Могут указать, что вызывающая у нас серьезные сомнения концепция относительно «закона трудовых затрат» была в свое время выставлена в полемике против Преображенского и что Преображенский во втором издании своей «Новой экономики» сформулировал ряд возражений против этой концепции. И то и другое является бесспорным фактом. Совершенно естественно в настоящее время вдвойне настороженное внимание ко всему, что может быть поставлено в какую бы то ни было связь с идейным багажом троцкизма. Возможно, что у некоторых читателей возникнет сомнение: не является ли критика концепции «закона трудовых затрат» в какой-либо мере уступкой экономической теории троцкизма? Мы полагаем, что подобное сомнение, вполне законное само, по себе, в данном случае при ближайшем рассмотрении дела должно отпасть по ряду совершенно очевидных простых причин.
Прежде всего необходимо иметь в виду, что ни с кем и ни с чем на свете, в том числе и с троцкистскюй теорией Преображенского, нельзя спорить по упрощенному методу: Преображенский, мол, сказал А, значит надо сказать не А. Если бы Преображенскому вздумалось утверждать, что Волга течет в Каспийское море, то не было бы никаких оснований отвергать эту истину лишь на том основании, что Преображенский — теоретик троцкизма. Если Преображенский заявляет о своем отрицательном отношении к английскому королю, то никакая борьба с троцкизмом Преображенского не должна заставить нас оного короля особенно полюбить. Отсюда совершенно понятно, что если в полемике против Преображенского кем-либо сделана какая-либо теоретическая ошибка, то подобную ошибку никогда не поздно исправить.
Даже мы считаем абсолютно ясным, что теоретическое построение Преображенского, основанное на пресловутом «законе первоначального социалистического накопления», падает совершенно независимо от судьбы своеобразной концепции «закона трудовых затрат». Нет нужды повторять здесь всей суммы теоретических и политических аргументов против теории Преображенского. Мы надеемся, что читатели не забыли содержания тогдашней полемики; тот, кто этой полемики не помнит, может ознакомиться с ее содержанием по соответствующей литературе. Теоретическая слабость и непригодность концепции Преображенского коренится в конечном счете в механическом подходе к анализу переходной экономики: за противоречиями, имеющими место в советском хозяйстве, Преображенский проглядел единство системы в целом. Отсюда абсолютно некритическая конструкция «закона первоначального социалистического накопления», выступающего как экономический закон в эпоху, когда совершается постепенное выцветание и отмирание фетишистских (т. е. экономических) категорий и законов. Как известно, по поводу самого термина «первоначального социалистического накопления», впервые приведенного в «Экономике переходного периода» Бухарина, Ленин высказался совершенно определенно. Ленин заметил, что это «детская игра, копирование терминов, употребленные взрослыми». Когда была опубликована эта убийственная характеристика, данная Лениным тому понятию, на котором Преображенский пытался создать «церковь» своей теории переходного хозяйства, Преображенский пытался ответить оговоркой, носящей уже поистине детский характер. По его мнению, Ленин отрицательно отозвался о категории «первоначальною социалистического накопления» по той причине, что Бухарин ввел ее в период военного коммунизма, когда хозяйство разрушалось. Выходит таким образом, что у Ленина нехватило силы абстрактного мышления, для того чтобы отвлечься от условий момента при оценке теоретической конструкции, претендующей на общезначимость для всего периода перехода от капитализма к социализму!
Характеристика Лениным основного камня теоретико-экономической «церкви» Преображенского убийственна. Кто знает, какую характеристику дал бы Ленин «закону трудовых затрат»?
Помимо абсолютной несостоятельности основной категории теории Преображенского — его «закона первоначального социалистического накопления», неисправимый порок его концепции заключается в абсолютно противоестественном и незаконном противопоставлении двух законов — закона ценности и закона накопления, которые как в реальной действительности, так и в теоретической концепции лежат в совершенно различных плоскостях.
Как отмечалось уже не раз, закон ценности не может быть заменен законом накопления по той простой причине, что в любом хозяйственном организме процессы накопления протекают на базе того или иного основного закона движения данного общества. Капиталистический закон накопления действует на базе закона ценности. Процессы накопления в социалистическом хозяйстве должны будут протекать на основе тех общих принципов, которыми будет регулироваться и управляться производственный процесс в социалистическом обществе.
