Была чудная ночь. На темно — лазурном небе сверкала луна, заливая серебристым светом Фивы, заснувшие после дневных трудов. Только какой — то смутный гул указывал, что жизнь колосса никогда полностью не прекращается.
В громадных строениях храма Амона — Ра царила глубокая тишина, нарушаемая только криком сторожей. Служители великого бога отдыхали. Разве не должны они были на рассвете приветствовать победоносное возрождение бога из царства теней?
На маленьком пустом дворе, примыкавшем к священной ограде, лунный свет ярко освещал высокую и толстую стену, выбеленную известью.
Вдруг на серебристо — белой поверхности стены появилось широкое сероватое пятно, потом — черное и наконец красное. Этот пар сгустился и принял форму человеческой фигуры, как бы вышедшей из стены. Большие, мутные и неподвижные, глаза ее были открыты, выражение лица ужасно, губы полураскрыты, а ноздри широко раздувались. Это странное существо, легкое как пар, но в то же время поразительно реальное, почти не касаясь земли, проскользнуло через двор и исчезло внутри храма. Протянув руки вперед, как будто в поисках чего — то, этот призрак пронесся по коридорам и, пройдя сквозь стену, проник в комнату, где спало несколько женщин — жриц и певиц храма.
Здесь это фантастическое существо остановилось, беззвучно шевеля губами, а его стекловидный взгляд уставился на одно ложе, освещенное лунным светом, проникавшим через окно. На этом ложе отдыхала девушка, погруженная в глубокий сон. Призрак скользнул по ней, и голова его склонилась к спящей. Та заволновалась и, неожиданно пробужденная, пыталась отбиваться. Но очарованная ужасным взглядом призрака, она откинулась назад и неподвижно лежала.
Призрак выпрямился. Он, казалось, потяжелел и сделался плотнее. Не бросив даже взгляда на свою жертву, поблекшую, как будто кровь капля за каплей оставила ее, он выскользнул в окно и через несколько минут исчез в стене, откуда вышел.
Странная и необъяснимая смерть молодой жрицы вызвала большой переполох в храме. Но волнение превратилось в ужас, когда на следующую ночь погибла новая девушка. На этот раз жертвой призрака стала дочь жреца. Ее сестра, разбуженная полусдавленным криком, видела, как из комнаты выскользнула тень мужчины.
Приняты были самые строгие меры, чтобы схватить убийцу, осмелившегося так осквернить священное место, но все оказалось напрасным, так как через два дня найдены были мертвыми четырехлетняя девочка и молодая девушка. Обе они были из семьи торговца, жившего в одном отдаленном квартале Фив. Напротив сердца у обеих были раны, похожие на укус, а в бледных телах их не было ни капли крови.
Весь город взбудоражился. Раздраженная царица приказала произвести самое строгое расследование, которое, однако, не привело ни к каким результатам. Преступника нигде не нашли, и предположили, что он бежал, так как убийства больше не повторялись. Однако всеобщий ужас не успокаивался. Отцы и матери дрожали за своих маленьких детей, а девушки и молодые женщины чувствовали себя беззащитными перед таинственным злодеем.
Роанта была особенно поражена всем случившимся. Она не решалась расставаться с детьми и проводила с ними целые ночи. Никакие убеждения мужа и друзей не могли успокоить ее.
Проводив мужа на дежурство во дворец, молодая женщина поспешно вернулась в спальню. Это была большая комната: пол ее был покрыт половиком, а раскрашенные стены завешены коврами. Через большое и широкое окно в нее проникал свежий, благоухающий свет и воздух сада. Сейчас полная луна заливала всю комнату ярким, серебристым светом. Около кровати, на импровизированном ложе, мирно спали мальчик четырех лет и девочка двух лет.
Осторожно подойдя к ним, молодая мать приподняла газовое покрывало и с любовью смотрела на грациозных детей, тельца которых дышали здоровьем.
