После отстранения оппозиции от участия в руководстве центральными хозяйственными органами (СТО, Наркомфином, Госпланом, Наркомторгом и др.) партия стала пристальнее изучать практическую линию, проводившуюся в этих органах, и её действительный классовый результат. В ряде пунктов обнаружилось то кричащее противоречие между «противобуржуазными» фразами и между уступочной по отношению к частому капиталу практической линией, какое вообще явилось характерным для оппозиции (см. объяснение этого противоречия в работе моей — «Социальный смысл партийной оппозиции», в «Правде» за октябрь 1926 г.). Особенно наглядным оказалось это противоречие в налоговой практике.
Разумеется, основные принципиальные линии налоговой политики решались партией. Потому в самой политике нельзя найти извращений нашей программы и общей линии. Но практические тонкости всевозможных обширных, многопараграфных налоговых «положений», «правил», «постановлений» — всё это разрабатывалось и проводилось уже аппаратами, находившимися под прямым руководством оппозиции. Достаточно вспомнить, что к наиболее ответственным представителям оппозиции одновременно принадлежали — народный комиссар финансов; ведающий Бюджетным управлением член коллегии Наркомфина; ведающий хозяйственно-контрольным планом заместитель председателя Госплана; председатель Бюджетно-финансовой секции Госплана; согласующий вопросы частного обложения народный комиссар торговли, а ранее председатель СТО и т. д. Словом, вся детальная проработка и предварительное согласование налоговых законопроектов производились аппаратами, возглавлявшимися как раз оппозицией. Само собой, что основные директивы партии всегда оставались в силе, — капиталиста у нас всегда облагали на большую сумму, чем рабочего, а кулака облагали на большую сумму, чем бедняка, и т. д. Но в рамках этих директив проводились, как оказалось, детальные практические меры, какие в своей совокупности означали относительное благоприятствование крупному частному капиталу, ослаблявшее полезное действие принятых политических директив. Прохождение же в советском порядке этих многопараграфных налоговых законов через СНК и ЦИК недостаточно помогало делу, ибо внимание сосредоточивалось там на основных линиях, а не на бесконечном количестве налоговых ставок в приложениях (составляющих, например, по сельхозналогу целую брошюру). Да и быстрота прохождения через заседания ЦИК и СНК вообще исключала возможность детальной проверки всех отдельных ставок. А практическую тенденцию этих ставок, как она выяснилась затем на опыте, нельзя было предполагать, не ознакомившись с ними детально. Так произошло, что разрабатывавшаяся и возглавлявшаяся оппозицией налоговая практика в ряде пунктов разошлась с директивами партии в сторону благоприятствования частному капиталу. На соответственных руководителей оппозиции в первую очередь ложится ответственность и за самые эти практические извращения и за то направление, какое в этом отношении сумел проводить находившийся под их ближайшим руководством и контролем бюрократический аппарат. Партии потом пришлось и приходится ещё постепенно изучать и исправлять эти оппозиционно-бюрократические извращения. В основном в налоговом деле их обнаружено шесть.
Вопервых, у нас существует совершенно определённая линия на то, что сельхозналог должен быть для кулаков тяжелее, чем для середняков, а для маломощных должен быть ещё легче. Между тем упомянутая уже докладная записка обновлённого Наркомфина (разработанная под руководством В. Ржевусского) установила, что на деле ставки были разработаны способом, привёдшим на практике к обратному результату. В итоге проверки того, что оказалось на деле в 1925/26 г., Наркомфин на стр. 92 доклада приводит таблицу, показывающую по всей РСФСР в целом тяжесть обложения сельхозналогом каждой группы крестьян. Под тяжестью обложения имеется в виду процент изъятия сельхозналогом средств из дохода крестьянского хозяйства. Все хозяйства разделены на группы смотря по величине дохода в рублях на душу каждого члена семьи в среднем (для того чтобы получить доход семьи, надо эту величину помножить в среднем на пять). Результат проверки оказался для РСФСР таким:
[— Группы по доходу на душу — процент изъятия.]
— От 60 руб. до 80 руб. — 4,9%.
— От 80 руб. до 100 руб. — 4,9%.
— От 100 руб. до 150 руб. — 4,1%.
— От 150 руб. до 200 руб. — 3,7%.
— Свыше 200 руб. — 2,8%.
