Усилия, потребовавшиеся для того, чтобы спустить якорь, были так велики, что совершенно истощили силы Марка и его единственного товарища и помощника Боба. Трудно себе представить, с каким нетерпением они ждали рассвета. Но вот первые лучи нарождающегося дня, осветившие восточную часть горизонта, дали им возможность начать наблюдения. Наши моряки, конечно, прежде всего обратили свои взгляды на подветренную сторону, но так как это был запад, то понятно, что там еще было почти совершенно темно. Они надеялись увидеть там если не целую группу островов, то хоть один какой-нибудь одинокий островок, но земли нигде не было видно. Правда, там было еще настолько темно, что можно было ошибиться. Марк спросил Боба, что он об этом думает?
— Подождать надо, мистер Вульстон, пусть немного посветлеет. Вот там, по левую сторону судна, как-будто виднеется что-то. Ох, уж мне эти подводные камни! У меня просто в глазах рябит от них. Всюду стоит тьма-тьмущая!.. Просто даже понять не могу, как это мы пробрались сквозь эту чащу.
Действительно, хотя волнение теперь совершенно унялось, и подводные камни и рифы казались теперь менее грозными и ужасными, чем в темную беспросветную ночь, все же не было никакой возможности обманываться относительно своего положения. При том состоянии, в каком теперь находилось море, было ясно, что повсюду, где только белела и пенилась вода, были рифы и скалы.
Большинство из них так мало выдавалось над водою, что волны перескакивали через них, оставляя после себя лишь едва заметную беловатую черту на поверхности моря. Эти подводные камни выростали из-под воды во всех направлениях, и глаз не мог обнять их крайнего предела. Было непонятно, какими судьбами «Ранкокус», врезавшийся в самую средину этого лабиринта утесов, не разбился о них вдребезги.
— Да, мистер Вульстон, — сказал Боб, — что против этого все наши Делаварские пороги? Сущие пустяки!
— Да, положение затруднительное, — со вздохом отозвался Марк, — я, право, не вижу, как мы можем отсюда выбраться.
— Гм, да!.. Если только с подветренной стороны нет какой-нибудь земли, то ничего не будет удивительного в том, если нам придется стать Робинзонами на весь остаток дней наших, — заметил Боб.
На западе над морем расстилался густой туман, но теперь под влиянием солнечных лучей туман этот быстро рассеялся, и Бобу показалось, что он видит в двух милях землю. Взобравшись на мачту, Марк в подзорную трубу увидел бесплодную скалу, густо населенную птицами, но без всяких признаков человеческого существования; и эта скала была единственной точкой земли на всем горизонте. Теперь они поневоле пришли к печальному убеждению, что все их товарищи погибли. Они поняли, что и их положение почти безвыходное. Однако, как истые моряки, они не стали предаваться отчаянию. Сильный голод давал себя знать, и они присели закусить.
Но пища как-то не шла в горло.
— А как вы думаете, Боб, — спросил вдруг Марк, — смогли бы мы вдвоем с вами управиться с этим судном в том случае, если бы нам удалось выйти в открытое море?
— Об этом следует подумать, мистер Вульстон! — отозвался Боб. — Конечно, и вы, и я, мы оба парни сильные и здоровые, да и не робки, а все же до берегов Америки ух как далеко!.. Да и не об этом нам теперь думать надо, мистер Марк!
— Как не об этом? Ведь раз нам удастся выйти в открытое море, нам надо будет постараться встретить какое-нибудь судно или же самим, плыть как-нибудь обратно.
— Эх, эх! Вот то-то же оно и есть! Ведь раньше-то всего нам надо выбраться отсюда, а в этом вся и штука!
— Ах, Боб, так неужели вы думаете, что мы здесь окончательно засели?
— Да что таиться, мистер Вульстон! Я думаю, что если бы здесь даже был сам наш покойный капитан Кретшли и весь наш экипаж, то и тогда все они, вместе взятые, ничего тут поделать не могли бы.
— Мне грустно слышать то, что вы говорите, Боб, а вместе с тем и я в душе того же мнения.
— Да, сударь, дело это пропащее! И рифы-то эти! Хоть бы они в каком-нибудь порядке тянулись в ту или другую сторону, а то ведь нет! Их тут точно пригоршнями насеяно. Сунься-ка с судном тут, так только и услышишь, как у него бока трещать будут.
— А все же надо будет попытаться, Боб!
— Да что и пытаться-то, если надежды никакой нет? Ведь мы с вами люди, и то, что выше сил, сделать не можем.
— Но что же делать, в таком случае?
— Что делать? Да вот, поробинзонствуем немного, а там и кости на покой!
— Поробинзонствуем? — повторил Марк, невольно улыбаясь этому выражению, хотя на душе у него было далеко не весело. — Прекрасно, но ведь у Робинзона был хоть остров, а у нас и того нет!
— Вон там, с подветренной стороны, есть какая-то скала, на ней, мне кажется, можно будет прожить как-нибудь, — заметил Боб с таким невозмутимым равнодушием, что во всякое другое время оно могло бы показаться в высшей степени комичным. — К тому же ведь у нас есть еще судно! — добавил он.
— А как вы думаете, Боб, долго ли могут выдержать пеньковые канаты, на которых теперь держится «Ранкокус», если при каждом малейшем движении судна они трутся о подводные камни? Нет уж, как хотите, Боб, а на месте мы оставаться тоже не можем; здесь нас ежеминутно ждет верная гибель.
