Нѣсколько дней прошло въ различныхъ занятіяхъ, которыя судья Темпль долженъ былъ окончить съ своимъ двоюроднымъ братомъ и законовѣдомъ деревни, адвокатомъ фонъ-деръ-Шооль. Кромѣ ихъ троихъ никто не зналъ ничего о предметѣ этой таинственной работы. Даже Эдвардсъ, къ своему удивленію, былъ освобожденъ отъ своей обыкновенной обязанности писаря.
Въ одно прекрасное, тихое весеннее утро, судья и Ричардъ Джонсъ сѣли наконецъ снова на лошадей, чтобы предпринять поѣздку, и y дома встрѣтили Елисавету и Луизу, собиравшихся на прогулку.
— Куда намѣрены вы идти? спросилъ судья дѣвушекъ.
— Мы пойдемъ въ горы, папа, — весело отвѣтила Елисавета.
— Ну, такъ не заходите далеко въ лѣсъ. Это бываетъ иногда опасно, не смотря на то, что проходитъ и безнаказанно. Будь же осторожна, Лиза.
Послѣ этихъ словъ оба уѣхали, a Елисавета подозвала къ себѣ бульдога, который долженъ былъ провожать ее въ прогулкѣ и быть ихъ защитникомъ. Дѣвушки отправились съ этимъ проводникомъ, и едва только скрылись въ ближайшемъ лѣсу, какъ Эдвардсъ быстро вышелъ изъ дому и направился къ берегу озера. Молодой человѣкъ вошелъ въ легкій челнокъ, взялъ весло и сильною рукою направилъ судно по озеру, къ хижинѣ Кожанаго-Чулка.
Скоро приблизился онъ къ противоположному берегу, вынулъ изъ воды весло, пустилъ челнъ плыть къ берегу, оглядѣлся кругомъ, потомъ свиснулъ въ свистокъ, звукъ котораго эхо повторило далеко по утесамъ. При этомъ звукѣ собака Натти вышла изъ своей конуры и издала жалобный, продолжительный вой, метаясь какъ бѣшеная туда и сюда, привязанная ремнемъ изъ оленьей кожи.
— Молчи, Гекторъ! сказалъ Эдвардсъ, издавъ вторичный звукъ своимъ свисткомъ.
Но напрасно прислушивался онъ къ отвѣту; потомъ, втащивъ лодку на берегъ, приблизился онъ къ хижинѣ. Все вокругъ этого уединеннаго мѣста было такъ спокойно, какъ будто нога человѣческая никогда не вступала въ пустыню. Эдвардсъ вошелъ въ хижину, и прошло около четверти часа, прежде чѣмъ онъ снова вышелъ изъ нея. Выйдя онъ затворилъ дверь и заперъ ее засовомъ, но въ то время, какъ онъ дѣлалъ это, Гекторъ поднялъ морду и громко завылъ.
— Слышишь ты что-нибудь? спросилъ Эдвардсъ. Это должно быть очень смѣлое или безстыдное творенье, которое подвергаетъ себя опасности быть вблизи тебя.
Онъ взлѣзъ на маленькій холмъ и увидѣлъ человѣка, принадлежащаго къ деревенской полиціи, нелюбимаго и неуважаемаго, по имени Гирамъ Долитль.
— Чего хочетъ здѣсь этотъ человѣкъ? ворчалъ про себя Эдвардсъ. Ему здѣсь нечего дѣлать, и одно любопытство могло привести его сюда; однако, онъ ничего не узнаетъ, потому что замокъ y двери крѣпокъ, a собаки чутки.
Не заботясь болѣе объ этомъ, молодой человѣкъ сошелъ опять къ берегу, сѣлъ въ лодку и поплылъ, надѣясь встрѣтить своихъ друзей, Кожанаго-Чулка и Чингахгока. Вскорѣ замѣтилъ онъ челнокъ своего пріятеля, a чрезъ нѣсколько минутъ достигъ мѣста, гдѣ тотъ занимался рыбной ловлей. Онъ остановился и прикрѣпилъ свою лодку къ судну товарища.
