Обнаружение огня было чрезвычайно важным обстоятельством для Зверобоя и его друга. Можно было предполагать, что Гуттер и Генрих Марч задумают сделать новое нападение на индейцев, как только будет пробуждено их усыпленное внимание. По мере того, как приближался час свидания, могикан не думал больше о своих трофеях и о поражении неприятеля, а заботился только о том, чтобы уснувшие товарищи не расстроили его планов. Ковчег приближался медленно, и прошло больше четверти часа, прежде чем он подошел к назначенному месту. Чтобы укрыть свой огонь от наблюдений из замка Пловучего Тома, индейцы расположили его на самой южной оконечности мыса, и он до того заслонен был с этой стороны густым кустарником, что даже сам Бумпо, лавировавший направо и налево, терял его из вида.
— Минги развели огонь почти возле воды, — сказал Зверобой, обращаясь к Юдифи. — Это показывает, что они вовсе не ожидают отсюда нападений. Хорошо, что ваш батюшка и Генрих Марч заснули крепким сном, иначе они опять могли бы пуститься в свои опасные проделки.
Положение ковчега представляло свои выгоды и невыгоды. Огонь скрывался по мере приближения ковчега к берегу, который мог быть гораздо ближе, чем нужно. Между тем было известно, что немного дальше озеро имело значительную глубину, и ковчег в случае бегства не мог сесть на мель. Рассчитывали также, что никакого плота не могло быть в этом месте, и погоня со стороны неприятеля оказывалась невозможною. Притом густой мрак закрывал их совершенно, и для них не могло быть ни малейшей опасности, если бы они ехали без шума. Все эти замечания Зверобой сообщил Юдифи, давая подробные наставления в том, что ей нужно делать в случае тревоги.
— Теперь уже пора мне и Чингачгуку пересесть в лодку, — закончил Бумпо, когда молодая девушка внимательно выслушала его наставления. — Правда, нет еще нужной нам звезды, но она вскоре взойдет, да, вероятно, никто из нас в эту ночь не увидит ее за облаками. Вахта, я уверен, теперь держит ухо востро и не опоздает ни на одну минуту, если только дикари не запрятали ее в какую-нибудь трущобу.
— Зверобой, — с живостью возразила Юдифь, — это предприятие чрезвычайно опасно, и я не понимаю, зачем вы тоже принимаете в нем участие?
— Как зачем? Разве вы не знаете, что мы хотим похитить Вахту, невесту Чингачгука, на которой он женится тотчас же по возвращении домой?
— Но ведь жених-то индеец, а не вы, и это предприятие такого рода, что его можно с одинаковым успехом выполнить и одному, без всякого постороннего содействия.
— Понимаю вас, Юдифь, отлично понимаю. Вы хотите сказать, что все эти дела касаются одного только Чингачгука, и так как он один может справиться с лодкой, то незачем еще другому вместе с ним итти на очевидную опасность. Но вы забываете, что в этом-то и состоит цель нашего прибытия на это место, и мне стыдно было бы отказаться от задуманного плана только потому, что он довольно опасен. Притом, если молодые девушки дорожат любовью и готовы из-за нее на самопожертвование, то, конечно, никто не мешает и мужчинам проявлять то же чувство во имя дружбы. Могикан, разумеется, мог бы справиться с лодкой без посторонней помощи, но если, сверх ожидания, будет сделано со стороны мингов нападение, то помощь друга для него явится необходимой. Да и сами вы, Юдифь, неужели согласились бы оставить друга в опасную минуту?
— К несчастью, вы совершенно правы, Зверобой, но я очень хотела бы удержать вас на ковчеге. Обещайте мне, по крайней мере, не заходить в самый лагерь дикарей и ограничиться только похищением девушки.
Зверобой и его краснокожий приятель отправились в опасную экспедицию с таким хладнокровием и предусмотрительностью, которые могли бы сделать честь самым опытным воинам, знакомым со всеми стратегическими хитростями. Индеец поместился в лодке на передней стороне, чтобы удобнее было выскочить на берег и встретить свою возлюбленную, а его рассудительный и спокойный товарищ взялся за весла и управлял легким челноком. Вместо того, чтобы плыть прямо к мысу, отстоявшему от ковчега на четверть мили, Бумпо описал прежде диагональную линию к центру озера, чтоб потом, подъезжая к берегу, можно было принять выгоднейшую позицию. Тот пункт, где высадилась Гэтти и куда теперь обещалась притти Вахта, находился на самой возвышенной оконечности мыса. Надо было предварительно изучить хорошенько эту местность, и Зверобой на минуту остановил лодку.