Роанта поцеловала курчавые головки невинных детей и опять закрыла их прозрачной материей. Полууспокоенная, она подошла к окну, у которого стояло широкое кресло, так и манившее к отдыху. Ей не хотелось еще спать. Но была чудная и глубокая тишина, которая располагала к мечтам. Женщина села в кресло, поставила ноги на скамейку и, взяв из широкой, эмалированной вазы, стоявшей на окне, цветок лотоса, отдалась размышлениям. Хнумготен был прав. Зачем она отравляет свою счастливую и спокойную жизнь необоснованными предчувствиями? Какая вероятность, что преступник, кем бы он ни был, рискнет напасть на могущественного начальника телохранителей, дом которого кишит рабами? Незаметно для нее самой, все ее тело точно налилось свинцом, мысли смешались, а голова бессильно откинулась на спинку кресла. Сначала Роанта пыталась стряхнуть с себя это оцепенение, но потом лениво отказалась от этого. К чему? Ей хотелось отдохнуть после дневного жара.
Вдруг в проеме окна, ярко освещенном луной, появилась человеческая фигура. Это был человек высокого роста, с кудрявой головой. Хотя его лицо и было спрятано от Роанты, тем не менее, вся фигура напоминала ей что — то знакомое.
С необыкновенной ловкостью незнакомец скорее скользнул, чем прыгнул в комнату. Роанта хотела остановить его, крикнуть, но, точно парализованная, она осталась неподвижной, не в состоянии открыть рта. Она только следила глазами за дерзким, который бесшумно пронесся по комнате и наклонился над ее спящими детьми.
Ужасная, адская мысль пронеслась в эту минуту в уме Роанты: «Это злодей, высасывающий кровь!» Отчаянная борьба завязалась между волей и оцепенением, сковывавшим ее. Грудь тяжело поднималась, как будто ее давила какая — то страшная тяжесть, череп, казалось, готов был лопнуть, но губы оставались сомкнутыми. Наконец, она упала на колени, подняла свои слабеющие руки — и из ее сдавленного горла вырвался хриплый, раздирающий душу крик.
В ту же минуту человеческая тень выпрямилась, с быстротой молнии, пронеслась мимо Роанты и исчезла в окне, как будто расплылась в лунном свете.
Привлеченные отчаянным криком своей госпожи, рабы бросились в комнату в сопровождении няни, несшей лампу. Роанту подняли. Не будучи в состоянии говорить, молодая женщина указала на ложе детей, над которыми няня подняла лампу. Вся эта суета и шум разбудили маленького Пентуара. Поднявшись на кровати, он плакал и протягивал ручонки к няне, но Нитетиса на шевелилась. При первом же взгляде, брошенном на девочку, несчастная мать поняла, что преступление свершилось. Не издав ни стона, она без чувств опустилась на руки своих рабов.
Несколько минут спустя весь дом был уже на ногах.
Бедная мать, казалось, потеряла рассудок от отчаяния. С криками и стонами она рвала на себе волосы, колотила себя в грудь и проклинала непонятную слабость, помешавшую ей схватить злодея и спасти дочь.
Жизнь с ее разнообразными заботами изгладила ужасные опасения. Одна Изиса оставалась мрачной, нервной и озабоченной. Она потеряла даже сон и аппетит. На все уговоры мужа она отвечала:
— Что ты хочешь? Мне кажется, что надо мной носится какое — то несчастье. Иногда ночью я просыпаюсь, вся покрытая холодным потом, иногда же мне кажется, что около меня находится какое — то невидимое существо. Чье — то ледяное дыхание обвевает мое лицо, и невыразимая тоска сжимает мое сердце.
Однажды вечером молодая женщина была в особенно угнетенном состоянии духа. Кениамун отлучился из дому по делам службы, но с минуты на минуту должен был вернуться домой. Печальная и утомленная, Изиса легла в постель. Не желая уснуть до прихода мужа, она приказала двум рабыням остаться при ней.
— Возьми свою мандолу, Неза, и сыграй что — нибудь. Да, смотри не засни до прихода господина. — Обе женщины присели у ее кровати. Неза запела какую — то длинную монотонную, жалобную песню, но госпожа рассеянно слушала ее песню и вскоре совершенно погрузилась в свои думы.