Иначе сказать — чем зажиточнее крестьянин, тем легче были рассчитаны для него ставки налога. В то время как партия давала директиву нажимать на кулака и облегчать середняка, возглавляемый и руководимый лидерами оппозиции аппарат, за который они несут полную ответственность, в разработке ставок провёл резко выдержанную линию относительного благоприятствования более мощным хозяйствам. Для наиболее бедной группы, по тому же докладу, размер изъятия оказался по РСФСР доходящим до 10,1% дохода, т. е. в три с половиной раза относительно тяжелее, чем для наиболее зажиточных.
В вышедшем в 1927 г. издании Наркомфина СССР «Сельское хозяйство по данным сельхозналога за 1925/26 г.» на стр. 21 «Введения» (в статье т. Лифшица) приведена наглядная иллюстрация, какими приёмами достигнут такой результат. Правительство дало директиву уменьшить в 1925/26 г. сельхозналог на 30% против общей величины его в 1924/25 г. Наркомфин эту директиву выполнил, но так распределил уменьшение по отдельным разрядам, что кулаки получили скидку больше середняков и бедняков, а для бедняков ставки налога были отчасти даже увеличены. Благодаря этому, в отличие от всей советской традиции, и получилась в период руководства оппозицией налоговым делом та неприглядная картина, о какой свидетельствует приведённая официальная таблица.
Тов. Лифшиц приводит такой наглядный пример. Для обложения сельхозналогом крестьяне разбиты на девять групп (самая малосеющая и малопашущая — первая, самая многопашущая и многосеющая — девятая). Внутри каждой группы налог взимается по трём ставкам:
1) за первую полдесятину на едока,
2) за часть выше полдесятины до полутора десятин на едока,
3) за часть выше полутора десятин на едока.
Оказывается, при установлении этих детальных ставок на 1925/26 г. сравнительно с 1924/25 г. была проделана комбинация, которую может проиллюстрировать следующая табличка итогов по Тульской губернии (со стр. 21 упомянутого «Введения» т. Лифшица). Минус означает уменьшение ставки в процентах против предыдущего года, а плюс — увеличение.
[— Группы — первая ставка — вторая ставка — третья ставка.]
— Первая (низшая) — −40% — −14% — +15%.
— Девятая (высшая) — −53% — −35% — −15%.
Надо было всё уменьшение сельхозналога ( около 100 млн. руб. ) употребить на облегчение положения бедноты и середняков, чтобы дать им возможность целых 100 млн. руб. вложить в улучшение своего хозяйства. Для этого государство и пошло на такую жертву, как уменьшение сельхозналога на 100 млн. руб., несмотря на общее напряжение государственного бюджета и недостаточность его для полного удовлетворения всех нужд. А руководимый оппозиционерами аппарат Наркомфина использовал это для наибольшего уменьшения обложения кулаков не только за счёт общего уменьшения сельхозналога, но даже ещё за счёт попутного частичного увеличения ставок налога для низшей группы. Теоретическое обоснование подобной линии «содействия развитию производительных сил» можно найти в некоторых речах т. Сокольникова, например, в выступлении его на декабрьском партийном съезде 1925 г., не говорящем, правда, непосредственно о сельхозналоге и о приложении этой теории к налоговому делу вообще. А что означает она на практике — в этом мы разбираемся теперь постепенно, лишь по мере реального исследования той налоговой практики, какая осталась в наследство от товарищей, проводивших её с извращениями и отступлениями от принципиальных директив партии.
Само собой, что при проведении сельхозналога в следующем 1926/27 г. эти извращения были исправлены. Тяжесть для бедноты была понижена, тяжесть для высших групп была повышена. На следующий, 1927/28 г. это исправление извращений ещё усугубляется. Но уже и отчётные данные о законченном взимании сельхозналога за 1926/27 г. ясно свидетельствуют о наступившем резком переломе практики, о возврате обновлённых финорганов от оппозиционных извращений к советским традициям, к действительному соблюдению принципиальных партийных директив. Приведу для примера (со стр. 93 упомянутой докладной записки) данные по трём округам: Валдайский уезд, Старорусский уезд, Омский округ. Данные эти показывают процент изъятия сельхозналогом средств из доходов крестьянских семей, разбитых на группы по доходности на едока (стр. 273).
[— Группы — 1925/26 г. — 1926/27 г. — плюс или минус.]
