Джакопо были хорошо известны все предательские хитрости венецианского правительства. Он знал, с каким неустанным постоянством Совет преследовал тех, кто его интересовал. Джакопо был далек от надежды на полный успех, несмотря на благоприятные обстоятельства. Аннина была, конечно, в его власти. Но прежде всего ее надо было поместить в такое надежное место, где она не могла бы увидеться с полицейскими агентами. Сначала он подумал было вернуться во дворец дона Камилло, но это значило бы попасть в самую середину толпы сенатских шпионов, окружавших герцога. Хотя дон Камилло, не придавая большого значения аресту Аннины и рассчитывая на свои связи, выпустил ее на свободу после того, как выпытал от нее все, что она знала, Джакопо считал нужным задержать ее, так как она могла теперь сообщить многое полицейским агентам о положении донны Виолетты и донны Флоринды.
Площади и дворцы остались сзади; удивленная продолжительностью пути, Аннина с нетерпением выглянула в окно, чтобы посмотреть, где они плывут. Лодка в это время была в порту среди судов. Под тем же предлогом, как и Джельсомина, дочь виноторговца вышла из палатки и подошла к гондольеру.
— Подвези меня поскорее к калитке Дворца Дожей, — сказала она, сунув в руку гондольера серебряную монету.
— Ваши приказания будут исполнены, красавица. Но, ей-богу, странно, что такая умная девушка не чует сокровищ, находящихся на этой фелуке.
— Ты говоришь о «Прекрасной Соррентинке»?
— Ну, конечно! Ведь нигде ты не найдешь лучшего вина. А потому не торопись и воспользуйся удобным случаем, прелестная дочь честного Томазо. Нам, гондольерам, ты окажешь этим большую услугу.
— Как, ты меня знаешь?
— Да кто же не знает хорошенькую торговку вином с Лидо?
— Зачем же ты надел маску? Как тебя зовут?
— Это не важно. Я из числа твоих покупателей, и я отношусь к тебе с полным уважением. Но ничего не поделаешь с нашими молодыми патрициями; они заставляют нас многое держать в тайне до тех пор, пока не исчезнет всякое подозрение. Вот когда мы будем среди других лодок, мне, пожалуй, можно будет снять маску. Хочешь войти на палубу «Прекрасной Соррентинки»?
— Бесполезно спрашивать, потому что ты сделаешь, как тебе самому захочется.
Гондольер улыбнулся, как бы давая понять, что ему были известны ее тайные желания. В это время гондола остановилась у борта фелуки.
— Войдем поговорить с хозяином? — спросил Джакопо.
— Но у него нет вина.
— Это мне известнее, чем тебе. Я хорошо знаю людей и их увертки.
— Но ты забыл о моей кузине…
Джакопо взял Аннину на руки и поставил ее на палубу «Прекрасной Соррентинки»; затем вспрыгнул и сам. Не давая Аннине возможности разобраться в мыслях, он заставил ее спуститься в каюту. Стефано Милано спал в это время на палубе, растянувшись на свернутых парусах. Джакопо разбудил его, ударив по плечу.
— Виноват, синьор, — сказал моряк, видя перед собой самозванного Родриго. — Ну, что? Прибыл мой груз?
— Но не весь. Я привез к тебе одну Аннину, дочь старого виноторговца с Лидо, Томазо Торти.
— Как! Неужели Сенат находит нужным так таинственно отправлять ее из города?
— А то как же! И он придает большое значение ее аресту. Чтобы она не подозревала моего намерения, я ее привез сюда под предлогом тайно купить у тебя вина. Теперь твоя обязанность следить за ней, чтобы она не убежала от тебя.
— Нет ничего легче! — ответил Стефано и, добежав до каюты, запер ее дверь и задвинул засовы. — Будь покоен, там никого нет, кроме нее.
— Отлично! Постарайся уберечь ее. А теперь снимись с якоря и выведи твою фелуку из гущи этих судов.
— Это мигом будет исполнено; у меня все давно наготове.
— Смотри не медли, потому что многое зависит от твоей ловкости в этом деле. Через несколько минут мы увидимся. Но не забудь, Стефано, следи за своей пленницей, потому что Сенату очень важно, чтобы она не убежала.
