К 1880 году молодым новатором уже полностью была поставлена и четко сформулирована для себя задача жизни.
Мичурин писал об этом впоследствии так:
«Печальная картина русского садоводства вызвала во мне острое до боли желание переделать все это, по-иному воздействовать на природу растений, а это желание вылилось в мой особый, ставший теперь общеизвестным принцип: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача». Этот принцип я и положил в основу своей работы и руководствуюсь им до сих пор. Я поставил перед собой две дерзкие задачи: пополнить ассортимент плодово-ягодных растений средней полосы выдающимися по урожайности и качеству сортами и передвинуть границу произрастания южных культур далеко на север».
И вот с железным, несгибаемым упорством Мичурин в возрасте неполных двадцати пяти лет все свои действия в жизни, каждый свой шаг подчиняет поставленной великой задаче. Все его думы, заботы только об этом. Куда бы ни направлялся он, куда бы ни ехал, он на все смотрит теперь с точки зрения своей благородной и трудной цели.
Но осуществление этой цели он видит все еще в методе акклиматизации, то-есть, иными словами, в приучении иноземных и иноместных плодовых растений к непривычному и суровому для них климату средней полосы России.
Идея акклиматизации полностью овладела Мичуриным после ознакомления его с теоретическими положениями московского садовода, доктора А. К. Грелля. Директор ученого отделения Всероссийского общества любителей садоводства и редактор журнала «Садоводство», доктор Александр Кондратьевич Грелль считал, что приспособление южных, нежных плодовых деревьев к суровому северному климату вполне осуществимо. Однако путь, который выдвигал Грелль, был неверен. Основываясь, вероятно, на каких-то случайных удачах, Грелль и его школа утверждали, что с этой целью следует южные сорта прививать на холодостойкие подвои северных широт.
Неудивительно, что Мичурин заинтересовался этими новыми по тому времени воззрениями. Путь, предлагаемый Греллем, привлекал своей оригинальностью, краткостью, быстротой в достижении цели, был внешне на первый взгляд вполне понятен, ясен, доступен.
Горячо взялся Мичурин за применение греллевской системы в своем небольшом саду. Это казалось ему последним и надежнейшим словом науки. Отказывая себе в самом необходимом, отрывая от себя и семьи последние гроши, продолжал выписывать Иван Владимирович черенки ценных южных сортов и прививать их в кроны деревьев местных выносливых сортов в соответствии с указаниями доктора Грелля.
Сотню сортов яблони (Бойкен, Кальвиль королевский, Пармен золотой, Пепин Рибстона, Ренет Баумана, Ренет канадский, Ренет орлеанский и другие), десятки сортов груши (Бере-Арданпон, БереБоск, Бон-Кретьен, Бон-Луиз, Деканка зимняя и т. д.) и не меньшее число сортов вишни и сливы пытался Иван Владимирович приучить к суровому климату русской равнины «по-греллевски», прививкой на местные выносливые плодоносящие деревья.
Мичурин старался внести свое, новое и в методику доктора Грелля.
В первый год, избрав на подвое ветку, он прививал черенки к тем боковым, почти вертикально стоящим ее побегам, которые всего ближе были к стволу деревца. Остальных побегов у этой ветки он пока что не трогал.
На вторую весну выбирал из принявшихся черенков прошлогодней прививки самые здоровые, срезал их и снова прививал на этой же ветке, только на тех ее побегах, которые отстояли дальше от штамба, от ствола.
На следующую весну он повторял то же самое, еще дальше отодвигая черенок от штамба.
На четвертый год он прививал черенок уже к последнему верхушечному побегу ветви, находящемуся на периферии кроны дерева, а на пятый — срезал побеги последней прививки и пересаживал черенки, полученные из них, на молоденькие дички.
Великого терпения и искусства требовала эта работа, так и не давшая успешных результатов. Но Мичурин сделал при этом ряд своих ценнейших наблюдений о влиянии подвоя на привой. Передвигая прививку по ветке морозостойкого дерева, Иван Владимирович старался постепенно приучать привой к подвою и определить бесспорную для него взаимозависимость между гостем-прививкой и корневой системой дерева-хозяина. Из проверки ошибочной теории Грелля рождались ростки метода «ментора», намечались основы вегетативной гибридизации.