— Омский округ:
а) низшая группа — 4,1% — 2,4% — −40%.
б) высшая группа — 13,5% — 16,2% — +20%.
— Старорусский уезд:
а) низшая группа — 2,8% — 2,0% — −29%.
б) высшая группа — 5,6% — 15,0% — +167%.
— Валдайский уезд:
а) низшая группа — 2,1% — 1,9% — −10%.
б) высшая группа — 6,8% — 14,3% — +110%.
Сравнение этой таблички с предшествовавшей может служить превосходной иллюстрацией к вопросу о действительном социальном смысле отстранения оппозиции от участия в руководстве главнейшими правительственными органами. Маркс учил, что высшим критерием теории (мерилом для её оценки) является практика. Ленин добавил, что идиот тот, кто верит на слово. Практика сельхозналога, как и дальнейшие пункты настоящего раздела, могут помочь ориентироваться тем, кто желает разобраться в словах и делах оппозиции.
Вторая существенная директива, о которой здесь теперь приходится говорить — и которая никогда не отменилась партией, — заключается в том, что для кооперации обложение должно быть благоприятнее, чем для частных предприятий. Между тем проверка «наследства» показала, что на деле товарищи из Наркомфина гнули линию на уменьшение тяжести обложения для частников и на увеличение тяжести обложения для кооперации. Это, конечно, вполне соответствует принципиальной линии ряда видных руководителей оппозиции, рекомендовавших изъять государственные капиталы из торговли и тем самым, значит, заменить кооперативную торговлю частной торговлей (во имя вложения в данный момент добавочных средств в постройку новых заводов). Но это, без сомнения, должно оказаться неожиданным для партийного общественного мнения, имеющего совсем другую установку. Доклад инспектора НК РКИ СССР т. Гроссмана, согласованный с Наркомфином (февраль 1927 г.), даёт сравнение изменения тяжести обложения промысловым налогом (уравнительным сбором с зачётом патентного сбора) для кооперации и для частников в интересующий нас период. Тяжесть обложения выражена здесь в проценте, какой составляет обложение по отношению к обороту отдельно кооперации и отдельно частников.
[— Месяцы — кооперация — частники.]
— Апрель — сентябрь 1924 г. — 0,6% — 1,3%.
— Октябрь 1925 г. — март 1926 г. — 0,8% — 1,2%.
Таким образом, тяжесть обложения для кооперации увеличилась на 33% — на треть, а тяжесть обложения для частников, наоборот, уменьшилась на 8%. Частники были обложены в апреле — сентябре 1924 г. тяжелее кооперации на 116%, а в октябре 1925 г. — марте 1926 г. уже только на 50%. Таким образом, бедненьким частникам, размеры чистого накопления которых и без того определяются Наркомторгом для 1924/25 г. в 30% на капитал, давалась возможность положить в свой карман дополнительно ещё разницу от уменьшения для них налогов (до 20 млн. руб.). А кооперации затруднялось вытеснение частника и удешевление товаров. Ибо недобор от уменьшения тяжести обложения для частника «оппозиционный» Наркомфин покрывал путём увеличения тяжести обложения для кооперации. Это не совсем похоже на то финансирование пролетариатом необходимого ему кооперативного строя, которое завещал Ленин. Это больше похоже на финансирование капиталистического хозяйства за счёт кооперации[22].
Для исправления этого извращения, после надлежащей оценки оставленного оппозицией «наследства», советской властью проведено уже в жизнь в 1926/27 г. повышение промыслового налога для капиталистов в соединении ещё со специальным налогом на торговую сверхприбыль. По 30 губерниям уже имеются отчётные данные Наркомфина о результатах обложения частников в 1926/27 г. по новому закону о промысловом налоге (сообщены т. Фрумкиным). Оказывается, обложение возросло в среднем на 46% против предшествовавшего года; но так как и обороты частников возросли на 38%‚ то реально тяжесть их обложения по новому закону увеличилась почти на 6%. Если принять во внимание ещё введение и произведённое увеличение налога на сверхприбыль, то можно считать охарактеризованное выше понижение тяжести обложения частной торговли на 8% уже ликвидированным. Однако выясненные тем временем размеры капиталистического накопления и две дополнительные особенности практики обложения частников позволят поставить вопрос и о дальнейшем увеличении обложения известных разрядов частного капитала.