В то время, как самозванный Родриго входил в свою гондолу, Стефано начал будить матросов, и, когда Джакопо въезжал в канал святого Марка, фелука калабрийца с надутыми парусами выбиралась из порта, чтобы остановиться в отдалении.
Вскоре гондола подъехала к ступеням входа во дворец, Джельсомина поднялась по лестнице. Тот же самый алебардщик стоял еще на карауле. Он пропустил ее, ничего не спрашивая.
— Скорее, как можно скорее, — вскричала Джельсомина, входя в комнату, где ее ждали донна Виолетта с гувернанткой. — Нельзя терять ни минуты. Не останавливаясь, идите за мной!
— Но отчего ты так взволнована и еле переводишь дух? — спросила с тревогой донна Флоринда. — Скажи: видела ты дона Камилло?
— Ничего не спрашивайте у меня, а идите скорее!
Джельсомина взяла лампу, и все вместе они вышли из комнаты.
Они благополучно покинули тюрьму и перешли Мост Вздохов, потому что у Джельсомины ключи от него были с собой. Спустившись по большой дворцовой лестнице, они вошли в крытую галлерею. Так же благополучно они прошли и через двор.
Джакопо их ждал у выхода на канал. Меньше чем через минуту их гондола уже рассекала воду гавани, направляясь к фелуке, которую можно было узнать по развевающемуся белому парусу. Джельсомина с волнением провожала их глазами и потом через главную дверь вошла в тюрьму.
— Спокоен ли ты относительно дочери старого Томазо? — спросил Джакопо, снова появляясь на палубе «Прекрасной Соррентинки».
— Не сомневайтесь. Дверь заперта на засовы.
— Отлично! А теперь я тебе привез другую часть твоего груза. Ты, конечно, запасся пропуском, чтоб миновать сторожевую галеру!
— Разумеется. Все в порядке! Теперь остается только дождаться утреннего бриза, и тогда нас не отыщут никакие сыщики.
По распоряжению Джакопо все паруса фелуки были распущены, и запенившаяся с боков фелуки вода немедленно показала, что судно взяло быстрый ход.
— У тебя сегодня благородные пассажирки, — сказал Джакопо хозяину, когда тот окончил необходимые маневры.
— Но вы забыли мне сказать, куда я должен их доставить.
— Ты это узнаешь вскоре. Чиновник Сената явится, чтоб объяснить тебе это. Я не желал бы, чтобы эти благородные дамы узнали, — пока они находятся в порту, — что вместе с ними едет Аннина… Ты меня понимаешь, Стефано?
— Еще бы! Ведь я не дурак и не сумасшедший какой-нибудь. Иначе мною не пользовался бы Сенат. Эти дамы и не заметят присутствия Аннины; я ее не выпущу из каюты, и они свободно могут наслаждаться здесь на палубе свежим морским воздухом.
— Относительно этого будь покоен. Тот, кто не привык к морю, не очень-то стремится к душному воздуху каюты. Ты отправишься на ту сторону Лидо, Стефано, и там подождешь меня. Если я не явлюсь через час после полуночи, тогда плыви в Анконский порт, и там ты получишь новые приказания.
Стефано нередко получал подобные поручения от самозванного Родриго; он обещал исполнить все в точности.
Никогда еще Джакопо не разгонял так сильно свою гондолу, как теперь, направляясь к берегу. Домчавшись до набережной, он проворно снял маску и вышел на землю. Приближался час, в который он назначил на Пьяцце свидание дону Камилло, и медленными шагами браво направился к тому месту, где они должны были встретиться.
Джакопо имел обыкновение ночью прогуливаться около гранитных колонн. Все думали, что он являлся туда за заказами по своему кровавому ремеслу. И вот, когда всеми ненавидимый и в то же время внушающий страх браво прогуливался теперь по каменным плитам, какой-то человек поспешно подошел к нему и, сунув ему в руки записку, исчез с быстротою молнии. Джакопо не умел читать. Он остановил первого прохожего и попросил его прочитать полученную им записку.
