Утром Ковшов проснулся рано. В седьмом часу. Первой его мыслью было: «что делать с жестянкой?»
Этот вопрос не покидал Ивана, пока он одевался, разводил на кухне примус, пил чай, даже во время разговоров с другими обитателями квартиры.
«Куда ее деть? Утопить, что ли?»
Когда в нем окончательно окрепло решение бросить жестянку в реку, эта мысль захлестнулась другой:
«Нет, пусть знает эта буржуйская сволочь, что Ванька Ковш — не предатель».
Иван сунул в жестянку медную трубку, старательно завернул все это в бумагу и перевязал тонкой бечевкой. Надев шинель и натянув папаху со спущенными крыльями, он вышел на улицу.
— Куда ж нести? в Чеку — всыпешься сам, ни за грош пропадешь... Куда ж? — Ковшов замедлил шаг, остановился, но уже через секунду решительно зашагал к Неве.
На середине Невы, на тропинке, которая перехлестнулась от Васильевского острова к Франко-Русскому заводу, он вновь остановился, залюбовавшись вросшим в лед около завода трехтрубным крейсером, обнесенным проволочным заграждением, в проломах которого пробила себе путь тропинка.
«Стоит и не знает, что мог взлететь на воздух, — подумал Ковшов, — экая я сволочь все-таки!»
Он чуть не бегом подошел к крейсеру и окликнул вахтенного, который, укутавшись в тулуп, стоял на верхней палубе, около трапа.
— Товарищ, а товарищ, — закричал Ковшов, — можно взойти на корабль?
Вахтенный тяжело повернулся.
— А кого надо?
— Дело, братишка, есть, до всего корабля дело, — вынул Ковшов из-под полы сверток и показал его вахтенному.
— Ну, коли дело есть, сыпь сюда.
Иван поднялся по трапу и протянул сверток.
— Вишь ли, в чем дело, товарищ, — начал он, стараясь скрыть набежавшее вдруг волнение, — шел это я вчера с работы. Шел, понимаешь, мимо вашего парохода, ну и нашел вот этот гостинец. Обрадовался. Никогда, думаю, не находил ничего, а тут на тебе. Прибежал это я домой, на радостях первым делом развернул находку. Детишки тут братнины облепили. «Что это, дядя? — спрашивают, — конфеты?» Развернул, значит, я. Открыл само собой крышку, да и обмер. Вижу, — вещь нехорошая, одним словом подозрительная. Ну и решил ее к вам принести. Може обронили как?
Развязал матрос пакет, открыл крышку жестянки и чуть не выронил на палубу.
— Да ты не бойсь, — успокоил его Ковшов, — ничего там страшного нет.
Он вынул медную трубку, развернул ее и снова вложил в жестянку.
— Вишь, как младенец безвредная штука. Передай ее там начальству своему, да поскорее. Може ищут они ее. А я уж пойду. На работу тороплюсь. Как бы не опоздать. Прощевай, товарищ. А жестянку-то поскорее передай. Не забудь, смотри.
Он быстро сбежал по трапу.