Вопервых, выясняется, что у нас крупные торговцы обложены относительно легче мелких. Вовторых, детальный анализ (разбор и оценка) ставок налогового обложения, как они разработаны были в своё время аппаратом Наркомфина и существуют ещё посейчас, показывает, что характер их, как выражается в своём докладе т. Гроссман,
« не соответствует основному направлению нашей политики в отношении частного капитала : перемещению его из торговли в промышленность» (стр. 10 упомянутого доклада).
В большей части отраслей торговли ставки обложения капиталистов равны обложению государственной и кооперативной торговли. А почти по всем отраслям частной промышленности они, наоборот, выше, чем в государственной и кооперативной промышленности. Тем самым для частного капитала создаются более лёгкие условия конкуренции в торговле, чем в промышленности. Он как бы специально отвлекается от организации производства новых полезных предметов к организации спекуляции уже существующими предметами. В главе о промышленности было уже указано, что, по налоговым соображениям, капиталистам выгоднее (там, где допускает техника) организовывать «домашнюю систему» капиталистической эксплоатации вместо прямого открытия мастерских и фабрик. Вопрос об изменении обложения в сторону менее жёстких условий для частной промышленности (кроме нежелательных её отраслей), чем для частной торговли, в настоящее время уже стоит на очереди. Таким образом будет устранено и это извращение налоговой практики.
Что же касается обложения крупных торговцев легче мелких, то здесь мы имеем подобие той же обратной прогрессии, какую выше видели для сельхозналога по РСФСР в 1925/26 г. Наркомторг СССР в таблице № 13 своего доклада от декабря 1926 г. (см. также издание Наркомторга «Частная торговля в СССР», М., 1927 г.) приводит соответствующие подробные сведения об обложении частной торговли за 1925 г. Частная торговля для целей обложения разделена была на пять разрядов (низший, разносчики — первый; высший, самые крупные — пятый). По городам Наркомторгом разработаны и даны сведения начиная со второго разряда (второй — это преимущественно киоски, третий — обыкновенные розничные лавки и т. д.). Все цифры таблицы № 13 показывают, какой процент составляют налоги по отношению к обороту по продажам частных торговых предприятий каждого разряда. Вот прежде всего данные о том, какой процент составляет патентный сбор:
— 2-й разряд — 0,85%.
— 3-й разряд — 0,42%.
— 4-й разряд — 0,30%.
— 5-й разряд — 0,19%.
Картина совершенно ясная. Чем крупнее частный торговец, чем на большую сумму частный торговец торгует — тем меньшую долю оборота в виде патентного сбора брал с него Наркомфин по разработанным при т. Сокольникове ставкам. Я указывал уже и подчёркиваю ещё раз, что совершенно невозможно укрываться за формальное утверждение органами власти соответственных «положений», «инструкций» и т. п. налоговых постановлений. Партия и советская власть никогда не давали директивы крупных торговцев облагать легче, чем мелких. Наоборот. Когда в соответствующие органы вносились на утверждение проекты законов с приложением таблиц разных ставок и т. п., то никому не могло притти в голову, что если заподозрить и расшифровать все эти ставки, то выйдет для кулака большее облегчение сравнительно с середняком, а для крупного торговца относительно более лёгкое обложение сравнительно с простым киоском или с уличным разносчиком из безработных. В самом же тексте ни на что подобное и не намекалось, и никогда в своих многочисленных докладах т. Сокольников не предупреждал, что на практике получится такая картина.
Это относится не только к патентному сбору, но и к совокупности всех налогов. Наркомторг в указанной таблице № 13 даёт справку также о том, какой процент к обороту по продажам составляла для частной торговли совокупность всех налогов (включая подоходный, промысловой, гербовый и т. д., в том числе все местные):
— 2-й разряд — 5,02%.
— 3-й разряд — 5,05%.
— 4-й разряд — 4‚00%.
— 5-й разряд — 2,47%.
Иногда распространяют разговоры о том, что платежи за аренду помещения и тому подобные налогообразные сборы будто бы особенно способны задевать именно крупных капиталистов. Потому Наркомторг даёт сведения и о сумме налогов вместе с арендными и прочими «налогообразными» платежами. Результат (в процентах):
— 2-й разряд — 7,81%.
— 3-й разряд — 7,00%.
— 4-й разряд — 5,07%.
— 5-й разряд — 2,87%.