Оба старика дружески встрѣтили Оливера, не вынимая впрочемъ изъ воды удочекъ и нимало не прерывая своего занятія. Оливеръ также, не говоря ни слова, надѣлъ на удочку приманку и спустилъ ее въ озеро.
— Заѣзжали вы мимоходомъ въ хижину? молодой человѣкъ, спросилъ наконецъ Натти.
— Да, и все нашелъ въ порядкѣ, только Долитль рыскаетъ по лѣсу.
— Объ этомъ человѣкѣ нельзя сказать много хорошаго, заключилъ Натти, вынимая пойманную рыбу, и надѣвая на крючекъ новую приманку. Онъ охотно пришелъ бы въ нашу хижину, и даже однажды прямо сказалъ мнѣ это. Я, однако, порядочно отпотчивалъ дуралея.
— Я боюсь, что онъ скорѣе плутъ, чѣмъ дуракъ, и надѣлаетъ наконецъ намъ хлопотъ своимъ безстыднымъ любопытствомъ, замѣтилъ Эдвардсъ.
— Я застрѣлю его, если онъ слишкомъ часто будетъ таскаться около моей хижины, сказалъ Натти коротко и сурово.
— Нѣтъ, Натти, вы не должны этого дѣлать, если не хотите имѣть непріятностей. Это, старый пріятель, будетъ дурной день и плохой знакъ для всѣхъ насъ.
Разговоръ прекратился, и на минуту снова наступило глубокое молчаніе, во время котораго всѣ, казалось, были заняты ловлей. Эдвардсъ наконецъ снова заговорилъ:
— Какъ хорошо, блестяще и тихо это озеро, сказалъ онъ. Натти, видѣли вы его еще когда-нибудь такимъ гладкимъ какъ зеркало?
— Я много лѣтъ знаю Остзего, юноша, и знаю также, что во всей странѣ нѣтъ болѣе чистой воды и лучшаго мѣста для рыбы, возразилъ Кожаный-Чулокъ. Да, долгое время только я одинъ владѣлъ имъ, и это было прекрасное время. Дичи было сколько душѣ угодно. Намъ никто не мѣшалъ, развѣ только когда приходилъ плутъ мингосъ или хищный французъ. Ахъ, какое это было пріятное мѣсто! не правда ли, Змѣя?
— Земля принадлежала моему народу, и мы съ общаго согласія отдали ее брату моему, Дымовой-Трубѣ возразилъ индіецъ.
— Да, это было славное время, братъ! радостно вскричалъ Натти. И теперь оно было бы еще такимъ, же, еслибъ не поселеніе Мармадука Темпля и извороты законовъ.
— Да, я могу себѣ представить, какое удовольствіе было рыскать по чуднымъ лѣсамъ и восхитительной водяной равнинѣ, не встрѣчая нигдѣ человѣческой души, сказалъ Эдвардсъ.
Старый охотникъ ничего не отвѣчалъ, но, наклонившись къ водѣ, съ сдержаннымъ дыханіемъ и съ большимъ вниманіемъ вслушивался въ даль, какъ бы внимая отдаленнымъ звукамъ. Наконецъ, поднявъ снова голову, онъ сказалъ:
— Еслибъ я не собственноручно привязалъ собакъ новымъ ремнемъ, то готовъ бы побожиться, что это старый Гекторъ лаетъ въ горахъ.
— Этого быть не можетъ! отвѣтилъ Эдвардсъ. Нѣтъ еще часу, какъ я видѣлъ его въ конурѣ. Между тѣмъ и Чингахгокъ прислушивался къ отдаленнымъ звукамъ. Не смотря на то, что молодой человѣкъ слушалъ напряженно, онъ различалъ только ревъ скота на восточныхъ горахъ. Онъ посмотрѣлъ на старика, приложившаго къ уху руку, чтобы лучше слышать, a Чингахгокъ поднялъ руку какъ бы для того, чтобы водворить молчаніе. Наконецъ Эдвардсъ началъ смѣяться надъ слушающими, которымъ, какъ онъ думалъ, послышались воображаемые звуки.