Ночной мрак увеличивался с минуты на минуту. Еще можно было различить контуры гор с того места, где остановились наши смельчаки. Напрасно могикан обращал глаза к востоку, стараясь разглядеть звезду: облака были не слишком густы на горизонте, но мрак густо окутывал все предметы на далекое пространство. Разговаривая шопотом, они старались угадать, который час. По мнению Зверобоя, звезда должна была появиться через несколько минут, но его нетерпеливый приятель воображал, что было очень поздно и что его возлюбленная, без сомнения, на берегу. Это предположение, разумеется, одержало верх, и Зверобой принужден был спешить, принимая всевозможные предосторожности. Весла поднимались и погружались в воду без малейшего шума, и когда они подплыли к берегу на расстояние пятидесяти ярдов, Чингачгук выпрямился во весь рост и схватился за карабин. Подъехав еще ближе к темной опушке леса, они заметили, что слишком уклонились на север, и переменили направление лодки, которая как-будто двигалась сама собою: так осторожны и обдуманны были все движения гребца. Наконец лодка остановилась на мели возле того места, где накануне высадилась Гэтти и откуда слышался ее голос в тот момент, когда ковчег проезжал мимо. Здесь, как и в других местах, берег был очень узок, но кустарник образовал бахрому у подошвы леса, и почти везде широкие листья висели над водой.
Чингачгук вылез из лодки и, очутившись по колено в воде, осторожно пошел к берегу, оглядываясь по сторонам. Несколько минут бродил он по берегу, надеясь увидеть Вахту или, по крайней мере, услышать ее голос: напрасная надежда! Повсюду царила могильная тишина, и нигде не было заметно человеческих следов. Не теряя понапрасну времени, он опять вернулся к своему приятелю, который успел тем временем причалить лодку, и они начали тихонько разговаривать между собою. Могикан полагал, что они ошиблись местом, Бумпо, напротив, уверял, что приятель его еще слишком рано явился на свидание. Высказав эту догадку, он тотчас же положил руку на плечо могикана и указал на вершины гор, расположенных к востоку. Облака разошлись в этом месте, и вечерняя звезда заблистала между ветвями высоких сосен. Отрадная надежда проникла в душу молодых людей. Они облокотились на свои ружья и насторожились, вслушиваясь в малейший шорох и шелест листьев. Мало-по-малу до их слуха начали долетать смешанные голоса детей и беззаботный смех индейских женщин. Ясно, что друзья находились недалеко от ирокезского стана. Лучи света, озарившие вершины некоторых деревьев, изобличали огонь, разведенный в лесу, но трудно было рассчитать точно расстояние, которое их отделяло от этого костра. Два-три раза показалось им будто кто-то отходит от огня и приближается к месту свидания, но эти звуки были, вероятно, обманом воображения, или, быть-может, какой-нибудь ирокез расхаживал взад и вперед, не думая вовсе выходить на берег. Прошло около четверти часа этого томительного ожидания. Наконец Зверобой предложил, воротившись к лодке, занять более выгодное положение, откуда можно было бы наблюдать все движения индейцев, а также и выяснить причины отсутствия Вахты. Чингачгук решительно отказался принять такое предложение, ссылаясь на то, что Вахта будет в отчаянии, если во время их отсутствия вдруг придет на место свидания и не найдет никого. Находя такую причину основательной, Зверобой вызвался один отправиться в лодку и оставил своего приятеля в кустарнике.
Усевшись в лодку, Зверобой с обычными предосторожностями отчалил от берега и через несколько минут очутился почти на прямой линии между ковчегом и неприятельским лагерем. Вдруг яркий свет совершенно неожиданно поразил его глаза, и вначале ему показалось, что он на виду у ирокезов. Новый взгляд, однако, убедил его, что нет никакой опасности и что его не откроют, пока индейцы останутся в освещенной стороне. Поставив свою лодку в это выгодное положение, он спокойно начал наблюдать.
Индейцы, еще недавно переменившие свой лагерь, были все на открытом воздухе и, считая себя совершенно в безопасности, развели большой костер, бросавший яркое пламя на далекое пространство. Бумпо сразу увидел, что ирокезы были не все. Он заметил, однако, своего знакомца Райвенука, поместившегося на первом плане этой фантастической картины. Тот показывал своему товарищу одного из слонов, вырученных за выкуп пленников, и какой-то оборванный мальчишка с простодушным любопытством смотрел через его плечо. Немного подальше на заднем плане восемь или десять индейцев развалились на земле или сидели, прислонившись спинами к деревьям. Их оружие было также прислонено к деревьям и отчасти лежало возле них на земле. Женщины образовали отдельные группы, и около каждой матери толпились дети. Они спорили, смеялись, весело и беззаботно перебивали одна другую. Одна только старушонка, сидевшая немного поодаль, не принимала, казалось, никакого участия в общем веселье и с озабоченным видом наблюдала все происходившее вокруг нее. Ясно было, что старейшины поручили ей неприятную обязанность, но какую, — неизвестно.
