Отдаленный парус приближался все больше. Сначала он казался чайкой, порхающей над волнами, но, постепенно увеличиваясь, стал походить на пирамиду, состоящую из парусов и снастей. Корсар передал Уильдеру трубу.
— Посмотрите и вы увидите, что небрежность вашего матроса нас выдала.
Но в тоне командира звучало скорее сожаление, чем упрек. Когда Уильдер хотел было произнести несколько слов в оправдание этой небрежности, Корсар дружески прервал его, заметив, что с этим делом уже покончено.
— Противник наш настороже. Он переменил курс и идет прямо на нас. Пусть приблизится. Мы увидим его вооружение и решим, какой разговор с ним вести.
— Если позволить ему приблизиться, то, может-быть, нам уже трудно будет избежать встречи с ним.
— «Дельфин» — хороший ходок, и найти равного ему трудно.
— Не знаю, но наш противник приближается быстро, и можно полагать, что в скорости хода он не уступает «Дельфину». Мне редко приходилось замечать, чтобы судно так быстро увеличивалось при приближении.
Уильдер говорил с жаром. Корсар внимательно посмотрел на него и спросил:
— Вы знаете это судно?
— Да, знаю. И если не ошибаюсь, оно не по силам для «Дельфина». Я уверен, что оно не имеет на борту соблазнительного для нас груза.
— Его размеры?
— Негр сказал уже вам их.
— Ваши люди также его узнают?
— Трудно ошибиться старому моряку в расположении парусов, под которыми он провел месяцы и даже годы.
— Давно ли вы оставили это судно?
— Одновременно с моим прибытием к вам сюда.
Корсар на некоторое время задумался. Уильдер не прерывал его, и лицо его выражало беспокойство.
— Сколько на нем пушек? — спросил Корсар резко.
— В четыре раза больше, чем на «Дельфине».
— Его обшивка?
— Толще нашей, и судно больше нашего.
— Это судно короля?
— Да, короля.
— Оно переменит своего хозяина: оно будет моим.
Уильдер поклонился и отвечал недоверчивой улыбкой.
— Вы сомневаетесь? — сказал Корсар. — Имеет ли наш противник таких людей, как наши, готовых сложить головы по первому приказанию?
Действительно, экипаж «Дельфина» был составлен человеком, хорошо знающим и людей и характер морской службы. В состав его входили моряки почти всех наций, управляемые человеком, авторитету которого они подчинялись без рассуждения. Они представляли собой непреодолимую силу. Даже новички верили в своего командира и никогда не сомневались в успехе.
— Вы не принимаете в расчет наших людей, — сказал Корсар;- вот датчанин, такой же крепкий и тяжелый, как пушка, около которой я его сейчас поставлю. Вы можете резать, рубить его, и он не отступит, как и его орудие. Около него русский и швед, такие же, как и он, и будут составлять с ним одно целое. Дальше стоит кроткий, атлетического сложения моряк из ганзейских[28] городов. Ему больше нравится наша свобода, и скорее погибнут все Ганзейские города, чем он оставит свой пост. Там стоят два англичанина. Хотя я не люблю их отечества, но трудно найти более надежных людей. Дальше стоит человек, скорее похожий на монаха. Действительно, он раньше занимался проповедью, но потом предпочел хорошую пищу и вино, и жажда богатства одолела его.
— А каков он в битве?
— За деньги он будет служит хоть чорту, а человек он смышленый. Тот, дальше, отличается особой исполнительностью. Раз во время ветра я велел ему перерубить канат. Он исполнил это приказание, но по неосторожности стоял перед канатом, и его сбросило в море. Теперь он хвалится своею осторожностью и говорит, что больше уже не сплошает. Я уверен, что и теперь этот корабль в его глазах удваивается.
— Значит, он трус и будет думать о бегстве?
— Напротив, он увидит спасение свое в победе и постарается поскорее сшибить вражеские мачты. Следующий — танцор; видите, с каким жаром он говорит, и как руки и ноги все время у него в ходу? Он добродушен на вид, но при случае без угрызения совести перережет вам горло. Странное соединение добродушия с жестокостью. Я его пущу на абордаж. Я уверен, там у него разойдутся руки.
— А это кто там дальше снимает свою одежду? — спросил Уильдер.
— Это голландец; он отличается склонностью к экономии: по его мнению, перед смертью не стоит одевать новой одежды. Около него гасконец приготовляется к битве. Они оба составляют резкий контраст. Если бы они сцепились, то в первой схватке легко мог бы победить француз, но при первой же неудаче победа осталась бы за голландцем.
Корсар говорил, все время улыбаясь жестокой улыбкой, и горечь слышалась в его словах.
— А эти два коренастые матроса, которые с таким вниманием рассматривают приближающегося неприятеля?
— Это люди очень непостоянного характера: они наполовину только освоились с нашим корсарским промыслом и в глубине души не совсем согласны с нашей работой.