Козловскому новатору очень хотелось лично познакомиться с доктором Греллем. Ему хотелось послать Греллю статью об успехах по акклиматизации растений. Но сделать это можно было не раньше как через несколько лет…
Среди садоводов, ученых и неученых, с давних пор держалось мнение, что вишню путем окоренения черенков размножить нельзя. Все считали, что это давно доказано, и никто не пробовал проверить, так ли это на самом деле.
Но молодой новатор ничего не оставлял без проверки. Он взял несколько черенков вишни и посадил их в ящик с дном особой формы. Вопреки установившемуся среди садоводов мнению в ближайшее же лето черенки великолепно принялись, пустили мочковатые корни и покрылись сочной листвой.
Мичурин написал об этом статью. Статья, правда, была невелика, но написана с подъемом и кое-кого из садоводов-староверов могла задеть не на шутку. Он послал ее в журнал «Садоводство», редактируемой Греллем.
Через некоторое время пришел из Москвы от Грелля ответный пакет.
В пакете была статья Мичурина с надписью на ней из угла в угол толстым карандашом:
«Не помещу. Печатаю только правду. Грелль».
Иван Владимирович пошел в свой сад, вырвал из гряды несколько растений вишни, полученных из черенков, запаковал в рогожный тюк и отправил Греллю с первой почтой.
Когда Грелль получил эту посылку, вероятно, ему было очень не по себе. Подумать только: он, общепризнанное светило, редактор авторитетного журнала, известного всей России, а может быть, даже и за границей, и так осрамился!
А у Мичурина уже нарастало сомнение в правильности греллевской теории акклиматизации вообще. Слишком много было разочарований. Огромная акклиматизационная коллекция плодовых растений в 600 названий, скопленная, сколоченная Мичуриным ценой всевозможных лишений и жертв, постепенно редела.
Случайная встреча с доктором Бетлингом, тоже ученым-садоводом, ехавшим из Москвы в Крым, где он жил, еще более усилила сомнения Ивана Владимировича в теории Грелля.
Доктор Бетлинг, соперничавший с доктором Греллем по части авторитетности и славы, пренебрежительно и даже резко отозвался о «фантазиях Грелля».
— Чем скорее вы откажетесь от подражания этому пропагандисту неосуществимого, тем будет для вас лучше, — сказал Бетлинг Мичурину.
Когда Мичурин не очень смело поведал доктору Бетлингу о своих опытах по гибридизации роз, Бетлинг выразил одобрение:
— Вот розами и занимайтесь… На всю жизнь вам хватит этого почтенного занятия…
Он, конечно, не мог тогда и предполагать, что даст России и миру восьмидесятилетняя жизнь Ивана Владимировича Мичурина.
Но Мичурин, сомневаясь в теории Грелля, как настоящий естествоиспытатель, и путь неудач не считал возможным бросить, пока нет полного доказательства его ошибочности.
Окончательно убедила Мичурина в неприменимости греллевской акклиматизационной методики суровая зима 1889 года. Несмотря на все ухищрения такого мастера садовой хирургии, каким был Иван Владимирович, саженцы и привитые в кроны взрослых деревьев черенки южных сортов яблони, груши, вишни и сливы безвозвратно погибли.
Мичурин с горечью писал впоследствии: «О том, что акклиматизация растений стоит за пределами науки, мне тогда (то-есть в 80-х годах прошлого века) еще не было известно»[14]. Суровый приговор звучит в этих словах и доктору Греллю и всем его тогдашним единомышленникам. Десять лет потратил молодой новатор на проверку греллевской идеи и убедился в ее неосуществимости.
Но было бы неправильно считать это десятилетие временем, потерянным совершенно бесплодно. Не говоря уже о том, что в коллекции Мичурина было значительное количество многообещающих сеянцев, которые явились впоследствии материалом для создания новых сортов растении, сам по себе этот период был для него периодом накопления научных фактов.