Это был честный торговец одного из отдаленных кварталов города. Он взял записку и начал громко читать:
«Джакопо, я не могу притти на свиданье, потому что должен быть в другом месте».
При имени Джакопо записка выпала из рук читавшего, и он пустился бежать со всех ног.
Джакопо повернулся к набережной, размышляя о неприятном событии, нарушившем его планы. Вдруг кто-то тронул его за локоть: он обернулся и увидел рядом с собой человека в маске.
— Ты — Джакопо Фронтони? — спросил незнакомец.
— Я самый.
— Можешь ли ты мне верно послужить? Если согласен, то получишь сто цехинов вот из этого кошеля.
— А позвольте узнать: чью жизнь вы оцениваете так дорого?
— Жизнь дона Камилло Монфорте.
— Дона Камилло Монфорте? — повторил растерянно Джакопо.
— Ты его знаешь? Так постарайся устроить хорошенько это дело, и сумма будет удвоена.
— Но мне необходимо знать ваше имя, синьор.
Незнакомец осторожно посмотрел вокруг и поднял маску. Браво увидал лицо молодого кутилы Джакомо Градениго.
— Теперь ты спокоен?
— Да, синьор… Когда прикажете исполнить ваш приказ?
— Обязательно сегодня ночью, и, чем скорее, тем лучше.
— Где вы желаете, чтобы я с ним покончил: в его дворце или…
— Пойди сюда, Джакопо, я тебе кое-что скажу. У тебя есть маска?
Браво щелкнул языком в знак подтверждения.
— Надень ее и пойди отыщи свою лодку, а я тебя догоню.
Джакопо выдвинул свою гондолу из множества других, привязанных к кольцам набережной, и отъехал на некоторое расстояние, убежденный, что за ним следили, и что ему не придется долго ждать. Он не ошибся в своих предположениях, потому что через несколько минут два человека подъехали к нему в гондоле и молча перешли в его лодку, отдав приказание своему гондольеру следовать за ними в отдалении.
— В Лидо! — сказал один из них.
Когда они отъехали далеко от судов, оба пассажира вышли из каюты и приказали браво перестать грести.
— Ты берешься исполнить это поручение, Джакопо Фронтони? — спросил наследник сенатора Градениго.
— Но где вы прикажете убить его, синьор?
— Мы придумали средство вызвать его из дворца, и он теперь в твоем распоряжении. Скажи только: согласен ты работать на нас или нет?
— С большим удовольствием, синьор. Я люблю иметь дело с храбрыми людьми.
— В таком случае, ты не пожалеешь, если возьмешь на себя разделаться с ним… Неаполитанец, видишь ли, оказался моим соперником в любовном деле… Так ли я говорю, Осия?
— Ах, вы не думаете о нашей с вами безопасности, синьор Градениго… Праведный Даниил! Я не вижу никакой необходимости наносить смертный удар, Джакопо. Достаточно ранить его, чтобы он на некоторое время оставил мысль о женитьбе.
— Нет, Джакопо, бей прямо в сердце! — сказал Джакомо. — Потому-то я и обратился к тебе, что знал твердость твоей руки.
— Это совсем ненужная жестокость, синьор Джакомо, — возразил ювелир. — Для наших планов достаточно, чтобы герцог приблизительно с месяц не выходил из дома.
— Упрячь его в могилу, Джакопо! Слушай меня хорошенько! Я тебе обещаю сто цехинов за удар, еще сто за то, чтобы он был убит наповал, и еще сто, чтобы его бросить в канал Орфано, где вода навсегда скроет нашу тайну.
— Таким образом, вы не согласны ограничиться только раной, синьор Градениго? — спросил ювелир.
— Ни в каком случае! И я не дам тогда ни одного цехина. Согласен ты на мои условия, Джакопо?
— Точно так, синьор, я их принимаю.
— В таком случае греби к Лидо. Мы его обманули, послав письмо от имени той девушки, чьей руки мы оба добиваемся. Он будет там один в надежде покинуть вместе с ней Венецию. В дальнейшем я полагаюсь на тебя. Ты меня понимаешь?
— Вполне, синьор.
— Ты меня знаешь и можешь рассчитывать на то, что я тебе обещал… Осия, мы свое дело сделали.