— Смѣйся, сколько тебѣ угодно, сказалъ Кожаный-Чулокъ, но собаки отвязаны и гоняются за животными. Въ этомъ я уже не ошибусь. За это я отвѣчаю бобровой шкурой, не по охотничьему закону, недавно объявленному судьей, a потому, что звѣри теперь худы и собаки напрасно будутъ гоняться. Неужели вы все еще ничего не слышите?
Эдвардсъ встрепенулся, когда раздался слишкомъ ясный звукъ, умѣрявшійся одно время цѣпью горъ, но потомъ опять громко слышавшійся со скалы, мимо которой мчались собаки.
Наконецъ раздался глухой, продолжительный лай изъ засѣки y озера. Этотъ звукъ измѣнялся съ необыкновенной быстротой. Пока глаза молодаго человѣка были устремлены на озеро, вниманіе его возбудилось шумомъ, раздавшимся въ ольховыхъ кустахъ. Въ этотъ моментъ показался красный олень и однимъ прыжкомъ вскочилъ въ озеро. Охотники бросились за нимъ въ воду.
— Я зналъ это! вскричалъ Натти, увидавъ оленя преслѣдуемаго собаками. Животное, вѣроятно, бѣжало мимо хижины, a собаки не выдержали и сорвались. Но я долженъ удержать ихъ, не то онѣ сыграютъ со мною славную штуку. Сюда! ко мнѣ, негодяи! иди сюда, старый Гекторъ! не то будешь меня помнить!
Собаки узнали голосъ своего господина, и, сдѣлавъ въ водѣ полукругъ, онъ противъ воли должны были бросить охоту, которую не смѣли продолжать. Возвратясь на берегъ, онѣ начали лаять и выть.
Испуганный олень между тѣмъ проплылъ далеко въ озеро, прежде чѣмъ увидѣлъ новую опасность. Но при звукѣ голоса Натти, онъ остановился, и какъ казалось желалъ отмстить собакамъ, потомъ одумался и поплылъ поперекъ озера, намѣреваясь достичь восточнаго берега.
Когда олень быстро проплылъ мимо рыболововъ, поднявъ высоко голову, и своей статной и красивой мордой разрѣзая воду, то Кожаный-Чулокъ началъ безпокоиться въ лодкѣ.
— Какое благородное животное! вскрикнулъ онъ: какіе красивые рога! Все платье можно повѣсить на нихъ. Знаете, вѣдь іюнь послѣдній ихъ мѣсяцъ, и мясо должно быть очень хорошо.
Говоря такимъ образомъ, Натти инстинктивно привязалъ къ веслу веревку, служившую ему якоремъ откинулъ бакенъ и вскрикнулъ:
— Впередъ! Змѣя, олень долженъ погибнуть; зачѣмъ онъ такъ глупъ, что искушаетъ насъ.
Чингахгокъ отвязалъ веревку, удерживавшую лодку Эдвардса, и челнокъ какъ стрѣла полетѣлъ по озеру.
— Остановитесь! кричалъ Эдвардсъ, подумайте о законахъ; вы въ виду деревни, и я знаю, что судья рѣшился наказывать всѣхъ безъ исключенія, кто не вовремя будетъ стрѣлять дичь.
Предостереженіе было уже поздно, челнокъ далеко ушелъ отъ лодки, и охотники слишкомъ ревностно гнались за добычей, чтобы слышать его голосъ.
Олень находился отъ своихъ преслѣдователей на разстояніи 50 локтей; сильно прорѣзывая воду, синѣлъ онъ отъ страха и усталости; между тѣмъ, какъ легкій челнокъ, гонимый волнами, колыхался на водѣ Кожаный-Чулокъ зарядилъ ружье, но, казалось, не рѣшался, убить ли ему жертву или дать ей уйти.
— Что, Змѣя, да или нѣтъ? нерѣшительно спросилъ онъ. Нѣтъ, я лучше не сдѣлаю этого, это слишкомъ выгодно для меня: животное искало спасенія въ водѣ, такъ пусть же и служитъ жертвой озеру. Отдохните, Чингахгокъ, но все же наблюдайте, какое направленіе приметъ олень. Очень легко поймать его, не смотря на то, что онъ будетъ вертѣться какъ змѣя.