Совершенно подобный же результат и по частной торговле в деревне. По деревне Наркомторг даёт (в той же таблице № 13) данные о всех пяти разрядах. Приведу только общий итог, включающий все налоги (патентный, уравнительный, подоходный, гербовый и т. д.), все сборы, арендные и прочие налогообразные платежи (в процентах):
— 1-й разряд — 10,81%.
— 2-й разряд — 8,45%.
— 3-й разряд — 6,07%.
— 4-й разряд — 4‚31%.
— 5-й разряд — 3,55%.
Следовательно, крупный частный торговец в деревне по отношению к сумме своих продаж обложен (включая аренду и пр.) в три раза легче уличного разносчика. Почти подобную же разницу имеем в городе между крупным торговцем и киоскным. Между тем чистое накопление у крупного (у капиталиста) велико, а у уличного и киоскного его почти нет или вовсе нет. Кому-либо может притти в голову, что поскольку в пятом (высшем) разряде помещаются оптовики — их следует облагать полегче, иначе они прибавку переложат на розничников. Но почему же тогда более крупный розничник третьего разряда должен быть обложен легче более мелкого розничника второго разряда, и тем более первого? Для этого нельзя придумать никакого разумного основания, а просто приходится установить извращение налоговой практики в сторону направления главного нажима не на капиталиста (как следует по директивам партии и советской власти), а в сторону частника неэксплоататорского типа, мелкого и мельчайшего. Особенно резко это проявляется в области так называемых «налогообразных» платежей (аренда за помещение, коммунальные услуги). Если по приведённым данным об обложении частной торговли в городах принять за 100% относительную величину платежей для второго налогового разряда частных торговцев (киоски), то для гораздо более крупных торговцев четвёртого и пятого разрядов по той же таблице Наркомторга получим:
[— … — налоги — аренда и т. п.]
— 2-й разряд — 100% — 100%.
— 4-й разряд — 80% — 24%.
— 5-й разряд — 49% — 15%.
Чрезвычайная неравномерность, неправильность и даже обратная прогрессивность имеют место в особенности как раз по оплате аренды, коммунальных услуг и т. п. Поэтому в настоящее время, когда мы разобрались в «оппозиционном наследстве», уже поставлен и предрешён вопрос о пересмотре всех этих «налогообразных» платежей (как аренда и коммунальные услуги), вопервых, в сторону понижения их для торговцев первого и второго разрядов (для разносчиков и киосков) и для не имеющих наёмных рабочих кустарей, а, вовторых — в сторону приведения в соответствие с принципами налогового обложения (что означает повышение для крупных торговцев сравнительно с мелкими).
Пятое извращение партийной линии налоговой практикой в тот же год руководства оппозиционерами финансовым аппаратом заключается в своеобразном, вполне определённом сдвиге налогового бремени внутри неземледельческого населения. Выше мы видели, что произошло в этот период с сельхозналогом и как партии пришлось потом выправлять допущенные в этом отношении извращения. Видели мы также проявление некоторых соответственных тенденций в обложении частной торговли. Теперь Наркомфин СССР (см. тот же его доклад) разработал данные об изменениях в обложении подоходным налогом в 1925/26 г. разных частей неземледельческого населения сравнительно с предшествовавшим 1924/25 г. (стр. 44–45 доклада). С крестьян, как известно, подоходный налог не взимается, с них берётся сельхозналог. Процент изъятия подоходным налогом средств из дохода каждой группы населения, установленный Наркомфином для 1924/25 г.‚ мы принимаем за 100% и затем по той же табличке Наркомфина смотрим, на сколько процентов он увеличился (плюс) или уменьшился (минус) в 1925/26 г. против предшествовавшего года. Результат (в процентах) оказывается таким:
1. Рабочие — +28,0%.
2. Служащие — +45,0%.
3. Личные промысла (трудовые) — +1,0%.
4. Домовладельцы (мелкие) — 9,0%.
5. Торговцы и предприниматели:
а) мелкие — −6,0%.
6) средние — −2,5%.
в) крупные — −3,8%.
6. Пенсионеры, стипендиаты и т. п. — без перемен.