Отдавшись своим мечтам, молодая женщина не заметила, что пение умолкло и обе рабыни заснули. Вдруг она вздрогнула и выпрямилась. Удушливый и хорошо знакомый аромат поразил ее обоняние, заставляя трепетать ее сердце и затрудняя дыхание. Она хотела закричать, но безумный ужас лишил ее способности говорить и парализовал ее. Около кровати стоял Хоремсеб, ярко освещенный луной. Глаза его потеряли свою мутную неподвижность и смотрели теперь на нее с дикой жестокостью тигра. На полуоткрытых губах его блуждала злобная улыбка. Ледяной холод, распространяемый призраком, как свинцовым покрывалом, окутал молодую женщину. Точно во сне, она видела, как зловещее видение наклонилось к ней, и почувствовала, как зубы вонзились в ее тело и как вся кровь отхлынула к ране.
Тем не менее, ужас и страх смерти был так силен, что она все — таки пыталась бороться. Извиваясь под охватившим ее чудовищем, она глухо застонала. В ту же минуту чей — то голос закричал: «Что здесь происходит?» Это был возвратившийся домой Кениамун. При свете луны он заметил какого — то мужчину, склонившегося над постелью Изисы. Вне себя от бешенства, молодой человек выхватил из — за пояса секиру, между тем как обе рабыни, возбужденные двойным криком, в ужасе вскочили на ноги. Но прежде чем Кениамун успел замахнуться, незнакомец с быстротой молнии пронесся мимо него и исчез в окне. Тем не менее, Кениамуну показалось, что он узнал профиль и фигуру чародея. Под влиянием новой мысли он бросился к жене. Та, с окровавленной раной на горле, лежала, казалось, при последнем издыхании.
— Изиса! — вскрикнул он, приподнимая ее.
Она открыла глаза. Уцепившись слабеющей рукой за ожерелье мужа, она выпрямилась. Бледная, с угасающим взглядом, она с минуту беззвучно шевелила губами, потом вскрикнула хриплым, совершенно изменившимся голосом:
— Это он, Хоремсеб, высасывает кровь!
Это усилие истощило ее последние силы. Изиса была мертва.
Распространенная людьми Кениамуна новость, что человек, сосущий кровь, был Хоремсеб, с быстротой молнии облетела все Фивы. Подогреваемый ужасом, этот слух принял гигантские размеры, и на следующий же день после смерти Изисы три четверти столицы были убеждены, что князь, благодаря какому — нибудь случаю, избег наказания и скрывается в городе, мстя этими убийствами за свое унижение. Возбужденное население толпами устремилось к храму Амона потребовать отчета о смерти чародея. Несмотря на увещания жрецов, толпа удалилась ворча, чтобы снова собраться у царского дворца.
С обычной своей решимостью Хатасу появилась на балконе. Выслушав жалобы народа, она ответила, что соберет совет и примет меры для выяснения этого темного дела и что завтра они узнают ее решение.
В тот же вечер во дворце собрались жрецы и советники. Вполне убежденные в смерти Хоремсеба, они признали безумными носившиеся в народе слухи. Рансенеб с недоверчивой улыбкой объявил, что мертвые не появляются, чтобы есть живых, и что живые не проходят сквозь стены.
— Ты прав, прорицатель, — заметила Хатасу — Это дело кажется совершенно невероятным. Но во всяком случае народ нужно успокоить и убедить, что преступник казнен. Итак, я приказываю, чтобы труп был размурован в присутствии назначенных мною чиновников и делегатов от всех каст, число которых вы сами назначите.
Во исполнение царского приказа на следующий день, после полудня, многочисленное общество собралось на заднем дворе храма Амона. Каждый квартал Фив прислал своего делегата от всех классов населения. Первые ряды были заняты важными жрецами, царскими делегатами, Ромой и начальником полиции (сказали бы в наши дни) — царским ухом, как называли его во времена Хатасу.
Стена была цела и не сохранила ни малейших следов ниши, пробитой восемнадцать месяцев тому назад.
Скоро ниша была открыта, и все увидели хорошо сохранившийся труп Хоремсеба.
— Взгляните, вот тело преступника, — торжественно сказал Рансенеб. — Лишенное погребальных почестей, оно ждет здесь своего разрушения. Душа же его, отвергнутая Озирисом, без сомнения, блуждает по земле и по — прежнему жаждет преступлений. Итак, если Хоремсеб и виновен в преступлениях, в этих убийствах, повергнувших в печаль Фивы, то вы можете обвинять в них только его душу, так как заключенное тело здесь и не может принимать в этом участия. А теперь подходите все по двое. Вы знали князя, а поэтому убедитесь сами, что в этой нише находится именно его тело.
