Шесть часов
Появление во дворе Вэнь Цая встретили аплодисментами. Толпа расступилась, давая ему дорогу, и снова сомкнулась, теснясь к столу. Притащили длинную скамью. После некоторых пререканий Вэнь Цай уселся первым. Все взоры обратились на него, и он с улыбкой оглядывал собрание.
Из-за стола поднялся председатель Крестьянского союза Чэн Жэнь, с непокрытой головой, в короткой белой куртке нараспашку. Слабый свет лампы падал на его густые брови и сверкающие глаза. Он обвел взглядом собравшихся и начал с некоторым смущением:
— Отцы! Старики!
В ответ раздался смех.
— Тише! — послышался окрик.
— Мы собрались здесь сегодня поговорить о земельной реформе, о том, как ее проводить, — продолжал Чэн Жэнь. — Понятно? Хорошо ли всем слышно?
— Понятно! — ответили все хором.
Красноносый старик У, тот самый, что созывал на собрание гонгом, очутился у самого стола и, вытянув шею, громко заговорил:
— А что тут понимать? Отобрать землю у помещиков да разделить между крестьянами, чтобы у каждого было свое поле, чтобы не кормиться больше землепашцу у эксплуататоров да предателей.
Он посмотрел на Вэнь Цая и продолжал, размахивая руками:
— С одной семьей, с помещиком Сюй Юу, мы свели счеты еще в прошлом году. Все его добро: землю, дома, скот и зерно, восемьсот дань с лишним — поделили между бедняками. И этот вот двор, на котором мы сейчас собрались, тоже его. Так вот, товарищ, как ты полагаешь — правильно ли мы его отреформировали?
— Кто там болтает и самочинно лезет вперед? Пусть сами товарищи объяснят! — закричали из задних рядов.
— Я сказал немного. А нельзя говорить — и не надо, — виновато улыбнулся старик, глядя на Вэнь Цая.
— В земельной реформе много пунктов. Сегодня мы в них разберемся. Попросим товарища Вэнь Цая нам все рассказать, — вмешался Чэн Жэнь и, повернувшись к Вэнь Цаю, первый примялся аплодировать.
— Вот это правильно! — дружно подхватили остальные.
Вэнь Цай поднялся, по двору пронесся шепот, теснясь и толкаясь, все пододвинулись к нему.
— Земляки! Сегодня мы с вами встречаемся впервые, — громко и внятно начал Вэнь Цай, — и возможно… — Вэнь Цай подумал, что слово «возможно» не народное, и попытался было заменить другим, но не сумел подобрать и снова повторил: — возможно, у вас еще такое чувство, что мы мало знакомы… да, мало знакомы… Но ведь солдаты Восьмой армии и народ — одна семья, мы скоро привыкнем друг к другу. Не так ли?
— Так! — ответили из толпы.
— Сейчас мы начинаем проводить земельную реформу. Что это значит? Это значит, что мы хотим провести в жизнь лозунг «Каждому пахарю свое поле», то есть каждый землепашец будет теперь иметь свою землю, а тот, кто сам не работает на земле, не будет ею владеть.
Поднялся шепот. Чэн Жэнь бросил в толпу:
— Прекратить разговоры!
И Вэнь Цай приступил к докладу о необходимости земельной реформы. Начал он издалека: с истоков истории человечества, с вопроса о том, какие силы создают историю; затем, доказывая своевременность земельной реформы, перешел к анализу международного и внутреннего положения. Сперва он очень следил за собой, стараясь говорить доступным для собрания языком, хотя вводил и новейшие политические термины, на усвоение которых потратил немало времени; вместе с тем он красиво округлял фразы, как того требовали правила риторики. Однако все это не принесло ожидаемых результатов: его ораторского искусства никто не оценил, а попытки вставлять народные выражения прошли незамеченными.
Наконец он добрался до основного вопроса: повторив несколько раз, что у крестьянских масс один путь — земельная реформа, он стал пункт за пунктом объяснять собранию положение о реформе. Пунктов было много: первый, второй, пятый, и снова первый. Вэнь Цай запутался, потерял главную мысль, стал вдаваться в ненужные, утомительные подробности.
Вначале его слушали очень внимательно. Ведь крестьяне ждали кратких, толковых пояснений. Им было понятно, когда речь шла о земле, о повинностях, о расчетах с помещиком. Но к этапам исторического развития они не проявили никакого интереса, ибо не связывали их со своей жизнью. Больше половины речи Вэнь Цая осталась непонятой.
— Как говорит-то! Видно, что образованный! — удивлялись слушатели.