Глаза Зверобоя с озабоченным вниманием искали повсюду возлюбленную Чингачгука. Ее нигде не было видно, хотя свет от костра распространялся далеко во все стороны. Два или три раза ему почудилось, что он слышит ее смех; но он был обманут звонким смехом других индеанок. Наконец старая женщина заговорила о чем-то громко и гневно; тогда, как бы вследствие отданного приказания, появились на заднем плане две или три мрачные фигуры, подошедшие к той части лагеря, которая была больше освещена. Молодой воин вышел первый. За ним последовали две молодые девушки, и одна из них была делаварская пленница. Зверобой понял все: за Вахтой, очевидно, следили, — быть-может, ее молодая подруга, и уж наверное старая ведьма. Молодой воин мог быть обожателем Вахты или ее подруги, и на лице его легко было прочесть сомнение и недоверчивость. Вахта с своей стороны обнаруживала очевидное беспокойство, и ее глаза не раз обращались в ту сторону, где взошла звезда. Повидимому, ей не было никакой возможности удалиться за пределы лагеря, потому что старуха не спускала с нее глаз.
Положение Зверобоя было очень затруднительно. Он знал, что Чингачгук ни за что на свете не согласится воротиться в ковчег, не употребив прежде отчаянных усилий для освобождения своей невесты, а потому, скрепив сердце, он великодушно решился помогать своему приятелю до конца. По некоторым признакам можно было заметить, что женщины скоро пойдут спать. Нужно было выждать эту минуту и рассмотреть хорошенько, в каком шалаше скроется Вахта. Так и хотел поступить Зверобой. Но если, с другой стороны, он слишком долго будет медлить на своем наблюдательном посту, нетерпеливый делавар мог ринуться один в неприятельский стан и своею опрометчивостью испортить все дело. Принимая в соображение все это, Бумпо предпочел вернуться к своему другу и по возможности успокоить его хладнокровными доводами. Этот план приведен был в исполнение не более как в пять минут.
Чингачгук между тем неподвижно стоял на своем посту в ожидании невесты, но его надежда исчезла, когда Зверобой в коротких словах объяснил сущность дела. После предварительных совещаний приятели решились действовать без промедления. Прежде всего они поставили лодку у берега так, чтобы Вахта, явившись на свидание, могла ее увидеть; потом, осмотрев свое оружие, они решили итти дальше в лес. Мыс, вдававшийся в озеро, площадью был около двух десятин, и половина этого пространства занята была теперь ирокезским лагерем. Через несколько минут приятели, пробираясь между густых деревьев, очутились в таком месте, откуда могли видеть все движения ирокезов, не будучи, однако, сами ими замечены. Лагерь был ярко освещен. Женщины вели оживленный разговор: одна из фигурок слонов переходила из рук в руки. Чингачгук с замиранием сердца увидел и свою Вахту. Насторожившись, приятели могли слышать каждое слово.
— А ведь если подумать хорошенько, так и выйдет вздор, сущий вздор, — говорила одна ирокезка. — У гуронов есть зверьки еще, пожалуй, похитрее, да и то ими не хвастаются. Эта игрушка удивительна только для делавара. Гурон завтра же ее забудет. Да и что за диковина? Пусть эти звери подойдут к нашим вигвамам, и наши молодые воины сумеют их отогнать.
Эти слова относились к Вахте и были сказаны с очевидной целью вывести ее из терпения, так как она всегда вступалась за свое племя.
— Беда только в том, что этот зверь не осмелится подойти к делаварским домам, — возразила Вахта. — Он задрожит от страха при одном взгляде на делаварских молодых воинов.
— Вот забавно: молодые воины между делаварами! Да и во всем их племени никого нет, кроме женщин, и желала бы я знать, кто когда слыхал о молодом делаварском воине? Их не боятся даже лани и беззаботно разгуливают где ни попало, когда проходит между ними делаварский охотник. Кто когда слыхал о молодом делаварском воине?