По окончании этой печальной церемонии отверстие было снова замуровано, и все с мрачным видом разошлись по домам.
Рома тоже вернулся домой с тяжелым сердцем.
Узнав о смерти Изисы, Нейта почувствовала себя дурно. Когда она пришла в себя, ее первые слова были: «Теперь моя очередь! После Изисы он убьет меня!». Несмотря на протесты разума, это зловещее предсказание смутило душу молодого жреца. Мысль отдать в руки вампира любимую жену наполняла его сердце гневом и отчаянием.
Через две ночи после совета и осмотра трупа Хоремсеба, два новых убийства привели в движение всю столицу. На этот раз они были совершены в самом царском дворце. Жертвами преступления пали десятилетняя девочка, племянница смотрителя садов, и любимая певица царицы. Кроме этого, три человека уверяли, что видели Хоремсеба в галереях и коридорах дворца.
На этот раз паника стала безудержной и распространилась даже между жрецами. Что мог значить такой неслыханный случай? Обычно смертной казни было достаточно, чтобы сделать безвредным самого опасного преступника. Здесь же, казалось, Аменти закрыл свои двери и сбросил на землю эту проклятую, нечистую душу. Вампиризм был почти неизвестен в Египте, так как превращения тел в мумии мешало его проявлению.
Раздраженная царица потребовала Рансенеба во дворец и осыпала его упреками. Она обвиняла его и его собратьев в том, что они, по своей преступной небрежности, позволяют убивать столько невинных существ, не стараясь найти в своем могущественном знании средства против этого бедствия.
После обеда в храме Амона собрался тайный совет. На нем присутствовали пять мудрейших жрецов, приехавших из Мемфиса несколько дней назад, Аменофис и Рома, допущенный, несмотря на свою молодость, ввиду того участия, которое он принимал во всем этом деле и как муж наиболее вероятной жертвы. После очень оживленных споров Аменофис сказал:
— Ввиду важности случая и необходимости действовать быстро, чтобы охранить от гибели столько невинных и беззащитных существ, я предлагаю, братья, погрузить одну из девушек храма в священный сон. Духовные очи ее откроются, и она увидит то, что ускользает от нас. Ее устами боги скажут, как должны мы поступить. Если вы согласитесь с моим мнением, мы попросим Рансенеба указать нам ту из девушек, посвященных храму, которая способна помочь нам.
После краткого обсуждения, все согласились с этим мнением. И Рансенеб послал за жрицей, которую указал. Скоро пришла стройная молодая девушка, очень нежная, с большими блестящими глазами. Смущенная торжественностью обстановки, она скрестила руки и поклонилась собранию.
На ней была белая длинная туника. Тяжелые кольца украшали ее руки и ноги, а золотой обруч, придерживал на лбу цветок лотоса.
— Боги требуют от тебя услуги, Некебета. Через тебя они выскажут нам свою волю, — торжественно сказал Рансенеб. — Итак, возвысь свою душу молитвой и поблагодари бессмертных за милость, которую они тебе оказывают.
Девушка преклонила колени и устремила восторженный взгляд на небо. Через минуту она встала и пробормотала:
— Я готова!
Общий выбор остановился на Роме. Ему было поручено вызвать священный сон и, при помощи своей воли, получить драгоценные указания, которые остальные жрецы приготовились записывать на своих табличках. Благосклонно приблизившись к девушке, он подвел ее к креслу и произнес краткое заклинание. Затем, подняв обе руки над головой Некебеты, он устремил на нее пылающий взгляд.
Нервная дрожь пробежала по телу девушки, она побледнела и закрыла глаза. Тогда Рома прижал пальцы к ее лбу и, минуту спустя, спросил:
— Ты спишь?
— Да.
— Ты видишь?
— Вижу.
Рома обернулся к жрецам.
— Уважаемые отцы, она спит священным сном, и свет Озириса осветил ее душу. Приказывайте, что спросить у нее?