Эта таблица вполне поясняет, почему для следующего, 1926/27 г. издан новый закон о подоходном налоге. Ибо последнее творчество возглавлявшегося оппозицией аппарата, существовавшее в 1925/26 г.‚ означало, как мы видим, заметное увеличение тяжести обложения подоходным налогом рабочих и служащих, некоторое увеличение тяжести и для мелкого частного хозяйства (трудовые промысла) — и наряду с этим понижение тяжести для всех торговцев и капиталистов (в том числе промышленных). Партийные и советские директивы такой манерой вычислять и устанавливать ставки обложения ставились на голову. Их надо было поставить на ноги. С этою целью в новом подоходном налоге, принятом «после оппозиции» (вошёл в силу с 1 октября 1926 г.), освобождены от подоходного налога рабочие и служащие, получающие до 100 руб. в месяц (раньше было до 75 р. — и несмотря на единодушное желание комиссии ЦИК повысить необлагаемый минимум до 100 руб. уже на 1925/26 г.‚ т. Сокольников настоял тогда на неутверждении этого решения), и повышены ставки подоходного налога для капиталистов. Справка № 19 членам Бюджетной комиссии ВЦИК (от 3 июля 1927 г.) приводит итог изменений в связи с этим распределения подоходного налога по РСФСР в 1926/27 г. сравнительно с предшествующим годом. Приэтом за 100% принят налог со всех физических лиц и с частных юридических лиц (т. е. не засчитан налог с государственных и кооперативных предприятий). Результат оказывается следующим:
[— … — 1925/26 г. — 1926/27 г.]
— Рабочие и служащие — 15,4% — 8,5%.
— Нетрудовые элементы — 65,7% — 79,0%.
Остальная часть подоходного налога с физических лиц приходилась на мелкое частное трудовое хозяйство.
Разумеется, как уже упомянуто было в отношении всего обложения в целом, и в 1925/26 г.‚ несмотря на все эти извращения, капиталисты облагались у нас подоходным налогом сильнее, чем рабочие. Иная постановка сразу бросилась бы в глаза в тексте любого закона, и её никто бы не потерпел и не пропустил. Но тенденция к противоположным поправочкам на практике путём соответственной «разработки» детальных ставок показана и доказана приведённым рядом фактов в полной мере. И она, разумеется, давала на практике свои вредные плоды, достаточно выше охарактеризованные по официальным данным. Лишь после отстранения оппозиционеров от руководства налоговым делом достаточно выяснилось это «наследство», и начаты были пересмотр и исправление замеченных извращений, продолжающиеся и в настоящее время. То обстоятельство, что все эти извращения направлены только в одну сторону, не может не быть характерным для практики тех деятелей, которые, как т. Каменев (тогдашний председатель СТО), т. Сокольников (тогдашний наркомфин)‚ т. Смилга (тогдашний фактический руководитель Госплана, первый заместитель болевшего председателя), возглавляли разработку и проведение всей этой практики, а теперь не прочь объявлять себя особо левыми и чуть ли не бывшими вечно левыми.
Шестой пункт в этой практике, на какой надо будет обратить особое внимание‚ — это полная почти неразработанность мер для обложения частного кредитного капитала. Выше мы видели его размеры и значение для буржуазного накопления. Общественное мнение вполне основательно признаёт денежно-кредитные операции капиталистов самою выгодною отраслью их деятельности. И как раз эти операции остаются у нас на деле почти полностью без налогового обложения, тогда как капиталистическая и трудовая частная промышленность и торговля обложены. Главное затруднение здесь — отсутствие таких резко бросающихся в глаза внешних признаков, какие есть до некоторой степени в торговле и отчасти в промышленности. Но это затруднение не непреодолимое. Мы видели выше (глава шестая), что две трети частного кредитного капитала помещаются в капиталистическую среднюю и крупную промышленность и торговлю. Число всех таких предприятий не безмерно велико, всего около 180 тыс., и их деловые книги (которые они обязаны и должны быть обязаны вести) контролируются фининспекторами. Данные этих книг и выводимых по ним балансов содержат, как мы видели из анкеты Наркомфина, сведения о весьма крупных суммах частого кредитного капитала, о сотнях миллионов. Можно установить, например, обложение определённым процентом всех кредитных оборотов данного торгового или промышленного предприятия (с принятием мер к отнесению этого обложения за счёт соответственного уменьшения процентов по этим кредитным сделкам и т. п.). Можно наметить и некоторые другие зацепки для решения той же задачи; входить в технику здесь не место, но сама задача должна быть поставлена практически, в отличие от того, почти полного налогового невмешательства в доходы капиталистического денежно-кредитного рынка, какое существовало до сих пор. Отсутствие энергии в этом отношении, хотя и неосознанное, можно поставить в некоторую внутреннюю связь с первоначальными расчётами на роль капиталистов для образования внутреннего фондового рынка, где можно было бы размещать госзаймы. Выше уже охарактеризован тот перелом в ориентировке, который в этом отношении наступил в Наркомфине после т. Сокольникова, и показана его правильность.
