Лето уходило. Солнце все чаще пряталось в черные тучи, пожелтел лес, листья разносил порывистый ветер, низко склонялись сухие травы. Торопливо собирались в далекий путь гуси, утки и другие перелетные птицы.
Все живое готовилось к страшной северной зиме.
— Мокрое время — хуже морозов, — говорил Топка, — даже собаку из чума жалко выгнать.
Жена отвечала ему:
— Надо ехать к Пальси, просить обещанных оленей, надо к зимнему кочевью готовиться.
На другой день отец Топки подъезжал к чуму богатого Пальси. Его встретили четыре злых собаки. Они с яростью набросились на приехавшего, как бешеные волки. У чума стоял сын Пальси. Он далеко увидел ехавшего на олене Топку, но не смог узнать и крикнул своему отцу:
— На добром олене кто-то едет, видно богатый гость!
Рассмотрев лицо приехавшего, он рассердился на самого себя за досадную ошибку и злобно прошипел:
— Едет Топка Большой, наверное, будет просить оленей из нашего стада. Гони его, отец, прочь, все равно с голыша ничего не возьмешь.
В это время отец Топки, с трудом отбившись от собак, пролез в чум.
— Садись, — сказал Пальси.
Оба сели, поджав под себя ноги, закурили длинные трубки. Синее облако дыма поднялось над хозяином и над гостем.
Сплюнули почти враз, помолчали. Вновь сплюнули и вновь помолчали.
Топка думал: как лучше попросить у Пальси обещанных оленей. А Пальси думал: бедняк всегда похож на зайца общипанного, богатому с ним и сидеть то стыдно.
Разговор начал Пальси.
— Сына навестить приехал?
— Да, — ответил Топка.
— Сын твой — плохой пастух, — сурово пробормотал Пальси.
— Как?.. — испуганно крикнул Топка.
— Русские, говорят, у тебя были, — перебил его Пальси.
— Были, — с недоумением ответил Топка.
— Сына, говорят, ты русским продаешь. Много ли за него обещают?
Покраснел от обиды отец Топки и готов был расплакаться, но когда увидел как бегают хитрые глазки Пальси, разозлился. Он хотел было изо всей силы ударить Пальси, но сдержался и подумал:
— Богатого пальцем заденешь, а он тебя кулаком...
Проглотив обиду, отец Топки больше не сказал ни слова, быстро вышел из чума. Он ничего не слышал, что кричал ему вслед Пальси.
Садясь на оленя, он увидел, что сын Пальси громко хохотал. Сын Пальси думал, что отец выгнал бедного Топку.
Из чума вышел Пальси, он пристально смотрел вслед уезжающему Топке:
— Олень, ах, добрый олень у него!..
А олень, гордо вскинув ветвистые рога, плавно нес обиженного хозяина к его бедному чуму. Пальси не удержался и сказал свои мысли вслух:
— Худые у меня пастухи: такого доброго оленя не могут отбить у этого голыша!..
Сын одобрительно качал головой. Пальси злобно закричал:
— Жена, зови Еремчу!
Топка Большой ехал обиженный и грустный. Вдруг олень пугливо вздрогнул и остановился. Топка увидел перед собой сына. Топка маленький дышал тяжело и отрывисто, как молодой олень после большого бега. Он стоял, склонив низко голову, и крупные слезы падали на голубой мох.
Отец и сын молчали.
Топка маленький тихо сказал:
— Возьми меня в свой чум... Жить у Пальси я не могу.
Отец сердито ответил:
— Слово я дал Пальси, слово мое крепче камня. Как его нарушить?
Кругом тихо, тихо... В этой глухой тишине слышно было как колотилось в груди сердце и у отца, и у сына.
Тишину нарушил строгий голос отца:
— Слово охотника — самое крепкое слово!
Опять стало тихо.
Сын прошептал:
— У меня горе большое случилось: злая волчица олененка разорвала...
Глаза у отца сделались большие и страшные, складки глубокие на лбу поднялись.
Крепко задумался отец Топки: и сына жалко и слово дал... Как тут быть?
Он вспомнил хитрые глаза Пальси, свою горькую обиду и решил первый раз в жизни нарушить слово.
Отец Топки ехал мрачный. Всю дорогу он думал одно и то же.
— Худые дела делаю, — твердил он, — слова свои, как шерсть грязную, на ветер бросаю...
Он готов был передумать и отправить сына обратно к Пальси, сдержать свое крепкое слово. Но перед ним вновь мелькали хитрые и злые глаза Пальси, и вновь сердце обливалось горячей обидой.
Отец Топки не передумал.
К чуму подъехали поздно. Молча расседлав оленя, отец пустил его пастись. На вопросы жены ответил коротко:
— Собирай все, поедем на реку Виви. На старом месте счастья нам не увидеть.
Жена ответила:
— Ведь до этой речки 40 дней ходу, разве можно доехать на наших оленях.
Отец Топки сердито крикнул:
— Мокрому не страшен дождь! Бедный не боится далекого пути. Как-нибудь доедем!
Он сел чинить старенькую упряжь, готовиться в далекий и трудный путь.
Топка затосковал, помогая отцу, он думал о школе, но спросить отца об этом не решался.
На другой день, когда уже все было готово к отъезду, к чуму подошли учителя. Они возвращались с самого далекого стойбища. С ними ехали в школу три будущих школьника: одна девочка и два мальчика.
Топка обрадовался. Опять долго говорили о школе. Мать Топки плакала. Отец упорно молчал.
Наконец, отец тихо промолвил:
— Пусть Топка едет в школу, пусть наши пути разойдутся...
Долго выбирали проводника. Отец Топки сказал:
— Яптунэ хорошо знает короткую дорогу к русским, — пусть ведет.
Все согласились.
На другой день, когда все было готово и все попрощались, Топке стало страшно, но он не показывал вида. Мать прятала заплаканные глаза. Старательно укладывала в дорожные сумы пресные лепешки и кусочки сухого мяса. Потом она привязала сумы к седлу оленя, на котором должен ехать ее сын, и долго ласкала большую голову оленя. Слышно было как она шептала:
— Олень моего отца, ушами чуткий, глазами зоркий, ногами осторожный!.. Горячую кровь свою не жалей — сына моего береги и ночью, и днем, и в бурю, и в дождь!..
Мать подошла к сыну, завязала на его груди несколько узелков счастья, и они попрощалась. Вскоре, построенные гуськом, олени тихо двинулись в путь.
Одни из них пошли в сторону севера, другие — на юг.
Топка ехал в школу, а его родители, пробираясь через горы, тайгу, речки и болота, ехали на новое место, на реку Виви.
Пути сына и отца разошлись.