— Пусть она ищет и найдет душу человека, высасывающего кровь, хотя бы в самой глубине Аменти, — ответил Рансенеб. — Для руководства вложи ей в руку этот амулет, принадлежавший Хоремсебу.
Рома взял жука, сделанного из ароматного дерева, прикоснулся им сначала ко лбу Некебеты, а затем, вложил ей в руку и сказал:
— Ступай и найди душу князя. Успокойся! — прибавил он, видя, что спящая заволновалась и застонала. — Следуй за ароматом, который издает эта вещь.
На минуту воцарилась глубокая тишина. Вдруг жрица откинулась назад со всеми признаками ужаса и страха:
— Я не могу… Я задыхаюсь… О, сколько крови… И потом, женщины с розами отталкивают меня и мешают мне пройти.
— Что делают эти женщины и почему они мешают тебе?
— Они окружают человека, сидящего в нише. У него живут только глаза, взгляд его ужасен. Я не могу подойти к нему!
Девушка извивалась в конвульсиях.
У Ромы вздулись жилы на лбу, глаза его метали пламя.
— Оттолкни женщин, подойди и узнай этого человека!
— Это Хоремсеб, а женщины — жертвы, которых он погубил. Ужасный яд еще наполняет их измученные души. Они ревнуют меня.
— Отделилась ли душа от тела преступника? — спросил Рансенеб.
— Одним словом, жив он или умер? — прибавил Аменофис.
Рома передал оба вопроса.
— Душа его связана с телом, — пробормотала ясновидящая. — Он живет совершенно особенной жизнью.
— Почему его тело, с виду мертвое, лишенное в продолжение восемнадцати лун питания, сопротивляется разложению?
— Потому что он питается кровью, и его тело…
Жрица умолкла. Лицо ее выражало ужас, тело дрожало.
— Я не могу, он запрещает мне говорить! Его ужасный взгляд сковывает мой язык.
— Говори, я тебе приказываю! Что нужно сделать, чтобы уничтожить тело чародея и отправить его душу в Аменти?
Ясновидящая не отвечала. Две противоположные воли, видимо, боролись в ней, истязая ее нежный организм. Грудь Некебеты часто дышала, на губах выступила пена, и гибкое тело извивалось в ужасных конвульсиях. Но Рома боролся за счастье всей своей жизни, за жизнь бесчисленных невинных существ, и он, в конце концов, восторжествовал.
На минуту спящая, казалось, успокоилась, затем она опустилась, как разбитая.
— Я… я не могу…, — пробормотала она едва внятным голосом. — Но принесите в храм мумию Саргона. Молитесь семь дней, а потом, в присутствии Нейты, вызовите его душу. Он смертельный враг Хоремсеба и укажет вам спасение…
Новый кризис перебил ее речь.
Рома выпрямился, вытер выступивший на лбу пот и повторил собравшимся жрецам слова Некебеты.
Но эта минута невнимательности как будто отдала молодую девушку во власть противоположной воли. Пылаюший румянец выступил на ее искаженном лице. Выражение страдания сменилось выражением экзальтированного блаженства и она, упав на колени, протянула сложенные руки к какому — то невидимому предмету.
— Ах, какой приятный аромат! — пробормотала она, жадно вдыхая воздух! — Нет, нет, Хоремсеб, не бойся, я не выдам тебя, даже если бы это стоило мне жизни!
— Посмотрите! — сказал Рансенеб. — Ужасный яд очаровал ее душу. Разбуди ее, Рома, но прежде прикажи ненавидеть Хоремсеба.
Рома собрал всю свою энергию и, положив руки на голову спящей, с силой сказал:
— Я приказываю тебе ненавидеть Хоремсеба и бояться его! Забудь роковой аромат и сейчас же успокойся.
Быстрая перемена произошла в лице жрицы. Сначала на нем отразилась болезнь и ужас, потом оно приняло выражение глубокого спокойствия. Рома сделал над ней несколько пассов и разбудил ее. Молодая девушка не помнила ничего, но была сильно истощена. Жрецы дали ей выпить кубок вина, благословили и приказали ей пойти отдохнуть. Затем решено было, согласно полученному совету, с этой же ночи начать пост и молитвы, после которых вызвать дух принца, чтобы узнать от него, каким образом можно уничтожить вампира. Роме было поручено подготовить свою жену и убедить ее присутствовать при вызывании духа.