Постепенно всех стала одолевать усталость. От тяжелой работы днем и сильного волнения вечером веки словно наливались свинцом, а потом и вовсе опускались. С большим трудом раскрывались глаза, когда сосед толкал локтем в бок. Крестьяне один за другим выбирались из толпы, усаживались где-нибудь в сторонке и засыпали с полуоткрытым ртом, упираясь локтями в колени.
Записка Ян Ляна не помогла. Вэнь Цай скомкал ее и сунул в карман брюк.
Матери Гу Чан-шэна надоело слушать, она давно уже ушла бы, но ее не пускала жена пастуха. Но вот на руках у одной женщины заплакал ребенок. Она направилась к выходу, за ней стала пробираться и старуха.
— Кому охота, тот пусть и сидит, — ворчала мать Гу Чан-шэна, — а неволить нельзя. Мне, старухе, больше невмоготу. Я вся насквозь промокла от росы, еще заболеешь тут! А ведь моего Чан-шэна нет дома…
— Вот надоедливая старуха! Кто тебя звал? Сама напросилась! Ну, иди, иди! Все равно, у ворот стоят ополченцы, — сурово сказала ей Дун Гуй-хуа.
— Ай-яй-яй, какая сердитая! Председательница, так и нос задираешь! Боюсь я тебя! Я ведь не из помещиков-предателей.
От скуки и усталости многие стали прислушиваться к перебранке между женщинами и даже поднимались на цыпочки, чтобы разглядеть старуху.
— Кто там шумит? Вот я вам покажу! — крикнул один из ополченцев.
В ответ поднялся шум, он становился все громче, наконец, крики слились в один общий гул, заглушая голос оратора. Вэнь Цай замолчал, с возмущением оглядывая беспокойных слушателей.
— Тише! Перестаньте шуметь! — надрывался кто-то из-за спины Вэнь Цая.
Но тут закричал сразу весь двор. Обеих женщин, наконец, выпустили, но с улицы еще долго доносилось ворчание сварливой старухи.
Чтобы восстановить порядок, взял слово Чжан Юй-минь:
— Необходимо довести собрание до конца и внимательно выслушать речь товарища Вэня. Если что останется непонятным, мы соберемся завтра еще раз. Ведь мы же Крестьянский союз, нам следует ясно представить себе, что такое передел земли, это — наше кровное дело. Не так ли? Давайте же спокойно дослушаем Вэнь Цая!
Крестьяне стали возвращаться на свои места. Правда, кое-кто так и остался в стороне, усевшись на ступеньку или прислонившись к столбу. Собрание продолжалось.
Командиру народного ополчения Чжан Чжэн-го не сиделось на месте. Он плохо понимал Вэнь Цая и решил пойти проверить посты. Когда он вернулся, Вэнь Цай все еще говорил. Чжан Чжэн-го взобрался на крышу, где тоже расположился патруль.
Здесь было прохладно, легкий ветерок продувал одежду. Все было залито лунным светом. Над плодовыми садами, с трех сторон окружавшими деревню, разлилось белое сияние. Где-то там, вдали, скрывалась река Сангань. Кое-где среди деревьев клубился дымок, он не поднимался вверх, а стелился понизу, легкий и прозрачный в свете луны. Сторожа в садах жгли полынь, чтобы отогнать комаров. На небе мерцали звезды. Бледной полосой выделялся Млечный Путь. Большая Медведица опускалась к горизонту. Неподалеку заревел осел.
На гребне крыши сидели три ополченца. Один опирался на ружье, двое других держали ружья на коленях.
— Командир! Всем спать хочется, никто ничего не понимает, а начальник говорит длинно, слишком куль… культурно. Командир, а ты запомнил, о чем он говорит? — шепотом спросил один из ополченцев.
— Человек для нас старается, нужно слушать внимательно и об охране не забывать, — ответил Чжан Чжэн-го.
Масло в лампе догорало. Во дворе стало совсем темно, хотя Чэн Жэнь несколько раз поправлял фитиль. Наконец Ху Ли-гун не вытерпел, что-то шепнул Вэнь Цаю, и тот закончил свою речь. Дремавшие сразу очнулись и, не дожидаясь конца собрания, стали выходить на улицу. Чэн Жэнь громко крикнул:
— Завтра вечером приходите пораньше!
Из школы для малограмотных, протирая глаза, вышло несколько активистов. Ли Чан растерянно проталкивался вперед, спрашивая:
— Что, кончилось собрание?
Бригаду провожал домой один Чжан Юй-минь. Дорогой никто не обмолвился ни словом. Впереди сонно плелась группа крестьян. Громко зевая, один из них пошутил:
— Не успели расправить плечи, а зады уже отсидели!