— Повидимому, они держатся того мнения, что неблагоразумно позволять кораблю приближаться.
— Да, они народ расчетливый, и я не удивлюсь, если они уже заметили, что неприятель имеет преимущества перед нами по числу пушек. Они обладают необыкновенным зрением, но они также крепки и сильны, обладают толковой головой и сумеют из этого своего преимущества извлечь выгоду!
— Вы думаете, что они не достаточно храбры?
— Ну, я не посоветовал бы никому стать им поперек дороги. У них ум неповоротливый, язык не бойкий, но того, что втемяшится в их голову, не выбьешь колом. Если им взбредет в голову сражаться, то их пушки дадут себя знать, в противном же случае лучше пожалеть порох и напрасно не тратить его. Однако, мы теряем на болтовню время. Пора приступать к серьезной работе. Мистер Уильдер, мы покажем им наши паруса.
Лицо Корсара преобразилось, и он пошел по палубе, а лейтенант начал отдавать распоряжения. Найтингель резким голосом передал приказание:
— Давай все паруса!
До сих пор люди экипажа держали себя различно: одни выражали радость в ожидании богатой добычи, другие, зная лучше своего командира, не считали еще нападение решенным; более осмотрительные покачивали головами по мере приближения корабля и взвешивали опасность положения. Но опыт убедил всех, что командир их знает, что делает, и всегда, словно чудом, имеет все сведения о неприятеле. Поэтому все с доверием ожидали его решения.
При первой команде лица матросов оживились, и они с радостью стали исполнять приказы.
Уильдер быстро отдавал одно приказание за другим. Он был правой рукой командира.
В один момент голые мачты покрылись белоснежными парусами, и корабль закачался, ожидая, какое ему дадут направление. Все было готово. Уильдер направился к корме, где находился Корсар, наблюдавший за неприятелем. Вдали показался уже желтоватый остов судна с установленными вдоль бортов пушками.
Мистрис Уиллис и Гертруда стояли в задумчивости около него и наблюдали за всем окружающим.
— Мы готовы, — сказал Уильдер, — и ждем ваших указаний.
Корсар вздрогнул, приблизился к лейтенанту и, пристально глядя на него, спросил:
— Вполне ли вы уверены, что узнали судно?
— Да, для меня в этом не может быть никакого сомнения.
— Это корабль королевского флота! — сказала гувернантка.
— Да, я это уже сказал.
— Ну, Уильдер, попробуем его ход; уменьшите нижние паруса и разверните передние.
Молодой моряк поклонился и пошел исполнять приказание. Голос Уильдера во время командования немного дрожал, чего никогда не случалось с командиром, и это не ускользнуло от внимания старых моряков. Но все было немедленно исполнено.
Паруса надулись. Неподвижный до того времени корпус пришел в движение, и скоро корабль развил полный ход. Соревнование двух судов возбуждало сильный интерес. Неприятель был в полумиле, как-раз под ветром. Более внимательный осмотр не оставлял ни малейшего сомнения в силе и высоких качествах судна. Солнце ярко освещало палубу, и тень от парусов ложилась на море с противоположной стороны. При помощи трубы можно было уже различать происходящее на судне и следить за движением на нем: в разных местах между оснасткой видно было несколько человеческих фигур, но все было спокойно, заметен был порядок и строгая дисциплина.
Как только «Дельфин» пришел в движение и вода вокруг него запенилась, Корсар подозвал Уильдера к себе на корму. Несколько мгновений взгляд его был устремлен на неприятельский корабль, словно он в последний раз измерял его силу.
— Мистер Уильдер, — сказал командир тоном человека, рассеявшего все свои недоумения, — я не в первый раз вижу этот корабль.
— Весьма возможно: он исколесил почти все воды Атлантического океана.
— Да, и не в первый раз мы с ним встречаемся. Небольшая перемена окраски не делает еще большой разницы. Я уверен, что узнаю его по расположению мачт.
— Да, эти мачты стоят наклоннее обыкновенного.
— Это удивительно! Долго вы служили на нем?
— Несколько лет.
— И вы его оставили?..
— Перед переходом к вам.
— Скажите, они обращались с вами презрительно, не переваривали вашего американского происхождения?
— Да, оттого-то я его и оставил.
— Вы еще находились на нем во время Мартовского равноденствия?
Уильдер утвердительно кивнул головой.
— Я так и думал. Вы сражались с иностранным судном в бурю? Ветер, волны и люди — все тогда участвовало в битве.
— Да, помню. Мы вас узнали и думали, что вам пришел последний час.
— Люблю вас за откровенность. Мы храбро дрались; это должно только упрочить нашу дружбу. Я больше ни о чем вас не расспрашиваю. Дружба моя не покупается изменой. Вы теперь под моим флагом, и этого довольно.