Узнав, чего от нее требуют, Нейта пришла в настоящий ужас. Одна мысль снова увидеть душу несчастного мужа, которого погубила его любовь к ней, бросала ее в дрожь. Но Рома убедил Нейту, что если что — нибудь могло привлечь и смягчить душу Саргона, то это призыв и мольба той, ради которой он пожертвовал своей жизнью. Ради их собственного счастья, из сострадания к невинным существам, жизни которых ежедневно грозит опасность, она должна быть мужественна и, преодолев свой ребяческий страх, помочь жрецам в их попытке. Нейта была отважной и великодушной женщиной. Она позволила себя убедить и, раз решившись, в тот же вечер удалилась в храм, чтобы семидневным постом и молитвой приготовиться к ужасному свиданию.
В назначенную для вызывания духа ночь пять жрецов Амона, Аменофис и Рома собрались в подземелье храма. Семь разноцветных ламп, висевших над маленьким каменным жертвенником, слабо освещали комнату, фантастически отражаясь на золотых вазах, предназначенных для возлияний, и на роскошных украшениях ящика для мумии, поставленного стоймя в нише.
В этом раскрашенном и позолоченном гробу находилось великолепно набальзамированное тело Саргона, со вчерашнего дня перенесенное в храм. Над ним в продолжение семи дней беспрерывно бодрствовали и молились.
Теперь жрецы были одеты в длинные белые парадные одежды и украшены всеми знаками отличия сана, со страусовым пером — знаком высшего посвящения. Они стояли вокруг ниши, торжественно подняв руки к своду. Они только что произнесли заклинания, вызывающие душу покойного, и просили его явиться им.
По окончании этой церемонии ввели Нейту. Бледная, с мокрым от слез лицом, Нейта встала на колени перед мумией.
Нейта была одета в простое белое платье, волосы ее были распущены. Тонкий золотой обруч придерживал на лбу цветок лотоса.
— О Саргон! Божественный супруг, слившийся с Озирисом! — произнесла она умоляющим голосом. — Прости мне то, что я недостаточно сильно любила тебя, и все зло, которое я причинила тебе по своему ребяческому рассудку, по моему безрассудству! Теперь ты можешь свободно читать в моей душе, ты должен видеть мое искреннее раскаяние и почести, которые я воздаю твоей памяти. Сжалься надо мной — жертвой, отмеченной вампиром, сжалься над матерями и детьми, которым грозит гибель! Укажи нам средство прогнать в Аменти душу чародея, так как он не может жить среди живых.
Слезы заглушили ее голос. Кругом царила мертвая тишина. Охваченная внезапным отчаянием, женщина подняла руки к нише и страстно вскричала:
— Саргон, Саргон! Твоя любовь была так велика, что ты пожертвовал ради меня своею жизнью! Неужели ты перестал любить меня, что остаешься глух к моим слезам и молитвам?
В эту минуту раздалось несколько глухих и отрывистых стуков. Они, казалось, исходили из ящика мумии. Вслед за этими послышалось странное потрескивание, и в нише появился фосфорический свет. Неужели голос женщины достиг души Саргона и она явится из царства теней, чтобы вторично спасти Нейту от Хоремсеба и из гроба дать ей доказательство своей высокой любви? Все в благоговейном молчании скрестили руки. Нейта продолжала стоять на коленях, устремив глаза на мумию, покрывавшуюся каким — то прозрачным паром. Этот пар сгустился, расширился и наполнил нишу каким — то сверкающим облаком. Затем электрическая искра прорезала облачную массу и наполнила нишу нежным, синеватым светом, ярко осветившим подземелье и присутствовавших. На этом сверкающем фоне вырисовалась стройная фигура молодого человека, стоявшего перед нишей, на расстоянии одного шага от потрясенной Нейты.
Не могло быть ни малейшего сомнения в личности посетителя, явившегося из царства теней. Это было действительно бледное лицо принца хеттов и его темные и задумчивые глаза. На нем были надеты клафт и полотняная одежда. Драгоценные камни, украшавшие его ожерелье и браслеты, сияли, подобно солнечным лучам.