Одновременно с опытом акклиматизации по Греллю, особенно в последний период этого увлечения, Иван Владимирович проводил широкие опыты по выведению новых сортов из семян южных и ввозных плодов.
Подводя итог этому второму после прививочной акклиматизации этапу своего творческого пути по выведению новых, лучших сортов плодовых растений — этапу массовой селекции, Мичурин впоследствии писал: «Этого я старался достичь путем выращивания и отбора сеянцев из семян наших лучших и иностранных сортов. Однако вскоре выяснилось, что отборные сеянцы лучших местных сортов давали лишь незначительный перевес в своих качествах против старых сортов, а сеянцы из семян иностранных сортов в большинстве случаев оказывались невыносливыми и их постигла такая же участь… При дальнейшей работе я производил подбор пар растений… и скрещивал их искусственно»[15].
В итоге этих десяти лет для Мичурина уже не оставалось никаких фетишей. Все существовавшие в то время пути были изведаны, проверены на личном опыте, подчас тяжелом и горьком. Следовать более было не за кем…
Пришло время окончательно установить свои собственные методы селекции, выбрать собственный путь в деле обновления и переделки растений. Этот путь был — искусственная гибридизация, тот путь, который он когда-то неуверенно, без достаточного еще опыта и знаний, нащупывал. Но сейчас, вооруженный научными знаниями, он уже по-новому вступал на этот путь.
Правда, и теперь еще предстояло много экспериментировать и терпеть неизбежные неудачи, но цель была ясна.
Вместо прежней пассивной селекции, занимающейся в основном отбором случайных форм, он подошел к селекции творческой, синтетической. На учет были взяты все ошибки и недостатки ранее испробованных методов. Все сильные их стороны также были приняты «на вооружение» смелым новатором. Умелое, глубоко продуманное их сочетание обеспечило ему в дальнейшем большие победы.
Сад Мичурина был в это время полон цветов. Алые и карминовые тюльпаны, сиреневые и голубые гиацинты, молочнобелые нарциссы, тёмнокрасные георгины, огненные гладиолусы, черные амариллисы, кремовые канны, крапчатые кринумы, пурпурные валлоты, разноцветные левкои, розы всех видов и оттенков — все это быстро обжилось в садике на Московской.
Тесноватые клумбы сада пестрели бесчисленными сочными, яркими красками. Молодой новатор и в этом деле ставил себе необычные задачи. Цветы без запаха решил сделать душистыми; цветы однолетние — многолетними; неяркие расцветки заменить яркими. Он начал свои знаменитые опыты скрещивания над казанлыкской масличной розой, стремясь вывести вполне холодостойкие в условиях севера гибриды. Результатом этого впоследствии явилась великолепно цветущая роза Царица света, стелющаяся, зимою уходящая под снег, равнодушная к нашим морозам.
В его садовом журнале работа с цветами отражена была многими обстоятельно и любовно сделанными записями.
Уже по записям 1883 года можно было судить о наличии у молодого исследователя серьезных, весьма существенных наблюдений. Кроме заметок о способах воспитания гибридных сеянцев роз, Мичурин сделал в том же 1883 году запись о подмеченной им закономерности передачи гибридам наследственных признаков растениями-производителями как с материнской, так и с отцовской стороны.
«Сеянцы, полученные из гибридных семян с середины дна околоплодника, — пишет Иван Владимирович, — имеют более сходства с матерью, чем от семян со стенок плода, которые относительно более уклоняются к отцовскому растению.
Конечно, принимаю в расчет, что вообще сеянцы гибридных семян подходят наружным видом более к отцовскому растению и исключение составляют их самые немногие серединные семена» (дневник 1883 года).
Сколько внимательности, настойчивости и проверки потребовало наблюдение, чтоб смелой и уверенной рукой сделать эту короткую запись! К сожалению, для истории, для науки многие записи этих лет, вплоть до 1886 года, были утрачены.