Наконец, кардинальным и важнейшим пороком троцкистской теории советской экономики, сформулированной В. А. Преображенским, является ее механистический и эклектический дуализм. Как известно, Преображенский исходит из представления, будто в советском хозяйстве одновременно действуют два регулятора, между которыми развертывается борьба. Теория двух регуляторов (как и ее несколько прикрытая версия в лице теории двуединого регулятора) насквозь механистична. Она свидетельствует о неумении пользоваться диалектической категорией единства противоположностей. Нам уже приходилось в других местах давать более подробную и развернутую критику теоретических построений Преображенского и, в частности, его теории двух регуляторов. Мы ограничимся здесь лишь формулировкой нескольких соображений, отнюдь не ставящих своей задачей сколько-нибудь полное разрешение чрезвычайно сложного и весьма запутанного в нашей литературе вопроса о регуляторе советского хозяйства.
Необходимо прежде всего заметить, что основным грехом многочисленных попыток постановки проблемы регулятора в советской экономике является то обстоятельство, что обычно вопрос о равновесии ставится механистически, изолированно и оторванно от вопроса о движении. Применительно к проблеме регулятора это означает недиалектический, статический подход, при котором под «регулятором» начинают невольно понимать какое-то метафизическое начало, обеспечивающее данной хозяйственной структуре некое предустановленное равновесие, наподобие предустановленной гармонии блаженной памяти вульгарных апологетов. Равновесие рассматривается не как подчиненный момент и частный случай движения, а как то изолированно и самостоятельно. Разумеется, что при такой постановке вопроса проблема регулятора натыкается на совершенно непреодолимые препятствия, обусловленные, однако, не существом дела, а ошибочным подходом.
Правильная постановка заключается, однако, в том, что равновесие берется лишь как элемент движения; соответственно этому закон равновесия — регулятор — должен рассматриваться как подчиненный элемент основного закона движения данной общественной формы. Мы полагаем, что при достаточно четком проведении этой принципиальной установки должна отпасть значительная часть тех трудностей, с которыми связано обоснование единого регулятора, действующего в нашем хозяйстве. Между тем именно эти трудности, обусловившие ряд неудовлетворительных попыток построения концепции единого регулятора (концепция закона трудовых затрат должна быть, на наш взгляд, также отнесена к числу этих попыток), служили питательной почвой для теории двух регуляторов Преображенского вкупе с теорией двуединого регулятора.
Переходная экономика сочетает в себе элементы различных — более того, противоречивых — хозяйственных укладов. Вели подойти к проблеме статически, могло бы показаться: раз существуют разные уклады — значит имеются соответствующие этим укладам различные регуляторы. Так в основном и рассуждает Преображенский, который на основании анализа различных укладов приходит к выводу, что в советском хозяйстве должны действовать по крайней мере два регулятора. Выдвигаемое против теории двух регуляторов соображение насчет единства советской хозяйственной системы абсолютно правильно, но, на наш взгляд, явно недостаточно. Эта недостаточность всего ярче обнаруживается у т. Бухарина и его учеников. Пока делю ограничивается лишь общим прокламированием единства системы, все обстоит как нельзя лучше. В этой стадии мы имеем чрезвычайно диалектические уверения, что советское хозяйство представляет собою единство, хотя и противоречивое. Как только дело касается, однако, конкретизации этих столь же бесспорных как и общих положений, сторонники концепции закона трудовых затрат фатально приходят к фактическому забвению, отрицанию всей противоречивости того единства, каким является советская экономика. Иначе обстоит дело, если брать советскую экономику в движении. Советское хозяйство мы потому и признаем хозяйством переходным, что оно движется по направлению к социализму. Воспроизводственный процесс в советской экономике представляет собою, как и при всякой иной общественной форме, одновременно процесс воспроизводства общественных производственных отношений, процесс воспроизводства самой общественной формы производства. Абсолютно верно, что воспроизводственный процесс в советской экономике на каждом шагу подчеркивает и доказывает единство советского хозяйства как системы. Совершенно понятно, что сколько-нибудь гладкий и бесперебойный ход воспроизводственного процесса оказался бы принципиально невозможным, если бы он распадался на отдельные самостоятельные и несогласованные тем или иным порядком воспроизводственные круги, функционирующие на базе различных регуляторов. Совершенно ясно отсюда, что применительно к процессу воспроизводства теория двух регуляторов (или, что то же, двуединого регулятора) означает не более и не менее как обоснование неизбежности непрерывных кризисов, беспрестанных перебоев, постоянного нарушения равновесия во всей хозяйственной системе. Если мы, напротив, полагаем, что постоянные кризисы не являются неизбежным законом советского хозяйственного развития, если мы полагаем, иными словами, что советская экономика имеет все основания к тому, чтобы существовать и развиваться, то точка зрения единого регулятора абсолютно обязательна.