Видение протянуло руку и сказало отчетливым, но как бы доносившимся издалека голосом:
— Вы вызвали меня, чтобы помочь вам освободить Египет? Пусть будет по — вашему. Мольбы Нейты тронули меня, и я явился сказать вам, что еще сегодняшней ночью, прежде чем взойдет Ра, нужно размуровать чародея. Один из вас должен вонзить ему в горло священный нож, употребляемый при жертвоприношениях. Когда это будет сделано, Фивы освободятся от вампира. Он больше уже никого не тронет. А ты — ты никогда не любила меня, — призрак с бледной улыбкой склонился к молодой женщине и положил руку ей на голову. — Но все равно! Живи и будь счастлива, чтобы я не даром пожертвовал своей жизнью!
Свет внезапно погас, видение исчезло. Снова лампы освещали своим бледным, колеблющимся светом таинственную нишу и белые одежды Нейты, без чувств лежавшей на каменных плитах.
Взволнованные и обрадованные жрецы наскоро посоветовались и решили, не теряя ни минуты, привести в исполнение полученный совет. Вооружившись факелами и необходимыми инструментами, они отправились к роковой стене. Не желая иметь лишних свидетелей, жрецы сами размуровали нишу. Скоро красноватый свет факелов осветил бледную голову мемфисского чародея, тело которого, не поддаваясь разложению, напоминало базальтовую статую. Наступила минута зловещего молчания. Затем Рансенеб, добровольно взявший на себя эту миссию, поднял жертвенный нож и твердой рукой вонзил блестящее лезвие в горло трупа. С журчанием, напоминавшим шум воды, проходящей через воронку, из раны ручьем брызнула алая кровь, вызвав у всех крик удивления.
В ту же минуту Рансенеб отступил, вздрогнув от ужаса. Ему показалось, что в неподвижных глазах трупа сверкнул луч жизни и что они устремились на него с выражением бесконечной тоски, страдания и смертельной ненависти. Но, может быть, это был только обман зрения, так как ужасный взгляд уже погас, приняв прежнюю неподвижность, а кровь продолжала течь по телу.
Молча вытащили нож из раны и наскоро закрыли нишу кирпичами. Затем Рансенеб сказал, отирая пот, выступивший на лбу:
— Завтра, братья, мы вернемся сюда и уничтожим последние следы того, что произошло здесь. Теперь ступайте и отдохните немного. Я же отправлюсь к фараону и передам ей, как хетт заплатил ей свой долг признательности и положил конец бедствию, печалившему египетский народ.
Когда Рома вернулся, Нейта уже пришла в себя, но была страшно взволнована и расстроена. Она молча позволила усадить себя в лодку. Супруги не обменялись ни единым словом, пока лодка не причалила к лестнице дворца Саргона.
Нейта поднялась по лестнице, поддерживаемая мужем. У входа на террасу они остановились. Сумрак исчез с горизонта, потоки золота и пурпура разливались по небу, возвещая приближение царя — светила. Скоро и оно само показалось, победоносное и сверкающее, заливая землю своими живительными лучами. Вздох облегчения вырвался из груди Нейты. Несчастье было побеждено, и Рома сказал ей, что чародей уже больше не появится. Перед ней расстилалась ясная безоблачная жизнь, а появление благодетельного бога в минуту их возвращения домой казалось ей счастливым предзнаменованием.
В радостном порыве она протянула руку к солнцу.
— Посмотри, Рома, после мрака этой ужасной ночи Ра приветствует наше возвращение домой! Это доказывает, что наши несчастья кончились и что с этого времени наша жизнь будет полна света и тепла.
— Она будет такой, как велят боги, но наша любовь поддержит нас и даст мир нашим душам, — ответил с волнением молодой жрец. — Теперь, дорогая моя, пойдем и возблагодарим богов за их бесконечную милость.
Молодые супруги преклонили колени перед украшенным цветами небольшим жертвенником своих домашних богов. Их горячее благодарение вознеслось к тем силам добра, которые во все века, под различными именами покровительствовали слабым человеческим существам, обращавшимся к ним с верой и молитвой.
Кто действительно умеет молиться, тот владеет ключом от неба.