Но другой, оглянувшись на бригаду, толкнул шутника локтем. Тот прикусил язык, и они, смеясь, прибавили шагу.
— Кто это? — спросил Ян Лян.
— Оба они бездельники, демобилизованные, один — брат Чжан Бу-гао, а другой — сын нашего хозяина.
Старый Хань еще не спал и, встретив гостей, стал было расспрашивать о собрании, но Ху Ли-гун сказал очень серьезно:
— Нужно сегодня же толком договориться, как вести работу.
Несмотря на усталость, Вэнь Цай и после собрания испытывал некоторый подъем; ему казалось, что собрание прошло неплохо. Уловив в голосе Ху Ли-гуна недовольство, он насторожился и хотел было ответить, но промолчал: общественное мнение рассудит, кто из них прав. И он бодро обратился к Чжан Юй-миню:
— Как ты считаешь, товарищ? Разве не надо было подойти издалека, провести, так сказать, идейную мобилизацию?
Чжан Юй-минь еще не нашелся, что ответить, как вмешался Ху Ли-гун:
— Хороша идейная мобилизация! Шесть часов заседали, а выступил только один оратор. Просто удивительно, что не все заснули. Уж извини, скажу напрямик! Ты разве не заметил, как сладко спали люди? Да и говоришь ты так, что крестьянину не понять.
Но его слова не поколебали самоуверенности Вэнь Цая. Стоило ли обращать внимание на такого мальчишку? Он взял со стола книгу «Культура Севера» и заметил спокойно:
— Крестьяне — люди отсталые, интересуются только сегодняшним днем. Им надо все растолковывать постепенно. Только мелкая буржуазия думает, что стоит лишь кликнуть клич, чтобы все запылало. Так не бывает. Я вполне удовлетворен сегодняшним собранием, хотя признаю, что язык у меня не простой.
И он стал перелистывать книгу, отыскивая нужную ему статью.
— Нельзя так презрительно относиться к крестьянам, — продолжал Ху Ли-гун. — Конечно, культурный уровень у них низкий, разводить теории они не умеют. Но они давно научились воевать, так же как и бороться за землю, верно? — обратился он к Чжан Юй-миню за подтверждением. — Ты ведь здешний, товарищ Чжан, разбираешься в местных условиях лучше, чем мы, у тебя и боевой опыт. Скажи, есть ли смысл в собраниях?
— Собрания, конечно, нужны, — перебил его Ян Лян, — разъяснить земельную реформу необходимо, и сегодняшнее собрание тоже имело смысл. Но сейчас уже поздно. Отложим разговор на завтра.
— Нет, надо сегодня же обсудить самое главное, ведь товарищ Чжан не посторонний… — волновался Ху Ли-гун.
Ян Лян, однако, настойчиво повторил:
— Товарищ Чжан, конечно, — лицо решающее. И местный актив разбирается в деревенских делах лучше, но, мне кажется, все же на сегодня хватит, все устали. Продумаем сами все, что мы слышали, а завтра обсудим. Верно, товарищ Чжан?
— Верно, Лян, ты прав, будь по-твоему. Отдохни, товарищ Вэнь, а я пойду. — Чжан Юй-минь торопливо направился к выходу.
— Я запру за тобой ворота, товарищ Чжан, — сказал Ян Лян и пошел за ним. Он хлопнул Чжана по плечу и негромко проговорил:
— Не всякое начало успешно; бывает, что и шишку набьешь. Мне тоже кажется, что сегодня собрание слишком затянулось и Вэнь Цай выступал неудачно. Но беда невелика. На первом собрании было необходимо рассказать о земельной реформе побольше. Ты, товарищ Чжан, сам из батраков, вступил в партию еще до освобождения. Вноси побольше предложений, прислушивайся к массам. Вникай глубже в деревенские дела. Крепко стой на своем. Мы здесь люди новые, будем с тобой обо всем советоваться. Не бойся трудностей, мы справимся с ними сообща. Завтра еще потолкуем. Самое главное — хорошо выполнить нашу задачу. Верно?
Всегда сдержанный Чжан Юй-минь на этот раз с радостью откликнулся:
— Вот и хорошо, Лян! Завтра все обсудим. В деревне людей как будто немного, да все разные, и получается наша задача не такой легкой, как кажется сначала. Хорошо, что вы с нами. Учите нас, а мы будем набираться у вас опыта.
— Только бы нам выполнить указания председателя Мао! Если мы сумеем идти в ногу с народом, — сказал Ян Лян, — просвещать его, помогать ему и обо всем с ним советоваться, если нам удастся определить, что для него самое главное, — дело будет сделано. Больше уверенности, больше бодрости, товарищ Чжан, и работа пойдет на лад.