— Что правда, то правда! А уж коли так, мистер Вульстон, то, если позволите, вот вам мой совет: там, на корме, у нас еще осталась маленькая шлюпка, вдвоем сесть в нее можно, и парус при ней есть; так вот, возьмем эту шлюпку и отправимся поближе посмотреть ту скалу. Можно будет захватить с собою и лот, и по пути измерить глубину, чтобы узнать, нет ли тут где-нибудь прохода. Исследуем фарватер[15], осмотрим ту скалу и уж тогда решим, что надо делать: тогда оно виднее будет. А так-то что?!
Совет был разумный, и Марк согласился. Спустив шлюпку, моряки заняли в ней каждый свое место. Боб отпихнулся, установил парус, и легкий попутный ветерок быстро погнал маленькую шлюпку. Надо заметить, однако, что этот попутный ветер, столь благоприятный в настоящую минуту, мог оказаться менее благоприятным для обратного пути.
Как только шлюпка отчалила от судна, Боб принялся измерять глубину. Но измерение было крайне затруднительно при быстром ходе шлюпки, и волей-неволей нашим морякам пришлось отказаться от систематического промера, который они первоначально имели в виду. Но, опуская время от времени лот, они все же могли убедиться, что в пространстве между подводными камнями почти повсюду было достаточно воды, чтобы поднять «Ранкокус», но над камнями ее было, конечно, слишком мало для такого большого судна. При этом лавировать между рифами и скалами оказалось, гораздо труднее, чем предполагал Марк. Если они благополучно шли на шлюпке, то этим они были гораздо более обязаны случаю, чем своей опытности, ловкости и искусству.
Не трудно себе представить, с каким живым интересом приближались моряки к той скале или островку, который они избрали целью своего осмотра; этот единственный клочок суши должен был стать их местопребыванием, быть может, на многие годы, быть может, на всю жизнь. При виде всего этого бесчисленного множества подводных скал, камней и рифов, между которыми им только что пришлось проплыть, у Марка почти окончательно исчезла всякая надежда вывести когда-нибудь из лабиринта скал злополучное судно.
Он едва смел надеяться, что ему удастся привести его хотя бы только туда, куда они в настоящее время направлялись сами.
По мере того, как моряки приближались к острову, они все более убеждались в безошибочности своих предварительных наблюдений и предположений: этот риф, или остров, на самом деле не имел одной мили в длину и около полумили в ширину и тянулся в направлении от востока к западу; скалистые берега его возвышались всего на несколько футов над водою; только в части острова, обращенной к востоку, берег был вдвое выше. Середину острова занимала гора, имевшая от шестидесяти до восьмидесяти футов вышины и заканчивавшаяся обширным горным плато, что придавало возвышенности форму правильного усеченного конуса. Здесь, на этом острове, было далеко не так много птиц, как на всех остальных островках, или, вернее, голых рифах и скалах, теснившихся со всех сторон вокруг главного острова; там этих птиц было множество.
Наконец, шлюпка пристала к острову. Трудно себе представить то чувство, с каким Марк высадился на пустынный берег. Присмотревшись к характеру местной почвы, Марк вскоре убедился, что остров отнюдь не представляет собою кораллового рифа, а все указывает на несомненное вулканическое происхождение.
Это открытие было далеко не утешительно для Марка и его товарища. Безмолвие пустынных берегов нарушали одни только птицы, кружившиеся над головами пришельцев с громкими криками; их доверчивость, отсутствие у них всякого страха и робости доказывали, что они еще не видали человека.
Возвышенность, занимавшая всю средину главного острова, естественно, прежде всего остановила на себе внимание прибывших; моряки первым делом направились к ней в надежде, что с вершины горы им откроется более обширный горизонт.
Но, дойдя до подошвы этой возвышенности, они убедились, что взобраться на нее не так легко, как они полагали. С виду гора эта казалась положительно неприступной; однако, после долгих стараний им, наконец, удалось найти одно место, где с трудом можно было добраться до ее вершины. Здесь их ожидал новый сюрприз: вместо предполагаемого плоскогорья перед ними зияло, точно разинутая пасть, темное, глубокое жерло, которое Марк, не задумываясь, должен был признать за кратер потухшего вулкана.
Наружные стены кратера представляли собою правильное кольцо, а образовавшаяся из застывшей лавы и шлака кора достигла необычайной толщины. С внутренней стороны эта стена шла совершенно отвесно и лишь в нескольких местах имела небольшие выступы, по которым, и то не без риска, можно было спуститься внутрь кратера.
Внутренность кратера представляла собою совершенно гладкую равнину, поверхностью, приблизительно, около ста акров[16].Самая стена кратера достигала почти всюду высоты двадцати метров. Только с наветренной стороны она была немного ниже и в одном месте образовала небольшую брешь, представлявшую собою как бы вход в громадную чашу кратера.
Этот увенчанный естественною аркой вход имел около семи метров высоты и около четырех метров ширины. Вся поверхность этого потухшего вулкана была покрыта довольно твердою, но хрупкою корою; Марк, пробовавший в нескольких местах пробивать ее ногою, заметил, что при этом сапог его каждый раз покрывался микроскопической тонкой, необычайно легкой пылью, или, вернее, налетом, похожим на самый тонкий пепел с примесью песку, гравия и мелких известковых или меловых ракушек.
Кроме того, почти повсюду встречались явные следы того, что море временами, вероятно, в сильную бурю, навещало эти места: черту его вторжений ясно обозначали оставленные на земле густые слои соли. Этим присутствием осадков морской соли можно было отчасти объяснить отсутствие здесь всякой растительности. Марк заметил также, что птицы боязливо обегали кратер вулкана, точно они инстинктивно чуяли здесь опасность. Они сотнями кружились по соседству, и даже вокруг самого вулкана, но ни одна из них никогда не перелетала через его кратер и никогда не пересекала его.