Индіецъ смѣялся надъ нерѣшительностію своего друга и гналъ лодку, чѣмъ доказывалъ болѣе ловкости, нежели силы. Оба старика говорили по-делаварски, какъ дѣлали они это всегда, какъ были одни, и Чингахгокъ вскричалъ:
— Олень поворачиваетъ голову: приготовь твое копье.
Натти никогда не выходилъ изъ дому, не взявъ съ собою всѣхъ орудій, могущихъ быть ему полезными при его занятіяхъ. Онъ никогда не разставался съ ружьемъ, даже отправляясь на рыбную ловлю, и наполнялъ лодку различными снарядами. Предосторожность эта обратилась въ привычку, такъ какъ онъ очень часто переходилъ за границы своего округа. Нѣсколько лѣтъ до начала нашего разсказа, охотникъ вышелъ изъ хижины, чтобы нѣсколько дней охотиться въ горахъ, но возвратился, побывавъ y озера Онтаріо. Двѣсти и триста миль не составляли для него большаго путешествія, и хотя старость немного ослабила его силы, но все же онъ могъ пройти ихъ. Кожаный-Чулокъ послѣдовалъ совѣту Чингахгока и готовился пронзить оленя въ шею.
— Держи лѣвѣе, Змѣя, сказалъ онъ, — и онъ не уйдетъ отъ насъ!
Съ этими словами онъ поднялъ копье и съ быстротою молніи бросилъ его въ животное; но олень повернулся, орудіе, пролетѣвъ мимо, коснувшись только роговъ, упало въ воду, не причинивъ вреда.
— Стой! вскричалъ Натти, когда лодка подошла къ мѣсту, гдѣ упало копье: — стой, Змѣя!
Древко снова показалось на поверхности, и онъ ухватился за него, пока индіецъ поворачивалъ лодку. Эта маленькая остановка дала оленю возможность опередить ихъ, и Эдвардсъ приблизился къ мѣсту дѣйствія.
— Оставьте, Натти, сказалъ онъ охотнику. Подумайте, что теперь не время, и вы заплатите штрафъ.
Въ эту минуту челнокъ приблизился къ мѣсту, гдѣ олень боролся съ теченіемъ, то показываясь на поверхности, то снова исчезая.
— Ура! вскричалъ Эдвардсъ, y котораго при этомъ исчезло все благоразуміе. Ура! не теряйте его изъ виду, Чингахгокъ, немного правѣе, и я закину ему веревку на рога.
Темные глаза индійца горѣли дикимъ огнемъ, и невозмутимое спокойствіе, съ какимъ онъ управлялъ судномъ, превратилось теперь въ живую дѣятельность. Съ юношескимъ рвеніемъ гналъ онъ лодку за оленемъ, который былъ обязанъ своимъ спасеніемъ неожиданному повороту. Эти измѣняющіяся движенія на небольшомъ пространствѣ давали Эдвардсу возможность быть вблизи своихъ спутниковъ, которые по прямому направленію давно перегнали бы его. Дичъ и охотники нѣсколько разъ проскользали мимо его, такъ что онъ могъ достать ихъ весломъ.
Не будучи болѣе въ состояніи продолжать такимъ образомъ, олень быстро повернулся и хотѣлъ ближайшимъ путемъ выйти на берегъ, не смотря на бывшихъ тамъ собакъ.
Казалось, для Эдвардса было лучше всего дождаться удобной минуты; уже рѣшившись на это, онъ усѣлся на дно лодки, какъ увидѣлъ, что олень шелъ прямо на него. Онъ тотчасъ сдѣлалъ петлю изъ бичевы своего челнока и такъ ловко набросилъ на оленя что узелъ какъ разъ попалъ на кончикъ рога.
