О, зачем он так неблагоразумно поднял завесу, скрывавшую все? Он снова хотел бежать, но его тело, тяжелое, как гранит, отказывалось повиноваться. Какая — то высшая сила подавляла его волю и притягивала взгляд к блестящему диску, который опять прояснился.
Теперь был виден большой зал, где много богато одетых людей толпилось вокруг трона, на котором стоял молодой человек с горностаем на плечах — это был король. Сердце Хоремсеба радостно забилось, на этот раз, несомненно, это был он. Это его стройная и тонкая талия, его большие темные и мечтательные глаза и обольстительная улыбка. Высокое положение сулило ему наконец безоблачное существование, полное славы и могущества.
Переполненный радостью, он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть, но тотчас же с ужасом откинулся назад. Тенями, одна за другой появившимися на ступенях трона, опять были жертвы Молоха. Из — под черных покрывал сочилась кровь, взгляды их были угрожающими, а в сжатых руках трепетали роковые пурпурные розы.
Из этой враждебной толпы яснее других выделялась высокая женщина, одетая в черное, со сверкающим крестом на груди. Лицо ее было бесстрастно, но в больших зеленоватых глазах светилась беспощадная ненависть. Встав рядом с молодым королем, она, казалось, разделяла с ним трон, она положила руку ему на плечо, и ее ледяные пальцы вцепились в складки горностая. Слова, слышные только Хоремсебу, слетели с губ ужасной тени: «Четыре лишних глаза! — пробормотала она. — Теперь ты останешься один, никакая женщина не займет места, принадлежавшего мне. Шаг за шагом мы будем толкать тебя в бездну, мы отделим тебя от всех, отнимем у тебя корону, дающую тебе власть и богатство. Между тобой и каждой живой женщиной, которую ты захочешь полюбить, встанет одна из нас. Ты хотел нашей любви и должен довольствоваться ею!»
Молодой король почувствовал полную беззащитность и одиночество, взгляд стал мрачным, и он провел рукой по бледному лицу, как бы отгоняя ужасные мысли. Вдруг светлое видение возникло над ним. Он поднял глаза и светлое видение ему сказало: «Работай, принеси себя в жертву твоему народу и молись. Тогда ты будешь силен и враги твои отступят. Но помни, твое легкомыслие снова отдаст тебя в их руки».
Король, повинуясь доброму внушению, смешался с толпой, окружавшей его. Но всюду вставали мстительные тени, нашептывая ему безумные мысли и омрачая его рассудок. Меняясь мало — помалу, беспощадный диск показал трагическую сцену: отчаянная борьба двух мужчин на берегу озера, спокойные воды которого поглотили обоих.
Ночь спустилась над местом несчастья. Исчез и сияющий диск — ужасное и неумолимое зеркало, отражавшее преступления, искупление и будущую борьбу чародея Мемфиса.
Подавленный смертельным ужасом, Хоремсеб в полном изнеможении откинулся на спинку стула. Он не видел, как встал Таадар, как он вымыл в чаше лицо и руки и подошел к нему с флаконом в руках. Только когда мудрец натер ему виски и поднес к его носу флакон, князь открыл глаза.
— Вымойся в чаше, сын мой, оденься и выпей этот кубок. Как только я разбужу Нейту, ты отнесешь ее в ее комнаты. Ей понадобится несколько недель полного покоя, чтобы оправиться после сегодняшней ночи. Ты тоже ложись в постель, так как ты страшно утомлен.
Подойдя к похолодевшей и неподвижной Нейте, он стал хлопотать около нее, пока Хоремсеб молча исполнял его приказания. После того как Таадар сильно обвеял Нейту опахалом и влил ей в рот какую — то красноватую жидкость, она открыла глаза и резко встала, но была так слаба, что не смогла удержаться на ногах.
Мрачный и озабоченный, Хоремсеб простился с мудрецом и, взяв на руки девушку, отнес ее во дворец. Уложив ее на кровать, он прошел в свои апартаменты, опустился на ложе и скоро погрузился в сон, очень похожий на обморок.