Но уже в этом, 1886 году дневник Мичурина показывает нам настоящего, созревшего ученого, не только с огромным арсеналом исследовательских приемов и объектов, но и с колоссальной методичностью в работе. Около полутораста названий растений фигурирует более чем в 80 записях этого года, кратких, лаконичных, но научно содержательных. Красноречиво и убедительно говорят они о необычайном размахе исследовательской работы Ивана Владимировича Мичурина уже в то время.
Вот, например, несколько записей 1886 года.
«20 июня… Дыни — первая завязь с куриное яйцо. Вишня Евгения — темнокоричневая…»
«26 и 27 сентября. Виноград поспел, сладок, собран ».
Скупая, но значительная по смыслу запись. Это ли не победа смелого новатора — поспевший, вызревший в Козлове сладкий виноград! Всего четыре слова посвятил Мичурин этому событию, но значение его далеко выходило за пределы этой краткой записи.
«1 октября. У тутовых деревьев лист обвис».
«14 октября. 3° тепла, прикрыты виноград, тутовые деревья, актинидия, ежевика, фисташка».
Следовательно, Иван Владимирович Мичурин уже в 1886 году имел в своем саду чудесное растение Тихоокеанского побережья — актинидию и жительницу Африки — фисташку, смело экспериментируя с ними.
Этим же числом, 14 октября, помечена и следующая запись, относящаяся к семечковым плодовым породам — яблоне и груше.
« Посев яблонь и груш, под литерами: А — яблоня Золотое семечко; Б — Кальвиль репчатый, серый, очень хороший; В — Айва палевая, большая; Г — Французская груша сочная; С — Полосатая груша, большая; Д — Кальвиль красный».
Мичурин широко осуществляет селекционный посев.
Заглядываем в дневник 1887 года:
« 1 марта. Утром 4° мороза, в полдень 0°. Посажено 14 горшков гладиолусов, 2 — нарциссов, 2 — тацеттов, 1 — жонглей (жонкиллий), 1 — тюльпанов, 1 — Алнум молле, 1 — Ранункулы азиатской, 1 — анемон и гортензии. Привит персик».
Наряду с подробной записью о посадке экспериментальных цветочных растений, мы видим первую отметку о начавшейся работе с персиком. Какой дерзостью должна была показаться современникам Мичурина эта его запись! Но свой садовый дневник он держал от всех в строгом секрете.
Далее:
« 22 мая. Днем 14° тепла. Привитой померанец тронулся в рост через 25 дней после прививки..»
11 июня. Привит большой дичок в 3 сучка лимоном, апельсином и померанцем, перед прививкой пересажен с убазкой втрое кома и с подсыпкой земли».
Исследовательская смелость Мичурина не знает пределов. Капризнейшие цитрусовые: лимон, апельсин и померанец он вводит в круг своих опытов в Тамбовской губернии.
Он продолжает эксперименты с окоренением черенков таких плодовых, которые, по всеобщему мнению, черенками окореняться не способны.
13 июля. Посажено: 3 черенка черешни Лауэрмана, 2 черенка вишни Дюшес Ангулем…»
10 сентября 1887 года Мичурин делает краткую, но многозначительную запись: «При осмотре черенков своей Морели (июньской посадки) оказалось, что три из них дали корни от 3 до 1/2 вершка длины. Отосланы в редакцию».
Мало кто в городе знал, что в саду у того, кого привыкли именовать «часовщиком» или «железнодорожником», уже росли потихоньку гибридные сеянцы, аккуратно записанные в памятной тетради. Это были не только гибриды роз и других цветочных растений. Особенно хорошо рос и мужал среди них гибрид зарубежной, весьма ценной черешни Винклера белой с неприхотливой известной русской вишней — Владимирской. Иван Владимирович устроил этот «брак» в 1884 году и теперь приглядывался, ожидая, что из этого выйдет.
Это было его первое отдаленное скрещивание. Черешня-южанка и вишня-северянка хоть и родня, но не очень близкая. От успеха этого опыта зависело много важных выводов и решений. Не легче ли приспособится гибрид к новому месту обитания, если его родители происходят из разных мест?
Естественно, что первый опыт получения сорта путем искусственной гибридизации весьма волновал молодого ученого-новатора.