Джакомо Градениго дал знак подъехать своей гондоле и, бросив Джакопо кошель с первой частью обещанной платы, вошел в свою лодку с равнодушным видом человека, привыкшего смотреть на подобные средства, как на вполне законные для достижения своей цели. Осия, видимо, не мог так действовать. Это был скорее ловкий плут, чем злодей, и крайность, до которой доходил в своей мести Джакомо, сильно пугала его. Уходя, он остановился, чтобы сказать несколько слов Джакопо.
— Говорят, что у тебя меткий удар, Джакопо, — сказал он еле слышно. — При твоей ловкости ты должен так же искусно наносить раны, как и убивать. Не убивай неаполитанца, а только ткни его хорошенько.
— А ты забыл про золото, Осия?
— Ах! Какая у меня память. Деньги твои ни в каком случае не пропадут, если ты все уладишь таким образом, что дашь моему кавалеру надежду на успех у завидной наследницы.
Джакопо сделал нетерпеливый жест, потому что в эту минуту он заметил гондолу, приближавшуюся со стороны Лидо. Еврей перешел в лодку своего спутника, а браво направился к острову. Быстрыми шагами он пошел к могилам.
— Не меня ли ты ищешь? — спросил его человек, выходя из-за песчаного холмика и держа наготове обнаженную шпагу.
— Вас, герцог, — ответил Джакопо, снимая маску.
— Тебя ли я вижу, Джакопо? Говори скорее, что ты знаешь о Виолетте?
— Идите за мной, дон Камилло, и вы се сами увидите.
Дон Камилло вошел в гондолу Джакопо, и, когда они были в одном из проходов Лидо, ведущих к заливу, браво начал свой рассказ. Он быстро передал дону Камилло все случившееся, не забыв о планах Джакомо Градениго насчет убийства соперника.
Фелука, получив пропуск от полицейских агентов на сторожевой галере, уже вышла из порта и плыла теперь каналом, по которому должна была выехать в Адриатическое море. На море было тихо, легкий ветерок долетал с берега. Все благоприятствовало беглянкам. Они сидели, прислонившись к мачте, и, наслаждаясь красотой лунной ночи, всматривались в удалявшиеся купола Венеции. Время от времени с каналов доносилась музыка, навевая грустное настроение. Вдруг раздался плеск воды от подъехавшей гондолы, и дон Камилло, прыгнув на палубу фелуки, обнял свою молодую супругу.
После коротких переговоров Стефано Милано решил навсегда оставить службу у республики и перейти к своему феодальному владельцу. Времени терять было нельзя. Натянули паруса, и фелука стала быстро удаляться от берега, имея на буксире гондолу Джакопо.
— Вам надо отправиться в Анкону, синьор Камилло, — сказал браво, все еще не решавшийся уехать. — Там вы немедля обратитесь к покровительству кардинала-секретаря… Если Стефано пойдет открытым морем, вы можете встретиться с галерами республики.
— Не бойся за нас, милый Джакопо. Но что с тобой будет, если ты останешься в руках Сената? Вот что меня беспокоит.
— Будьте спокойны, синьор. Покинуть Венецию теперь, вы знаете, я не могу. Я привык и к опасностям, и к нищете, и к… разочарованиям…
Он поцеловал руку донны Виолетты, которая, не зная еще всех оказанных им услуг, слушала его с удивлением.
— Дон Камилло Монфорте, — продолжал браво, — опасайтесь Венеции. Не доверяйте ее обещаниям. Мне лучше всех известна фальшивость ее правительства. Не забудьте, что это мое последнее вам слово…
— Ты так говоришь, Джакопо, как-будто нам не придется больше увидеться.
Браво отвернулся. Луна освещала его лицо, на котором можно было прочесть и радость от удавшегося предприятия, и тревогу за будущее.
— Ни за что в будущем нельзя ручаться, — отвечал он, как бы про себя.
Коснувшись руки дона Камилло, он поспешно прыгнул в гондолу. Отвязали веревку, и фелука удалилась, оставив браво одного на волнах Адриатического моря. Дон Камилло побежал на корму и последний раз взглянул на Джакопо, возвращавшегося в Венецию.