В связи с вопросом об обложении частного капитала необходимо отметить ещё два обстоятельства. Вопервых, года полтора тому назад у нас были распространены подсчёты некоторых тогдашних работников о неслыханно громадном обложении частного капитала. Выходило так, что не только, не может быть никакого значительного накопления, но вообще остаётся удивляться, как эти страдальцы ещё существуют. Получалось, будто налоги и налогообразные платежи должны поглощать у частных предпринимателей 70% и 80% и даже 91% всего их дохода (за вычетом издержек по самим операциям, но без налогов). Загадкой оставалось, почему же эти самоотверженные люди всё же занимаются торговлей, если вряд ли на остаток можно обеспечить семье хотя бы уровень жизни малоквалифицированного рабочего?
Тенденциозность и агитационное устремление этих выкладок были ясны и тогда. Задачей их было создать впечатление такого, якобы существующего, крайнего переобложения частного капитала, чтобы подготовить почву для той политики большего благоприятствования ему, какая одновременно проводилась тем же аппаратом путём скромной разработки и проведения различных сложных, длинных и путанных таблиц ставок и окладов, прилагавшихся к соответственным постановлениям и правилам. Не забудем, что все эти выкладки делались, печатались и рекламировались в то самое время, о котором теперь и Наркомторг, и Госплан, и т. д. на основании всех произведённых затем обследований и собранных материалов установили, что одно чистое накопление у частников составляло тогда не менее 30% в год на капитал.
Теперь секрет этих статистических фокусов раскрыт полностью. «Ларчик просто открывался». Оказывается, тенденциозные агитаторы в пользу частного капитала, — кто, вероятно, сознательно, а кто, надо думать, по невежеству или отсутствию чувства ответственности за свои выступления, — применяли такой приём. Известно каждому, что если торговец платит аренду за торговое помещение, то он включает её в цену тех товаров, какие в этом помещении продаёт. То же относится к уплате промыслового налога и т. п. Так вот статистические фокусники делали допущение, скромно не подчёркивавшееся ими в выступлениях, что торговец не включает в цену продаваемых товаров ни аренды за помещение, ни промыслового налога и т. п. Добряк торговец в СССР — в отличие от торговцев всего мира — будто бы не перелагал на потребителя полностью тех расходов, какие необходимы для продажи товаров. Особенно неуместно и невозможно было такое предположение в годы переживавшегося в то время страной товарного голода, когда не торговец гнался за потребителем, а потребитель за торговцем.
Теперь Наркомфин СССР разработал в упомянутом уже докладе данные о фактическом обложении частного капитала с учётом перелагаемой и неперелагаемой части налогов, арендных и других платежей до «добровольных сборов» включительно. К неперелагаемым отнесены подоходный налог, ряд «добровольных платежей», квартирный налог, та часть акцизов, аренды, промыслового налога и прочего, какая приходится на потребляемую этой буржуазией часть продукции страны, увеличенная плата в школах и т. д., и т. п. И сразу разлетелись, как дым, все легенды о том, будто бедненькие капиталисты платят у нас чуть ли не до 90% своего дохода (и надо спешить им на помощь). Оказалось, что даже по преувеличенному подсчёту (не принят во внимание доход от кредитного капитала, неполно учтена перелагаемость), всё же никак нельзя вывести обложение частной торгово-промышленной деятельности выше 27,8% за 1924/25 г. и выше 26% за 1925/26 г. Мы видели выше, что, по подсчёту Наркомфина, для всего частного капитала за 1925 — 1926 г. эта величина абсолютно составляет 180 млн. руб. Если взять полностью доход буржуазии (с доходом от кредитного капитала, контрабанда и пр.), даже не учитывая неполный подсчёт перелагаемости, то реальная тяжесть обложения для частного капитала в 1925/26 г. окажется даже только около 18% к его доходу. Но во всяком случае 26% по подсчёту Наркомфина или 18% по более полно учитывающему доходы моему подсчёту, — всё это крайне далеко от тех фантастических 70%, 80% и даже 90%, которые не раз гуляли по страницам нашей печати.
