ДЕЛО ТЕМНОЙ НОЧИ

Через три дня все было готово и на завтра назначен выезд. Вечером пили чай в комнате Даши. О чтении никто не думал, но все молчали, как это часто бывает перед разлукою у людей, которые на прощанье много-много чего-то хотели бы сказать друг другу и не могут; мысли рассыпаются, разговор не вяжется. Они или не говорят вовсе, стараясь насмотреться друг на друга, или говорят о пустяках, о вздорах, об изломанной ножке у кресла, словом обо всем, кроме того, о чем бы им хотелось и следовало говорить. Только опытное, искушенное жизнью ухо сумеет иногда подслушать в небрежно оброненном слове таких разговоров целую идею, целую цепь идей, толпящихся в голове человека, обронившего это слово. В комнате у Даши пробовали было шутить, пробовали говорить серьезно, но все это не удавалось.

- Пишите чаще,- говорила Анна Михайловна, положив свою хорошенькую голову на одну руку, а другой мешая давно остывший стакан чаю.

- Будем писать,- отвечал Долинский.

- Не ленитесь, пожалуйста.

- Я буду писать аккуратно всякую неделю.

- Ты наблюдай за ним, Даша.

- За Дорушкой за самой нужно наблюдать,- отвечал, смеясь, Долинский.

- Ну, и наблюдайте друг за другом, а главное дело, Нестор Игнатьич... то, что это я хотела сказать?.. Да, берегите, бога ради, Дору. Старайтесь, чтоб она не скучала, развлекайте ее...

Разговор опять прервался. Рано разошлись по своим комнатам. Завтра, в восемь часов, нужно было ехать, и Дашу раньше уложили в постель, чтоб она выспалась хорошенько, чтоб в силах была провести целый день в дороге.

Долинский тоже лег в постель, но как было еще довольно рано, то он не спал и просматривал новую книжку. Прошел час или два. Вдруг дверь из коридора очень тихо скрипнула и отворилась. Долинский опустил книгу на одеяло и внимательно посмотрел из-под ладони.

В его первой комнате быстро мелькнула белая фигура. Долинский приподнялся на локоть. Что это такое? Спрашивал он себя, не зная, что подумать. На пороге его спальни показалась Анна Михайловна. Она была в белом ночном пеньюаре, но голова ее еще не была убрана по-ночному. При первом взгляде на ее лицо видно было, что она находится в сильнейшем волнении, с которым никак не может справиться.

- Что вы? Что с вами? - спрашивал, пораженный ее посещением и ее расстроенным видом Долинский.

- Ах, боже мой! - ответила Анна Михайловна, отчаянно заломив руки.

- Да что же такое? Что? - допрашивался Долинский.

- Ах, не знаю, не знаю... я сама не знаю,- проговорила со слезами на глазах Анна Михайловна.- Я... ничего... не знаю, зачем это я хожу... Зачем я сюда пришла? - добавила она со страданием на лице и в голосе, и, опустившись, села в ногах Долинского и заплакала.

- О чем? О чем вы плачете? - упрашивал ее Долинский, дрожа сам и целуя с участием ее руки.

- Не знаю сама; я сама не знаю, о чем я плачу, - тихо отвечала Анна Михайловна и, спустя одну короткую секунду, вдруг вздрогнула - страстно его обняла, и Долинский почувствовал на своих устах и влажное, и горячее прикосновение какого-то жгучего яда.

- Слушай! - заговорила страстным шепотом Анна Михайловна.- Я не могу... Ты никого не люби, кроме меня... потому что я очень... я ужасно люблю тебя.

Долинский дрожащею рукой обнял ее за талию.

- Тебя одну, всегда, весь век,- прошептал он сохнущим языком.

- Мой милый! Я буду ждать тебя... ждать буду,- лепетала Анна Михайловна, страстно целуя его в глаза, щеки и губы.- Я буду еще больше любить тебя! - добавила она с истерической дрожью в голосе и, как мокрый вьюн, выскользнула из рук Долинского и пропала в черной темноте ночи.