Въ первый моментъ животное потянуло за собой лодку, но съ быстротой стрѣлы подлетѣлъ челнокъ, и Натти врѣзалъ животному ножъ въ шею такъ глубоко, что вода покраснѣла отъ крови. Олень издохъ послѣ короткой борьбы, и они соединили свои лодки, связавъ ихъ вмѣстѣ. Потомъ Кожаный-Чулокъ, вытащивъ изъ воды оленя, положилъ его въ челнокъ и, осмотрѣвъ его, сказалъ съ своимъ обыкновеннымъ, спокойнымъ смѣхомъ:
— Я не слишкомъ забочусь о законахъ судьи Темпля; такое зрѣлище молодитъ кровь мою. Уже много лѣтъ не ловилъ я въ водѣ оленя; вотъ такъ превосходная дичина, Эдвардсъ. И я знаю кого-то, кто, не смотря на всѣ законы, съ удовольствіемъ поѣстъ этого жаркого.
Радость выражалась даже на темномъ лицѣ индійца, сдѣлавшагося смирнымъ отъ старости и бездѣйствія. Его, какъ казалось, болѣе радовали воспоминанія объ охотахъ его молодости, чѣмъ ожиданіе участія въ добычѣ. Но все же онъ осмотрѣлъ животное, и сказалъ коротко и утвердительно на своемъ нарѣчіи:
— Хорошо.
— Но, при всемъ томъ, сказалъ Эдвардсъ, когда прошелъ первый пылъ, и онъ успокоился, — я боюсь что мы всѣ трое нарушили законъ. Оставимъ себѣ пока животное, такъ какъ никого нѣтъ, кто могъ бы насъ выдать. Но какъ оборвались собаки? Я видѣлъ ихъ привязанными, проѣзжая мимо хижины.
— На бѣдныхъ животныхъ сильно подѣйствовалъ оленій духъ, отвѣтилъ Натти. Посмотрите, вѣдь ремни все еще висятъ y нихъ на шеѣ. Греби къ берегу, я хочу хорошенько взглянуть на все.
Но когда лѣсничій вышелъ на берегъ и ближе осмотрѣлъ ремни, то лицо его измѣнилось, и онъ задумчиво покачалъ головой.
— Нѣтъ, здѣсь былъ въ ходу ножъ: этотъ ремень не перерванъ или откушенъ, и я боюсь, что въ этомъ вина не Гектора.
— Развѣ разрѣзана кожа? спросилъ Эдвардсъ.
— Я не могу вѣрно опредѣлить это, но вижу, что она не искусана и не разорвана.
— Неужели мошенникъ Долитль осмѣлился сдѣлать это?
— Да, да, онъ суется туда, гдѣ нѣтъ опасности, отвѣтилъ Натти. Онъ любопытенъ, но хорошо бы сдѣлалъ, если бы не подходилъ къ моему жилищу.
Чингахгокъ между тѣмъ сказалъ, осмотрѣвъ ремень:
— Разрѣзъ ножа: острый клинокъ и длинная рукоятка. Сдѣлавшій это боялся собакъ.
— Почему ты это видишь? спросилъ Эдвардсъ. Какъ можешь ты говорить такъ увѣренно?
— Слушай, отвѣтилъ старый воинъ: ножъ былъ острый, потому что разрѣзъ гладокъ; рукоятка длинна, потому что человѣческая рука не можетъ достать отъ одного разрѣза до другаго. Но что это былъ трусъ доказываетъ то, что человѣкъ храбрый разрѣзалъ бы ремень y шеи собаки.
— Клянусь, что Змѣя вѣрно попалъ! вскрикнулъ Натти. Негодяй Долитль взлѣзъ на скалу позади конуръ, и ножемъ, привязаннымъ къ длинной палкѣ, разрѣзалъ ремень.
— Что же могло побудить его къ этому? спросилъ Эдвардсъ.
— Что же, какъ не его любопытство! отвѣтилъ Натти.
— Да, это правда, замѣтилъ молодой человѣкъ. Дайте мнѣ челнокъ, я поѣду, и, можетъ, еще успѣю во-время, чтобъ показать ему его дѣло.
Предложеніе было принято, и не прошло пяти минутъ, какъ легкій челнокъ скользилъ по зеркальной поверхности озера. Скоро онъ исчезъ за мысомъ и направился къ берегу. Чингахгокъ тихо слѣдовалъ въ лодкѣ, a Натти, держа собакъ и съ ружьемъ на плечѣ, направился къ хижинѣ сухимъ путемъ.