— Все слыхали, кроме, разве, тебя, — с живостью возразила Вахта, — да и ты, конечно, слыхала, если не была глуха, как тетерев. Хотя сам Таменунд теперь стар, как эти горные сосны, или как орлы, которые вьются под облаками, но и он был молод в свое время. Имя Таменунда знает старый и малый на всем пространстве от большего озера соленой воды до пресных вод на западной стороне. А где и когда был род знаменитее семейства Ункаса, хотя бледнолицые разорили их могилы и разметали их кости? Никогда и никакой орел не залетал на такую высь, как они, и не было оленя проворнее их, и никакая пантера не превосходила их своей силой и отвагой. Разве нет теперь между делаварами молодых воинов, крепкогрудых и легких на ходу, как дикие лани? Шире открой свои глаза, и ты увидишь Чингачгука, величественного, как молодой ясень, и твердого, как старый дуб.
Это объяснение вызвало многочисленные возражения, и спор завязался жаркий.
Вдруг могикан пригнулся к земле и, скрывшись за кустарником, испустил звук до того похожий на крик небольшой американской векши, что сам Зверобой на этот раз совершенно был обманут удивительным подражанием и вообразил, что крик этот действительно произведен одной из тех маленьких белок, которые перепрыгивали над их головами с ветки на ветку. Никто из гуронов не обратил внимания на этот слишком обыкновенный звук, но Вахта немедленно прекратила разговор и осталась неподвижною. Она узнала теперь тот самый сигнал, которым возлюбленный в былые времена вызывал ее из вигвама на тайное свидание.
Убедившись, что присутствие его известно, Чингачгук не сомневался в то же время, что молодая девушка употребит все усилия, чтобы освободиться. В ту же минуту Зверобой заметил значительную перемену в обращении Вахты. Продолжая спор, она говорила нерешительно и вяло, давая очевидный перевес своим восторженным противницам. Наконец, спор мало-по-малу охладел, и все женщины встали, чтобы разойтись по своим местам. Тут только Вахта осмелилась повернуть голову в ту сторону, откуда раздался сигнал. Чингачгук повторил его опять, и молодая девушка убедилась, что ей теперь известно место, где был ее возлюбленный, хотя невозможно было разглядеть его из ярко освещенного лагеря ирокезов…
Приближалась роковая пора, когда молодая девушка так или иначе должна была привести в исполнение свой план. Ей предстояло лечь в низеньком шалаше, построенном возле того места, где она стояла. Подругой ее была неотвязчивая старуха. Раз уйдя в эту лачугу, она могла потерять всякую надежду на освобождение, потому что старуха обыкновенно ложилась поперек при самом входе. К счастью, один из воинов приказал ей в эту минуту принести воды. Старуха взяла тыквенную бутылку, подозвала Вахту, и обе отправились к источнику, находившемуся на северной стороне мыса. Им надлежало взобраться на вершину холма и спуститься под гору, где был источник. Все это поняли и сообразили как нельзя лучше оба приятеля, и поспешили укрыться за деревья, чтобы обе женщины могли свободно пройти. Старуха крепко держала Вахту за руку и быстро продолжала итти вперед. Когда они проходили мимо дерева, скрывавшего друзей, Чингачгук схватил свой томагавк, намереваясь раздробить голову старой женщины, но Зверобой, понимавший опасность этой выходки, удержал его руку. Едва они отступили на несколько шагов, могикан еще раз повторил свой сигнал. Гуронка остановилась и с любопытством взглянула на дерево, откуда послышался звук. Она изумилась, что векша могла проснуться в такой поздний час, и это, по ее мнению, был нехороший признак. Вахта отвечала, что не далее как минут за двадцать она слышала такие же звуки: векша, без сомнения, голодна, прибавила она, и отыскивает каких-нибудь крох утолить свой голод. Это объяснение, повидимому, совершенно удовлетворило старуху, и они обе пошли вперед, сопровождаемые теперь молодыми приятелями, которые следовали за ними волчьим шагом. Наполнив водою тыквенную бутылку, старуха собиралась итти в обратный путь, удерживая за руку свою, спутницу. Но в ту самую минуту, когда она готова была двинуться с места, крепкая рука схватила ее за горло с такой силой, что она немедленно освободила свою пленницу. Обвив рукою стан молодой девушки, Чингачгук понес ее через кустарники на северную оконечность мыса. Очутившись на берегу, он обернулся и, не останавливаясь, побежал к лодке.
Зверобой между тем сдавливал пальцами шею старой женщины, давая ей по временам возможность вздохнуть, чтобы она не задохлась. Она сумела, однако, воспользоваться этими промежутками, и в один из таких моментов передышки из ее груди вырвался страшный крик, который всполошил весь лагерь. Зверобой услышал крики ирокезских воинов и через минуту увидел трех или четырех из них, остановившихся перед костром. Стиснув еще раз сухую шею старой женщины и дав ей на прощанье пинка, от которого она повалилась навзничь, молодой охотник бросился через кустарники с карабином в руках, оглядываясь через плечо, как разъяренный лев.