Пришло лето 1888 года. На гибриде, полученном четыре года назад от скрещивания черешни Винклера белая с вишней Владимирской, неожиданно быстро вызрели крупные ягоды. Лето приближалось уже к концу, но плоды все еще не краснели, как полагалось бы вишне; ягоды легко отделялись от плодоножки и даже сами падали с веточки, но все еще оставались белыми, как будто незрелыми. А на вкус они были превосходны. Их сладкая мякоть так и таяла во рту.
Трудно было поверить глазам. Сеянцу всего три года, а он уже щедро осыпан ягодами. Кто бы мог ожидать ягод так скоро. Дерзкий опыт удался впервые полностью, по-настоящему.
Тут же родилось название. Княжна севера[16].
Иван Владимирович взволнованно смотрел на куст своего гибрида. Вот он — первый успех. Только на тридцать четвертом году его жизни пришла она — неоспоримая, настоящая удача. Первый межвидовой гибрид с крупными белыми ягодами, около трех сантиметров в диаметре, вырос у него в саду. Радость победы волновала его сильно и глубоко.
Ободренный удачей, Мичурин написал статью и решил послать ее в Петербург, в Лесной институт, на имя не менее знаменитого, чем Грелль, профессора Александра Фелициановича Рудзкого. Но сначала запросил письмом, интересно ли будет… Профессор Рудзкий откликнулся быстро — просил незамедлительно прислать статью.
В статье описывались не только Краса севера, но и два сорта вишни: Карликовая и Полукарликовая, тоже потихоньку выведенные в садике на Московской. Уверенно, спокойно, деловым тоном была написана статья. На этот раз одновременно со статьей были посланы в редакцию и вишневые веточки с ягодами. Иван Владимирович боялся, как бы не повторилась та же история, что с Греллем.
Кто предки Карликовой, это было не совсем ясно ему самому. Ее мать росла у него еще на Полтавском пустыре, но вырастить деревцо из косточки он рискнул только после переезда в дом на Московской.
Деревцо прельстило Ивана Владимировича как раз своей низкорослостью. Деревцу было уже около пятнадцати лет, а оно едва доходило взрослому человеку до подмышек. Ягоды созревали числу к десятому августа по старому стилю, когда никакой другой вишни уже не было и в помине… Деревцо давало до двух пудов отличных ягод…
Второй сорт — Полукарликовая, мелколистная вишня с розовыми цветами. Эту полукарлицу Иван Владимирович отобрал из сеянцев массового посева.
Для промышленного садоводства карликовые и полукарликовые деревья представляют исключительный интерес. С них легко снимать поспевшие ягоды, не влезая на лестницу. Да и многие другие мероприятия по уходу за деревьями значительно упрощаются.
Объемистый пакет со статьей и вишневыми ветками опять поехал по железной дороге в столицу, на суд к ученым. Иван Владимирович был теперь спокоен. Каждая строка была подкреплена вещественными доказательствами.
И вот почтальон принес туго забандероленный номер журнала «Вестник садоводства, плодоводства и огородничества». Иван Владимирович взял долгожданный номер, развернул его…
На почетном месте в журнале красовалась его статья. Изложено все — и методика, и теоретические соображения, и все фактические данные…
С кем поделиться удачей? Конечно, в первую очередь с отцом… Старик плоховат. Тяжелая жизнь подорвала его силы, он часто и подолгу болеет.
Владимир Иванович лежал с закрытыми глазами. Сын подошел к постели и остановился. Владимир Иванович почувствовал, что кто-то стоит у кровати, и открыл глаза.
— А… сынок! — сказал он и попробовал улыбнуться.
Сыну стало смертельно жаль отца, почти так же, как в детстве, когда он был свидетелем его неудач.
— Слушай, папаша. Я тебе кое-что принес. Статью мою в «Вестнике» напечатали…
— Вот что, — сказал старик. Его глаза на мгновение заблестели. — Что ж, почитай.
Иван Владимирович присел на край кровати и стал читать вслух. Отец поощрительно кивал головой, а глаза держал закрытыми. Лицо у него было торжественное. Может быть, слушая статью сына, он узнавал мечтания деда и прадеда.