Настала осень, а караван всё шёл и шёл. Начались дожди и превратили солончаки в грязное месиво. Кони и верблюды пробирались с трудом. Пришлось опять сократить перегоны.
Но вот солончаки сменились песчаной пустыней, перемежающейся с каменистыми лощинами и холмами, и на закате путники наконец увидели башни, минареты и купола мечетей Иезда.
Город этот мало отличался от других городов Персии — всё те же узкие и грязные улицы, всё те же слепые дома с внутренними двориками, мутные арыки, кучи нечистот, бродячие собаки, грызущиеся из-за падали.
Название этого города Афанасий Никитин слышал не раз ещё на Руси. В Иезде вырабатывались ткани, которые персидские купцы продавали татарам. А татарские купцы перепродавали иездские шелка русским на ярмарках под Казанью. Жили здесь и ремесленники, вырабатывавшие металлические изделия. Город выглядел странно. Вдоль улиц шли сады, но грунт в некоторых частях города находился гораздо ниже улицы, на дне глубоких канав. Там же текли арыки, и туда выходили двери жилищ. А вровень с улицей оказывались крыши домов и вершины фруктовых деревьев. На плоских крышах строились новые дома, и к ним над садами и дворами перекидывались мостики. Хаджи-Якуб объяснил, что дома и сады ушли вглубь потому, что песчаные бури из пустыни неустанно засыпают Иезд песком. Поднять сады на песок нельзя, так как вода не потечёт вверх, а без воды они погибнут. Поэтому жители тщательно высыпают песок на улицу, и она растёт, поднимаясь выше домов и деревьев.
В Иезде, как и в Куме, много было пришлого люда — крестьян, перебравшихся в город из ограбленных и разорённых селений, мелких торговцев и бродяг, пришедших в город вместе с войсками Узун-Хассана.
Днём они бродили по городу и толкались на базаре, пробавляясь случайными заработками, а по ночам ютились в развалинах.
— Сегодня на улицу не ходите, — сказал однажды русским Али-Меджид. — Сегодня день памяти имама Хуссейна, и народ сегодня горячий. Узнают неверного — зарежут.
Он ушёл вместе с Хаджи-Якубом. Ушли и другие. Караван-сарай опустел.
— Мне про Хуссейна этого старик наш рассказывал, — проговорил Юша.
— Кто же он был? — полюбопытствовал Афанасий.
— Говорил Хаджи-Якуб, что у пророка ихнего, у Мухаммеда, был зять, муж дочери — Али. Когда умер пророк, настала смута. В те годы убили Али, сыновей его, Хассана и Хуссейна, и внуков его.
Персиане чтут память их, на могилы к ним ездят, а в день смерти поминки справляют…
Снаружи доносились крики и шум. Афанасий и Юша стали наблюдать за всем происходившим на улице сквозь дырку в ограде.
Улица была переполнена людьми. Многие мужчины ходили нагие до пояса, вымазанные нефтью и сажей. Только глаза и зубы блестели на их тёмных лицах. Ударяя камнем о камень, они выкликали что-то.
Вдруг толпа расступилась, и Афанасий с Юшей увидели сначала какие-то шесты с арабскими надписями, а за ними — разукрашенные гробы. За гробами выступали богато убранные кони. Их сопровождали люди, вооружённые копьями, мечами, саблями. Но вот показались ещё кони. На них сидели два мальчика. Обнажённые тела и лица детей были вымазаны кровью. Толпа заревела, почти все бросились на колени, царапая себе до крови лица. Многие наносили себе острыми камнями, ножами и гвоздями раны в лицо, грудь и руки.
— Гробы эти — в память об имаме Хассане и имаме Хуссейне, — сказал Юша Афанасию, вспомнив рассказы Хаджи-Якуба, — а ребята — их детки.
Потом привезли на осле богато одетое чучело, набитое соломой. В руках у него торчали деревянный меч и копьё. Стража поддерживала чучело и отгоняла особо ревностных правоверных, которые не только плевали и ругали чучело, но и пытались ударить его ножом или палкой.