Если бы правильны были малевавшиеся нам картины о полной невыносимости налогов для капиталистов, эти самые капиталисты давно закрыли бы свои оптовые предприятия. Но, как мы видели, действительно тяжелы были налоги не для них, а для самой мелкоты — разносчиков, мелких розничников и т. п., для которых тяжесть обложения втрое больше тяжести его для крупнейших торговцев (см. выше). Эта мелкота действительно иногда разорялась (особенно кустари и т. п.)‚ а крупные капиталисты обычно только перебрасывали свои средства из торговли мануфактурой в скупку кустарных изделий и т. п.
Второе обстоятельство, на каком необходимо остановиться в связи с вопросом о налоговом обложении частного капитала, — это вопрос о связи между размерами налогов и современной дороговизной в СССР. Частные торговцы и их идеологи (а равно поддающиеся их влиянию элементы) пытаются обычно свалить ответственность за дороговизну товаров в частной торговле на советскую власть: она облагает будто бы слишком высокими налогами.
На деле вся тяжесть обложения по отношению к цене товаров и особенно разница в этой тяжести между обложением торговли частной и кооперативной так невелика, что объяснять ею дороговизну товаров в частной торговле сравнительно с кооперативной совершенно невозможно. Гораздо более значительную роль играет повышенная нажива частника сравнительно с уровнем кооперативной прибыли. Отсутствие решающего значения нашего уровня налогов для современной дороговизны в частной торговле доказано за последние годы дважды экспериментальным путём (на опыте). Выше были приведены официальные данные, показывающие, что в 1925/26 г. тяжесть обложения частной торговли была понижена. А дороговизна в частной торговле, как показывают индексы, в этом году увеличилась. Наоборот, в следующем, 1926/27 г. тяжесть обложения частного капитала была увеличена. А дороговизна в частной торговле промышленными изделиями — впервые за долгое время — перестала расти, а в первое полугодие 1926/27 г. даже несколько уменьшилась. Из этого, конечно, не следует, что стоит увеличить налоги, как сейчас всё подешевеет. Но из этого следует, что не налоги играют у нас в настоящее время решающую роль в направлении движения дороговизны на частном рынке. И, стало быть, все кивания на налоговые меры советской власти как на первопричину дороговизны у частников — не имеют под собою почвы, противоречат фактам и являются проведением чуждой идеологии или невежественной капитуляцией перед ней.
В «Экономической жизни» от 16 апреля 1927 г. работник Наркомфина П. Кутлер сделал сопоставление налогов на частный оборот, величины этого оборота и величины розничных накидок частных торговцев на оптовые цены по Москве за два года (по полугодиям с октября 1924 г. по сентябрь 1926 г.). Приэтом тут приняты во внимание полностью все налоги, как непереложимые, так и перелагаемые (без всякого вычета перелагаемой части). Результат оказывается таким:
[— Месяцы — отношение налогов к сумме оборотов частников — розничная накидка на оптовые цены.]
— Октябрь 1924 г. — март 1925 г. — 8,9% — 40,3%.
— Апрель 1926 г. — сентя6рь 1926 г. — 6,0% — 47,5%.
Тяжесть обложения уменьшилась, а накидка увеличилась. Вся величина обложения в несколько раз меньше одной только накидки в рознице. Частник, используя положение на рынке, не только положил в карман разницу от уменьшения тяжести обложения, но и ещё повысил накидки. И наоборот: удешевление может достигаться без уменьшения налогов с частника — одним увеличением советского вмешательства в организацию рынка, увеличением доли товаров, продаваемой советским путём. Государство энергично принялось за понижение цен промтоваров в собственной и кооперативной сети и усилило соответственное давление и на частников. В итоге частники тоже несколько понизили цены даже при одновременном увеличении налогов с частого оборота. Таким образом, отсутствие причинной связи между нашими размерами налогов и современной дороговизной на частном рынке доказано за последние годы дважды — и прямым и обратным путём. Уровень нынешней наживы капиталистических торговцев вполне позволяет дальнейшее продолжение той же линии на одновременное снижение ими взимаемых с потребителя цен и увеличение отдаваемой государству доли их дохода.