— Какой ваш флаг? — спросил сзади нежный голос.
Корсар быстро обернулся и встретил пытливый взгляд старой дамы. Борьба отразилась на его лице, но он быстро овладел собою и с изысканною вежливостью сказал:
— Оказывается, женщине приходится указывать морякам на их обязанности. Мы поступили против правил вежливости, не показав до сих пор нашего флага кораблю. Подымите его, Уильдер, чтобы не отступать от морских обычаев.
— Но наш противник тоже не выкидывает флага.
— Все равно, покажем ему пример.
Уильдер открыл шкап, наполненный массой разнообразных флагов, и остановился, недоумевая, какой из них выбрать.
— Под каким флагом желаете вы итти?
— Берите голландский. Командир такого прекрасного судна должен знать все отличия национальных цветов…
Уильдер подозвал матроса, и тотчас же флаг нидерландского королевства взвился над «Дельфином». Оба офицера внимательно наблюдали, как это будет принято на неприятельском корабле, но никакого ответа не последовало.
— Они, очевидно, замечают, что наше судно не нидерландское по конструкции. Не узнают ли они нас? — спросил Корсар, устремляя вопросительный взгляд на Уильдера.
— Не думаю. «Дельфин» так часто меняет свои цвета, что даже и друзьям не легко его узнать.
— Этот корабль желает чего-нибудь поизящнее, — сказал с улыбкою Корсар. Попробуем португальский флаг. Не тронут ли его бразильские бриллианты?
Первый флаг был спущен, и вместо него развернулся флаг Португалии. Но неприятель, не обращая внимания, продолжал путь, захватывая все больше ветра и приближаясь к кораблю Корсара.
— Ну, теперь белый флаг!
Уильдер исполнил приказание, и флаг Франции заколыхался в воздухе. В то же время на корабле неприятеля взвился огромный флаг, и раздался пушечный выстрел.
— Вот дружба двух наций, — сказал с упреком Корсар, — к голландскому и португальскому цвету они отнеслись равнодушно, но при белом цвете их союзника, Франции, у них разлилась желчь. Пускай полюбуются немного, а потом мы покажем им еще кое-что.
Повидимому, последний флаг, поднятый на «Дельфине», вывел из себя неприятеля, как красный цвет — быка на арене. На корабле распустили даже малые паруса и старались ускорить ход. Оба судна шли на всех парусах, и трудно было решить, на чьей стороне преимущество.
— Корабль их рассекает воду с быстротой ласточки, — заметил Корсар лейтенанту, с трудом скрывавшему свое беспокойство.
— Я думаю, и чайка его не перегонит. Не слишком ли близко мы его к себе подпускаем? Какая нам нужда меряться с ними силами?
Корсар поглядел подозрительно на лейтенанта и сказал:
— Если даже он обладает стремительностью орла, он нас не обгонит. Чего вы опасаетесь? Королевский корабль еще на расстоянии мили от нас.
— Я знаю его силы; у нас нет шансов на успех в этом неравном бою. Капитан Гейдегер, поверьте мне, мы не можем выдержать его напора. Если мы сейчас же не воспользуемся расстоянием, то нам не удастся от него уйти, да и теперь, может-быть, уже поздно.
— Ваши опасения преувеличены. Не в первый раз мне приходится видеть королевский флаг вблизи себя и все же, как видите, я сохранил свое судно до сих пор.
— Слушайте, барабанный бой. Это приготовляют пушки…
Корсар прислушался и услышал бой барабана, означающий на военных судах сигнал экипажу занять места. Осмотревшись кругом, Корсар спокойно сказал:
— Мы сделаем то же. Уильдер, отдайте распоряжение!
До сих пор люди экипажа исполняли свои обязанности, с любопытством наблюдая за судном, которое гналось за ними, и только беспрерывный, сдержанный шопот говорил об их напряженном внимании.
При первом звуке барабана все поспешно стали по местам, и затем наступило мертвое молчание. Только офицеры не замерли на месте и спешили за приказаниями, да снаряды, вынутые из крюйт-камеры, указывали на приготовления к чему-то особенному.
Корсар исчез и снова появился на корме, одетый для битвы. Он внимательно следил за противником, все взоры обратились на него, словно стремясь прочитать его мысли. Он отбросил морскую фуражку, и волосы его развевались по ветру. Медная каска стояла у него в ногах. Хорошо знавшие его считали, что он еще не принял окончательного решения. Перед сражением он надевал каску; это означало, что бой начинается.
Офицеры, осмотрев свои части, докладывали ему. Понемногу снова стало доноситься перешептывание матросов. Корсар не запрещал им перекидываться словами перед боем, зная характер своего экипажа и отступая в этом отношении от строгой дисциплины. Разговором они нередко поддерживали друг друга, а бодрый дух экипажа — главный залог успеха в требующем отваги деле.