— А это Езид — тот, кто убил Хуссейна, — пояснил Юша.
Дальнейшего они не видели, и уже потом Хаджи-Якуб рассказал, как чучело отнесли за город, облили нефтью и сожгли под улюлюканье пляшущей толпы.
В Иезде Али-Меджид и его спутники прожили более месяца, дожидаясь, пока соберётся караван в Ормуз. Здесь с ними должен был расстаться Хаджи-Якуб. От Иезда до Ормуза дорога шла на юг, а старику надо было пробираться на запад, к Ширазу. Но самаркандец и Никитин не хотели расставаться с Хаджи-Якубом. Во время странствований по большим дорогам Персии он был незаменим.
Долго уговаривали старика. В конце концов Хаджи-Якуб согласился проводить караван до Ормуза.
Серые и чёрные скалы стиснули дорогу.
Те же песчаные бури, которые со всех сторон нападали на Иезд, источили их поверхность и покрыли прихотливым узором пещерок, ячеек и жилок, тонких, как бумага. Скалы были похожи на губку или пчелиные соты. Иногда караван пробирался по узкой тропе над бездной. Коней вели на поводу. Одна скала так нависла над дорогой, что пришлось разгрузить всех вьючных коней и верблюдов, провести их осторожно мимо опасного места, а вьюки перетащить на руках.
Потом всё чаще стали попадаться финиковые пальмы. Для жителей этой страны финиковая пальма была незаменима. Они питались финиками и жили в шалашах, сделанных из стволов пальм, крытых пальмовыми листьями. Из фиников гнали вино. Даже коней, верблюдов и скотину кормили финиками.
В сентябре жители ждали ночи, когда на небе встанет голубая звезда. Они звали её «Звездой прохладного ветра», потому что, когда она появлялась, жара немного спадала — наступало время уборки фиников.
Всю зиму караваны везли сушёные и свежие плоды в Иезд, Кашан, Тебриз, Афганистан и Бухару.
Не только люди жили финиками. Когда плоды созревали, в пальмовые рощи собирались неисчислимые стаи птиц. Куропатки и фазаны шныряли под деревьями. Даже шакалы приходили лакомиться финиками.
Но приезжий чувствовал себя в этой стране плохо. Ядовитые пауки, фаланги, тысяченожки, муравьи ползали в шалашах, где приходилось останавливаться на ночь, кусали спящих, попадали в еду.
Вода в колодцах была тёплая и солоноватая. В пальмовых рощах стояла духота.
Путники торопились на юг и наконец, поднявшись на перевал, с облегчением почувствовали свежее дыхание морского ветра.
Начался спуск по плодородной равнине. По сторонам тянулись сады лимонов, грецкого ореха, инжира и гранатов. Из-под ног коней всё время взлетали куропатки и фазаны.
Ещё два перехода — и перед ними открылось тёмно-синее море, обрамлённое рощами пальм. Как не похоже было оно на зелёные воды Каспия у берегов Баку и Чапакура! Юша не отрываясь смотрел вдаль.
Караван пошёл быстрее и к полудню уже пробирался вдоль берегов по крупному песку, перемешанному с пёстрыми раковинами, мимо глинистых откосов, поросших диким арбузом.
Карта пути Афанасия Никитина по Персии от Каспийского моря до Ормуза.
К вечеру путники добрались до небольшого города Бендер-Абас. Великий караванный путь кончился. Оттуда через пролив они должны были попасть в Ормуз.
И персы, и азербайджанцы, и турки, и купцы из Багдада и Мосула — все стремились в великий торговый город.
Когда люди и кони разместились на корабле, носильщики стали таскать на него бурдюки, заполняя ими каждое свободное место.
— Что они везут? — спросил Никитин Хаджи-Якуба.
— Воду, — ответил старик.
— Зачем? Разве в Ормузе нет воды?
— Ни плодов, ни воды нет в Ормузе.
— Зачем же поселились люди на таком гиблом острове?
— «Мир — кольцо, а Ормуз — жемчужина в нём!» — говорит старая пословица. Подожди, увидишь сам!