Как примирить, однако, этот единый регулятор со специфической противоречивостью всей системы, обусловливаемой ее переходным характером? Как примирить единый регулятор с протекающей в советское экономике борьбой двух начал: плана и стихии? А ведь эта борьба отнюдь не является досужей выдумкой экономиста. Она дает себя чувствовать каждый день. Она является лишь экономической формулировкой ленинского «кто кого?» Забвение моментов борьбы между планом и стихией (существующих, разумеется, на ряду с многочисленными элементами связи и взаимообусловленности между ними) во многих случаях представляет собою лишь иное выражение для затушевывания класовой борьбы в стране.
Нам представляется, что удовлетворительный ответ на поставленные нами вопросы может быть получен лишь в том случае, если рассматривать проблему регулятора в связи с проблемой движения, если понимать регулятор лишь как один из подчиненных элементов общего закона движения данной хозяйственной структуры. В самом деле, ведь советская экономика отличается прежде всего и раньше всего тем, что она развивается в направлении к социализму. Лишь этот «закон движения» советского хозяйства дает нам основание называть его переходным. При всей внутренне-противоречивой структуре советской экономики закон движения к социализму является тем обобщающим, цементирующим и всеподчиняющим началом, которое как раз и обеспечивает единство этой противоречивой системы. Воспроизводственный процесс в советском хозяйстве воспроизводит и присущие переходному хозяйству специфические противоречия. Однако процесс воспроизводства в целом подчинен, он, можно в известном смысле оказать, «управляется» законом движения всей системы к социализму.
Под регулятором производства правильнее всего было бы понимать принцип, устанавливающий определенные пропорции в общественном производственном процессе. Само собою разумеется, что в регуляторе объединяется как форма (или специфический способ) установления или достижения этой пропорциональности, так и конкретное материальное содержание этой пропорциональности. Отрыв формы от содержания является в данном случае, как мы уже видели выше, совершенно недопустимым.
Выше мы видели также, что совершенно неправильно было бы принцип достижения пропорциональности в любой общественно-производственной формации отрывать от закона движения этой формации. Это положение сохраняет силу применительно к советскому хозяйству в полной мере. В переходной экономике как способ достижения определенных материально-хозяйственных пропорций, так и материальное содержание этих пропорций обусловливаются специфическими особенностями нашей общественной формы, ее основным направлением движения и развития к социализму. В том и заключается ведущая роль плана в нашем хозяйстве, что план выступает в качестве знамени, лозунга социалистического пути развития, социалистической индустриализации страны и реконструкции сельского хозяйства. Поэтому мы полагаем, что, рассматривая процесс хозяйственного развития в его динамике, рассматривая, далее, регулятор производства как подчиненный элемент «закона движения» данной общественной формы, можно с полным правом сказать, что единым регулятором переходного хозяйства является плановое начало, которое в беспрестанной борьбе утверждает свою роль ведущего начала в нашей хозяйственной системе. При такой постановке вопроса конкретные случаи срыва плановых предположений насчет той или иной пропорциональности между отдельными элементами воспроизводственного процесса не могут служить сколько-нибудь серьезным аргументом против точки зрения единого регулятора. А в таком случае целиком и полностью падает главное сооружение теории Е. А. Преображенского — его концепция двух регуляторов, которая создает совершенно карикатурное представление о советском хозяйстве.
Мы видим, таким образом, чрезвычайную теоретическую слабость троцкистской теории насчет «первоначального социалистического накопления», концепции двух регуляторов и пр.
Не может быть никакого сомнения, что каждый из этих теоретических грехов в отдельности означает окончательный приговор над концепцией Преображенского. Тем более бесповоротный приговор получается в результате всей совокупности этих ошибок.
Наконец, следует заметить, что, возражая против концепции «закона трудовых затрат», Преображенский все же глубоких методологических корней ошибочности этой концепции не вскрыл. Он отметил лишь некоторые внутренние противоречия этой концепции. Да это и не мудрено: эти противоречия видны, что называется, невооруженным глазом. Но он нисколько не затронул методологической подосновы этих противоречий, а без этого критика «закона трудовых затрат» оказывается абсолютно недостаточной. Между тем, обнаружить эти методологические изъяны Преображенский не мог по той простой причине, что эти изъяны лежат в принципиальном направлении той же известной механистичности мышления, которая характерна и для Преображенского.
По совокупности всех этих обстоятельств мы считаем, что критическое отношение к теории «закона трудовых затрат» нисколько не ослабляет, а, напротив, лишь укрепляет наши позиции в борьбе о экономической концепцией троцкизма, как и со всеми антипартийными и антимарксистскими теоретическими построениями..